работать. Полно сухой листвы, самый пустяковый дождик поднимает на ней
страшный шум, а после распространяется кофейный запах прели. А я не
могу работать...
Может, ничего этого и не надо? Хорошая наследственность,
качественное трудовое воспитание, гигиенические условия жизни... Пусть
умные люди сами воспроизводят себя: заводят побольше детей с хорошей
наследственностью. Прокормить смогут, заработка хватит - они ведь
умные люди... И воспитать смогут - они же умные люди... И не
потребуется никаких машин-Сегодня звонил Гарри Хилобок. В институте
организуется постоянно действующая выставка "Успехи советской
системологии", и, понятное дело, он ее попечитель.
- Не дадите ли что-нибудь, Валентин Васильевич?
- Нет.
- Что ж вы так? Вот отдел Ипполита Илларионовича Вольтампернова
три экспоната выставляет, другие отделы и лаборатории многое дают.
Надо бы хоть один экспонат по вашей теме, неужели до сих пор ничего
нет?
- Нет. Как дела с системой биодатчиков, Гарри Харитонович?
- Э, Валентин Васильевич, что значит одна система в сравнении со
всей системологией, хе-хе! Будем делать, а как же, но пока сами
понимаете, все бросили на борьбу за оформление выставочных стендов,
макетов, демонстрационных табло, трафаретные надписи на трех языках
составляем, а как же, голова кругом, и лаборатория перегружена и
мастерские, но если у вас, Валентин Васильевич, появится что-то для
выставки, устроим, это у нас зеленой улицей идет...
Я чуть было не сказал ему, что именно система биодатчиков нужна
мне, чтобы осчастливить выставку своим экспонатом (пусть делает, а там
посмотрим), но сдержался. Все бы тебе ловчить, Кривошеин!
Разбрелись мои экспонаты по белу свету. Один грызет гранит
биологической науки в Москве, другие - травку и капусту на огородах.
Один и вовсе забежал неизвестно куда...
Выставить, что ли, "машину-матку" для потрясения академической
общественности? Производить для демонстрации двухголовых и шестилапых
кролей - по две штуки в час... То-то будет шуму.
Нет, брат. Это устройство делает человека. И от этого никуда не
денешься".
Глава двенадцатая
Любое действие обязывает. Бездействие не
обязывает ни к чему.
К. Прутков-инженер
"11 октября. Повторяю опыты по управляемому синтезу кроликов -
просто так, чтобы механизмы не простаивали. Снимаю все на пленку.
Будет кинодокумент. Граждане, предъявите кинодокументы!"
"13 октября. Изобрел способ, как надежно и быстро уничтожить
биологическую информацию в "машине-матке". Можно назвать его
"электрический ластик"; подаю на входы кристаллоблока и ЦВМ-12
напряжение от генератора шумов, и через 15-20 минут машина забывает
все о кроликах. Будь у меня этот способ раньше вместо команды "Нет!",
я каждый раз уничтожал бы дубля Адама необратимо и основательно.
Не знаю только, было бы это ему приятнее...
Время осыпает листья, холодит небо. А дело стоит. Не могу я снова
браться за серьезные опыты, духу не хватает. Растерялся я...
Ну, вот что, Кривошеин! Можно считать доказанным, что ты не бог и
не пуп Земли. А раз так, то следует искать помощи у других. Надо идти
к Аркадию Аркадьевичу..."
- Эге! - нахмурился аспирант Кривошеин.
"...Следует поступать в установленном порядке. Он - мой начальник.
Впрочем, дело не в этом: он - умный, знающий и влиятельный человек. И
великолепный методист, умеет четко формулировать любые задачи. А
"сформулированная задача, - как написано в его "Введении в
системологию", - есть записанное в неявной форме решение данной
задачи". Этого мне как раз не хватает. И тему мою он поддержал на
ученом совете. Правда, он не в меру величествен и честолюбив, но
столкуемся. Ведь он умный человек, поймет, что в этой работе слава -
не главное.
Э, погоди! Благие намерения само собой, а разумная осторожность не
помешает. Выдавать Азарову за здорово живешь святая святых открытия -
что "машина-матка" может синтезировать живые системы - нельзя. Нужно
начать с чего-нибудь попроще. "А там посмотрим", как он сам любит
выражаться.
Нужно синтезировать в машине электронные схемы. Это то, на что
нападал старик Вольтампернов, и это, кстати сказать, моя официальная
тема на ближайшие полтора года.
"Надо, Валентин Васильевич, надо!" Прикинем схему опыта. Вводим в
жидкость шесть проводов: два - питание, два - контрольный осциллограф
и два - генератор импульсов. Задаю машине через "шапку Мономаха"
параметры типовых схем, примерные размеры. Здесь я точно знаю, что
"то", что "не то" - дело знакомое".
"15 октября. В баке возникают закругленные квадратики коричневого
цвета, похожие на гетинакс. На них оседают металлические линии
проводников схемы, прослойки изоляторов, накладываются друг на друга
пленочки конденсаторов, рядом пристраиваются полоски сопротивлений,
пятна диодов и транзисторов... Это похоже на пленочную технологию,
которая сейчас развивается в микроэлектронике, только без вакуума,
электрических разрядов и прочей пиротехники.
И до чего же приятно после всех головоломных кошмаров щелкать
переключателями, подстраивать рукоятками резкость и яркость луча на
экране осциллографа, отсчитывать по меткам микросекундные импульсы!
Все точно, ясно, доступно. Будто домой вернулся из дальних краев...
Черт меня занес в эти края, в темные джунгли под названием "человек"
без проводника и компаса. Но кто проводник? И что компас?
Ладно. Параметры схем соответствуют, тема 154 наполовину
выполнена; то-то Ипполит Илларионович будет рад!
Иду к Азарову. Покажу образцы, объясню кое-что и буду намекать на
дальнейшие перспективы. Приду завтра и скажу:
- Аркадий Аркадьевич, я пришел к вам как умный человек к умному
человеку..."
"16 октября. Сходил... разлетелся на распростертые объятия!
Итак, утром я основательно продумал разговор, прихватил образцы и
направился к старому корпусу. Осеннее солнце озаряло стены с
архитектурными излишествами, гранитные ступени и меня, который
поднимался по ним.
Подавление моей психики началось от дверей. О эти государственные
трехметровые двери из резного дуба, с витыми аршинными ручками и
тугими пневмопружинами! Они будто специально созданы для саженных
мордатых молодцов-бюрократов с ручищами, широкими, как сковородки на
дюжину яиц: молодцы открывают двери легким рывком и идут ворочать
большими нужными делами. Проникнув сквозь двери, я стал думать, что
разговор с Азаровым не следует начинать с шокирующей фразы ("Я пришел
к вам как умный к умному..."), а надо блюсти субординацию: он
академик, я инженер.
А когда поднимался по мраморным лестничным маршам в коврах,
пришпиленных никелированными штангами, с перилами необъятной ширины, в
моей душе возникла почтительная готовность согласиться со всем, что
академик скажет и порекомендует... Словом, если к гранитной лестнице
упругой походкой подходил Кривошеин-первооткрыватель, то в
директорскую приемную вошел, шаркая ногами, Кривошеин-проситель: с
сутулой спиной и виноватой мордой.
Секретарша Ниночка бросилась наперерез мне со стремительностью,
которой позавидовал бы вратарь Лев Яшин.
- Нет-нет-нет, товарищ Кривошеин, нельзя, Аркадий Аркадьевич
собирается на конгресс в Новую Зеландию, вы же знаете, как мне
влетает, когда я пускаю! Никого не принимает, видите?
В приемной действительно было много сотрудников и командированных.
Все они недружелюбно посмотрели на меня. Я остался ждать - без особых
надежд на удачу, просто: другие ждут и я буду. Чтоб не отрываться от
коллектива. Тупая ситуация.
Народ прибывал. Лица у всех были угрюмые, некрасивые. Никто ни с
кем не разговаривал.
Чем больше становилось людей в приемной, тем мельче мне казалось
мое дело. Мне пришло в голову, что образцы мои только измерены, но не
испытаны, что Азаров, чего доброго, станет доказывать, что
технологические работы по электронике не наш профиль. "И вообще чего я
лезу? До конца темы еще год с лишним. Чтобы опять Хилобок пускал
пикантные изречения?"
Легкий на помине Хилобок с устремленным видом возник в дверях; я
вовремя занял выгодную позицию и вслед за ним юркнул в кабинет.
- Аркадий Аркадьевич, мне бы...
- Нет-нет, Валентин... э-э... Васильевич, - принимая от Гарри
какие-то бумаги, поморщился в мою сторону Азаров. - Не могу! Никак не
могу. С визой задержка, доклад вот надо после машинистки вычитать...
Обратитесь с вашим вопросом к Ипполиту Илларионовичу, он будет
замещать меня этот месяц, или к Гарри Харитоновичу. Не один же я на
свете в конце концов!
Вот так. Человек летит в Новую Зеландию, о чем разговор! На
конгресс и для ознакомления. И чего это мне пришло в голову хватать
его за полу? Смешно. Работай себе, пока не потребуют отчета.
Когда-нибудь из-за этой работы будут прерывать заседания
правительства... Да, но почему это должно быть когда-нибудь?
Не будут прерывать заседание, не волнуйся. Тебя будут выслушивать
второстепенные чиновники, которые никогда не отважатся что-то
предпринять на свою ответственность, - такие же слабаки, как и ты сам.
Слабак. Слабак, и все! Надо было поговорить, раз уж решился. Не
смог. Извинился противным голосом и ушел из кабинета. Да, склонить к
своей работе спешащего за океан Азарова - это не "машиной-маткой"
командовать.
Но все-таки это что-то не то..."
"25 октября. А вот это, кажется, то! Наш город посетил видный
специалист в области микроэлектроники, кандидат технических наук,
будущий доктор тех же наук Валерий Иванов. Он звонил мне сегодня.
Встреча состоится завтра в восемь часов в ресторане "Динамо". Форма
одежды соответствующая. Присутствие дам не исключено.
Валерка Иванов, с которым мы коротали лекции по организации
производства за игрой в "балду" и в "слова", жили в одной комнате
общежития, вместе ездили на практику и на вечера в библиотечный
институт! Валерка Иванов, мой бывший начальник и соавтор по двум
изобретениям, спорщик и человек отважных идей! Валерка Иванов, с
которым мы пять лет работали душа в душу! Я рад.
"Слушай, Валерка, - скажу я ему, - бросай свою микроэлектронику,
перебирайся обратно. Тут такое дело!"
Пусть даже заведует лабораторией, раз кандидат. Я согласен. Он
работать может.
Ну, поглядим, каким он стал за истекший год.
"26 октября, ночь. Ничто в жизни не проходит даром.
С первого взгляда на Иванова я понял, что прежнего созвучия душ не
будет. И дело не в годе разлуки. Между нами вкралась та Гаррина
подлость. Ни он, ни я в ней не повинны, но мы оказались как бы по
разные стороны. Он, гордо подавший в отставку, хлопнувший дверью,
как-то больше прав, чем я, который остался и не разделил с ним эту
горькую гордость. Поэтому весь вечер между нами была тонкая, но
непреодолимая неловкость и горечь, что не смогли мы тогда эту подлость
одолеть. Мы теперь как-то меньше верили друг в друга и друг другу...
Хорошо, что я взял с собой Лену, хоть она украсила нашу встречу.
Впрочем, разговор был интересный. Он заслуживает того, чтобы его
описать.
Встреча началась в 20.00. Передо мной сидел петербуржец. Импортный
пиджак в мелкую серую клетку и без отворотов, белая накрахмаленная
рубашка, шестигранные очки на прямом носу, корректный ершик черных
волос. Даже втянутые щеки вызвали у меня воспоминание о блокаде.
Лена тоже не подкачала. Когда проходили по залу, на нее все
