оборачивались. Один я пришел вахлак вахлаком: клетчатая рубаха и не
очень измятые серые брюки; два дубля ощутимо уменьшили мой гардероб.
В ожидании, пока принесут заказ, мы с удовольствием рассматривали
друг друга.
- Ну, - нарушил молчание петербуржец Иванов, - хрюкни что-нибудь.
- Я смотрю, морда у тебя какая-то асимметричная...
- Асимметрия - признак современности. Это от зубов, - он
озабоченно потрогал щеку, - продуло в поезде.
- Давай вдарю - пройдет.
- Спасибо. Я лучше коньячком...
Обычная наша разминочка перед хорошим разговором.
Принесли коньяк и вино для дамы. Мы выпили, утолили первый аппетит
заливной осетриной и снова с ожиданием уставились друг на друга.
Окрест нас пировали. Корпусный мужчина за сдвинутыми столами
произносил тост "за науку-маму" (видно, смачивали чью-то диссертацию).
Подвыпивший одинокий человек за соседним столиком грозил пальцем
графинчику с водкой, бормотал:
- Я молчу... Я молчу! - Его распирала какая-то тайна.
- Слушай, Валька!..
- Слушай, Валерка!..
Мы озадаченно посмотрели друг на друга.
- Ну, давай ты первый, - кивнул я.
- Слушай, Валька, - у Иванова завлекательно сверкнули глаза за
очками, - бросай-ка ты этот свой... эту свою системологию, перебирайся
к нам. Перевод я тебе устрою. Мы сейчас такое дело разворачиваем!
Микроэлектронный комплекс: машина, делающая машины, - чувствуешь?
- Твердые схемы?
- А, что твердые схемы - поделки, пройденный этап! Электронный и
плазменный лучи плюс электрофотография плюс катодное напыление пленок
плюс... Словом, идея такая: схема электронной машины развертывается
пучками электронов и ионов, как изображение на экране телевизора, - и
все. Она готова, может работать. Плотность элементов как в мозгу
человека, чувствуешь?
- И это уже есть?
- Ну, видишь ли... - он поднял брови. - Если бы было, зачем бы я
тебя звал? Сделаем в установленные сроки.
(Ну, конечно же, мне нужно бросить системологию и идти за ним! Не
ему же за мной, у меня на поводу... Разумеется! Так всегда было.)
- А у американцев?
- Они тоже стараются. Вопрос в том, кто раньше. Работаем вовсю, я
уже двенадцать заявок подал - чувствуешь?
- Ну, а цель?
- Очень простая: довести производство вычислительных машин до
массовости и дешевизны газет. Знаешь, какой шифр я дал теме? "Поэма".
И это действительно технологическая поэма! - От выпивки у Валерки
залоснился нос. Он старался вовсю и, наверно, не сомневался в успехе:
меня всегда было нетрудно уговорить. - Завод вычислительных машин
размерами чуть побольше телевизора, представляешь? Машина-завод! Она
получает по телетайпу технические задания на новые машины,
пересчитывает ТЗ в схемы, кодирует расчет электрическими импульсами, а
они гоняют лучи по экрану, печатают схему. Двадцать секунд - и машина
готова. Это листок, на котором вмещается та же электронная схема, что
сейчас занимает целый зал, представляешь? Листок в конверте посылают
заказчику, он вставляет его в исполнительное устройство... Ну, там в
командный пульт химзавода, в систему управления городскими
светофорами, в автомобиль, куда угодно - и все, что раньше медленно,
неуклюже, с ошибками выполнял человек, теперь с электронной точностью
делает умный микроэлектронный листик! Чувствуешь?
Лена смотрела на Валерку с восхищением. Действительно, картина
вырисовывалась настолько роскошная, что я не сразу понял: речь идет о
тех же пленочных схемах, которые я недавно осуществил в баке
"машины-матки". Правда, они попроще, но в принципе можно делать и
"умные" листики-машины.
- А почему вакуум да разные лучи? Почему не химия... наверно, тоже
можно?
- Химия... Лично я с тех пор, как доцент Варфоломеев устраивал нам
"варфоломеевские зачеты", химию не очень люблю. (Это было сказано для
Лены. Она оценила и рассмеялась.) Но если у тебя есть идеи по
химической микроэлектронике - давай. Я - за. Будешь вести это
направление. В конце концов неважно, как сделать, главное - сделать. А
тогда... тогда можно развернуть такое! - Он мечтательно откинулся на
стуле. - Суди сам, зачем машине-заводу давать задания на схемы? Это
лишняя работа. Ей нужно сообщать просто информацию о проблемах. Ведь
теперь в производстве, в быту, на транспорте, в обороне - всюду
работают машины. Зачем превращать их импульсы в человеческую речь,
если потом ее снова придется превращать в импульсы! Представляешь:
машины-заводы получают по радио информацию от дочерних машин из сферы
производства, планирования, сбыта продукции, перевозок... отовсюду -
даже о погоде, видах на урожай, о потребностях людей. Сами
перерабатывают все в нужные схемы и рассылают...
- Микроэлектронные рекомендации?
- Директивы, милый! Какие там рекомендации: математически
обоснованные электронные схемы управления, так сказать, рефлексы
производства. С математикой не спорят!
Мы выпили.
- Ну, Валера, - сказал я, - если ты сделаешь эту идею, то
прославишься так, что твои портреты будут печатать даже на туалетной
бумаге!
- И твои тоже, - великодушно добавил он. - Вместе будем
красоваться.
- Но, Валерий, - сказала Лена, - ведь получается, что в вашем
комплексе нет места человеку. Как же так?
- Лена, вы же инженер... - снисходительно шевельнул бровями
Иванов. - Давайте смотреть на этот предмет, на человека то есть,
по-инженерному: зачем ему там место? Может человек воспринимать
радиосигналы, ультра- и инфразвуки, тепловые, ультрафиолетовые и
рентгеновы лучи, радиацию? Выдерживает он вакуум, давление газов в
сотни атмосфер, ядовитую среду, перегрузки в сотни земных тяготений,
резонансные вибрации, термоудары от минус ста двадцати по Цельсию до
плюс ста двадцати с часовой выдержкой при каждой температуре, холод
жидкого гелия? Может он летать со скоростью снаряда, погружаться на
дно океана или в расплавленный металл? Может он за доли секунды
разобраться во взаимодействии десяти - хотя бы десяти! - факторов?
Нет.
- Он все это может с помощью машин, - отстаивала человечество
Ленка.
- Да, но машины-то это могут и без его помощи! Вот и остается ему
в наш суровый атомно-электронный век только кнопки нажимать. Но как
раз эти-то операции автоматизировать проще простого. Вы же знаете: в
современной технике человек - самое ненадежное звено. Недаром всюду
ставят предохранители, блокировки и прочую "защиту от дурака".
- Я молчу! - угрожающе возгласил пьяный.
- Но ведь человека, наверно, можно усовершенствовать, - заикнулся
я.
- Усовершенствовать? Меня душит смех! Да это все равно, что
усовершенствовать паровозы - вместо того чтобы заменять их тепловозами
или электровозами. Порочен сам физический принцип, заложенный в
человеке: ионные реакции в растворах, процесс обмена веществ. Ты
оглядись, - он широко повел рукой по залу, - все силы отнимает у людей
проклятый процесс!
Я огляделся. За сдвинутыми столиками пирующие размашисто целовали
новоиспеченного кандидата: лысого юношу, изможденного трудами и
волнениями. Рядом сияла жена. По соседству с ними чинно питались
двенадцать интуристов. Дым и галдеж стояли над столиками. На эстраде
саксофонист, непристойно скособочившись и выпятив живот, вел соло с
вариациями; под сурдину синкопировали трубы, неистовствовал ударник -
оркестр исполнял стилизованную под твист "Из-за острова на
стрежень...". Возле эстрады, не сходя с места, волновались всеми
частями тела пары. "Я молчу!" - возглашал наш сосед, уставясь в пустой
графин.
- Собственно, единственное достоинство человека - универсальность,
- снисходительно заметил Иванов. - Он хоть плохо, но многое может
делать. Но универсальность - продукт сложности, а сложность - фактор
количественный. Научимся делать электронно-ионными пучками машины
сложностью в десятки миллиардов элементов - и все. Песенка людей
спета.
- Как это спета? - тревожно спросила Лена.
- Никаких ужасов не произойдет, не надо пугаться. Просто тихо,
благопристойно и незаметно наступит ситуация, когда машины смогут
обойтись без людей. Конечно, машины, уважая память своих создателей,
будут благосклонны и ко всем прочим. Будут удовлетворять их нехитрые
запросы по части обмена веществ. Большинство людей это, наверно,
устроит - они в своей неистребимой самовлюбленности даже будут
считать, что машины служат им. А для машин это будет что-то вроде
второстепенного безусловного рефлекса, наследственной привычки. А
возможно, и не останется у машин таких привычек: ведь основа машины -
рациональность... Зачем им это надо?
- Между прочим, рациональные машины сейчас служат нам! - горячо
перебила его Лена. - Они удовлетворяют наши потребности, разве нет? Я
помалкивал. Валерка засмеялся.
- А это как смотреть, Леночка! У машин не меньше оснований
считать, что люди удовлетворяют их потребности. Если бы я был, скажем,
электронной машиной "Урал-4", то не имел бы к людям никаких претензий:
живешь в светлой комнате с кондиционированием, постоянным и переменным
током - эквивалент горячей и холодной воды, так сказать. Да еще
прислуга в белых халатах суетится вокруг каждого твоего каприза, в
газетах о тебе пишут. А работа не пыльная: переключай себе токи,
пропускай импульсы... Чем не жизнь!
- Я молчу! - в последний раз произнес сосед, потом распрямился и
заголосил на весь зал что-то похабное. К нему тотчас бросились
метрдотель и дружинники.
- Ну и что, если я пьяный! - скандалил дядя, когда его под руки
волокли к выходу. - Я на свои пью, на заработанные. Воровать - тоже
работа...
- Вот он, предмет ваших забот, во всей красе! - скривил тонкие
губы Валерка. - Достойный потомок того тунеядца, что кричал на
подпитии: "Человек - это звучит гордо!" Уже не звучит... Ну так как,
Валька? - повернулся он ко мне. - Перебирайся, включайся в тему, тогда
и от тебя в будущем что-то останется. Разумные машины-заводы,
деятельные и всесильные электронные мозги - ив них твои идеи, твое
творчество, лучшее, что в нас есть... чувствуешь? Человек-творец - это
пока еще звучит гордо. И это лучшее останется и будет развиваться даже
тогда, когда малограмотная баба Природа окончательно опростоволосится
со своим "хомо сапиенс"!
- Но ведь это страшно - что вы говорите! - возмущенно сказала
Ленка. - Вы... как робот! Вы просто не любите людей!
Иванов взглянул на нее мягко и покровительственно:
- Мы ведь не спорим, Лена. Я просто объясняю вам, что к чему.
Это уже было слишком. Ленка психанула и замолчала. Я тоже ничего
не ответил. Молчание становилось неловким. Я позвал официанта,
расплатился. Мы вышли на проспект Маркса, на самый "днепровский
Бродвей". Гуляющие дефилировали.
Вдруг Валерка больно схватил меня за руку.
- Валька, слышишь? Видишь?! Сначала я не понял, что надо слышать и
видеть. Мимо нас прошли парень с девицей, оба в толстых свитерах и с
одинаковыми прическами. У парня на шее джазил транзисторный приемник в
желтой перламутровой коробочке, перечерченной силуэтом ракеты. Чистые
звуки саксофона и отчетливые синкопы труб самоутверждающе разносились
вокруг... Я узнал бы звучание этого транзистора среди сотен марок
приемников и радиол, как мать узнает голос своего ребенка в галдеже
детсадика. "Малошумящий широкополосный усилитель", который стоит в
нем, - наше с Валеркой изобретение.
- Значит, в серию пустили, - заключил я. - Можно требовать с
завода авторские... Эй, юноша, сколько отвалил за транзистор?
