- Пятьдесят долларов, - гордо сообщил чувак.
- Вот видишь: пятьдесят долларов, они же сорок пять тугриков.
Явная наценка за качество звучания. Радоваться должен!
- Радоваться?! Радуйся сам! Вот ты говоришь: страшное...
(собственно, ему это говорила Лена, а не я). Пусть лучше страшное, чем
такое!
М-да... Когда-то мы вникали в квантовую физику, поражались
непостижимой двойственности "волны-частицы" электрона; изучали теорию
и технологию полупроводников, осваивали тончайшие приемы лабораторной
техники. Полупроводниковые приборы тогда были будущим электроники: о
них писали популяризаторы и мечтали инженеры. Многое было в этих
мечтаниях - одно сбылось, другое отброшено техникой. Но вот мечты о
том, что транзисторы украсят туалеты прыщеватых пижончиков с
проспекта, не было.
А как мы с Валеркой бились над проблемой шумов! Дело в том, что
электроны распространяются в полупроводниковом кристалле, как частицы
краски в воде - то же хаотичное бестолковое "броуново движение". В
наушниках или в динамике из-за этого слышится шум, похожий
одновременно на шипение патефонной иглы и на отдаленный шорох морского
прибоя. Словом, там целая история... У меня это было первое
изобретение - и какой торжественной музыкой звучала для меня
официальная фраза заявления в Комитет по делам изобретений СССР:
"Прилагая при сем нижеперечисленные документы, просим выдать нам
авторское свидетельство на изобретение под названием..."!
Ну, хорошо: кто-то там переживал радость познания, горел в
творческом поиске, испытывал свою инженерную удачу, а какое дело до
этого бедному чуваку? Ему-то от этих радостей ничего не перепало. Вот
и остается: отвали кровные тугрики, нажми кнопку, поверни рукоятку - и
ходи как дурак с помытой шеей...
Мы проводили Валерку до гостиницы.
- Так как? - спросил он, подавая мне руку.
- Подумать надо, Валер.
- Подумать?! - Ленка гневно смотрела на меня. - Ты еще будешь
думать?!
Все-таки невыдержанный она человек. Нет бы промолчать...
Самое занятное, что Валерка даже не спросил, чем я занимаюсь, -
настолько очевидно было для него, что в Институте системологии ничего
хорошего быть не может и нужно перебираться к нему.
Что ж, стоит подумать..."
"27 октября. Звонил Иванов:
- Надумал?
- Нет еще.
- Ах эти женщины! Я тебя, конечно, понимаю... Решайся, Валька,
вместе работать будем. Я тебе завтра перед отъездом позвоню, лады?
...Если бы тогда, в марте, когда мой комплекс только начал
проектировать и строить себя, я остановил опыт и стал анализировать
возможные пути развития - все повернулось бы в направлении синтеза
микроэлектронных блоков. Потому что это было то, что я понимал. Сейчас
я был бы уже впереди Валерки. Работа покатилась бы по другим рельсам -
и ни мне, ни кому другому и в голову не пришло бы, что здесь упущен
способ синтеза живых организмов.
Но он не упущен, этот способ...
Как приятно было усилием инженерной мысли строить в баке эти
пластиночки с микросхемами: триггерами, инверторами, дешифраторами!
Эта его "Поэма", если к ней присовокупить мою "машину-матку", - дело
верное. Собственно, "машина-матка" уже есть его "машина-завод". И в
этом деле я на высоте. Еще не поздно повернуть...
И такие работы действительно могут привести к созданию
независимого от людей мира (или общества) машин; не роботов, а именно
взаимно дополняющих друг друга разнообразных машин. Может быть, это в
самом деле естественное продолжение эволюции? Если глядеть со стороны,
ничего ужасного: ну, были на Земле белковые (ионно-химические) системы
- на их информационной основе развились электронно-кристаллические
системы. Эволюция продолжается...
Да, но если глядеть со стороны, то и при мировой термоядерной
катастрофе ничего страшного не произойдет. Ну, что-то там такое
вспыхнуло, возрос радиактивный фон атмосферы. Но вращается Земля
вокруг оси? Вращается. Вокруг Солнца? Вращается. Значит, устойчивость
солнечной системы не нарушилась, все в порядке.
"Вы не любите людей!" - сказала Лена Иванову. Что есть, то есть:
хилобоковская вонь, уход из института, вчерашняя встреча с нашим
изобретением - все это ступеньки на лестнице человеконенавистничества.
Мало ли их, таких ступенек, в жизни каждого деятельного человека!
Сопоставишь свой житейский опыт с инженерным и действительно можешь
прийти к убеждению, что проще развивать машины, в которых все
рационально и ясно.
Ну, хорошо, а я-то люблю людей? Именно от этого зависит, чем мне
дальше заниматься.
Никогда над этим не задумывался... Ну, я люблю себя, как это ни
ужасно. Любил отца. Люблю (допустим) Лену. Если когда-нибудь
обзаведусь детьми, наверно, буду любить и их. Валерку не то что люблю,
но уважаю. Но чтобы всех людей, которые ходят по улице, попадаются мне
на работе, в присутственных местах, о которых читаешь в газетах и
слышишь разговоры... что мне до них? Что им до меня? Мне нравятся
красивые женщины, умные веселые мужчины, но я презираю дураков и
пьяниц, терпеть не могу автоинспекторов, холоден к старикам. А в
утренней транспортной давке на меня иногда находят приступы ТТБ -
трамвайно-троллейбусного бешенства, когда хочется всех бить по головам
и скорее выбраться наружу... Словом, к людям я испытываю самые
разнообразные чувства.
Ага, в этом что-то есть. К людям мы испытываем чувства уважения,
любви, презрения, стыда, страха, гордости, симпатии, унижения и так
далее. А к машинам? Нет, они тоже вызывают эмоции: с хорошей машиной
приятно работать, если попусту испортили машину или прибор - жалко; а
уж как, бывает, изматеришься, пока найдешь неисправность... Но это
совсем другое. Это, собственно, чувства не к машинам, а к людям,
которые их делали и использовали. Или могут использовать: Даже боязнь
атомных бомб - лишь отражение нашего страха перед людьми, которые их
сделали и намереваются пустить в ход. И намерения людей строить
машины, которые оттеснят человека на второй план, тоже вызывают страх.
Я люблю жизнь, люблю чувствовать все - это уж точно. Ну, а какая
же жизнь без людей? Смешно... Конечно же, надо гипотетической
"машине-заводу" Иванова противопоставить "машину-матку"!
Ясно, я выбираю людей!
А умный и сильный парень Валера еще слабее меня. Не он выбирает
работу, а работа выбирает его...
(Ну, а по-честному, Кривошеин? Совсем-совсем по-честному: если бы
ты не имел сейчас на руках способа делать человека, разве не
исповедовал бы ты взгляды в пользу электронных машин? Каждый из нас,
специалистов, стремится подвести под свою работу идейную базу - не
признаваться же, в самом деле, что занимаешься ею лишь потому, что
ничего другого не умеешь делать! Для творческого работника такое
признание равносильно банкротству.
Кстати, а умею ли я делать то, за что берусь?..)
Ну, хватит! Конечно, это очень интеллигентно и мило: оплевать
себя, плакаться над своим несовершенством, мучиться раздвоенностью
мечтаний и поступков... Но где он, тот рыцарь духа с высшим
образованием и стажем работы по требуемой специальности, которому я
могу спокойно сдать тему? Иванов? Нет. Азаров? Не удалось установить.
А работа стоит.
Поэтому, какой я ни есть, пусть мой палец пока полежит на этой
кнопке".
"28 октября. Звонок в лабораторию.
- Ну, Валя, решился? (Как точно поставлен вопрос!)
- Нет, Валер.
- Жаль. Мы бы с тобой славно поработали. Впрочем, я тебя понимаю.
Привет ей. Очень милая женщина, рад за тебя.
- Спасибо. Передам.
- Ну, пока. Будешь в Ленинграде, навести.
- Непременно! Счастливо долететь, Валера. Ни хрена ты, Валерка, не
понимаешь... Ну да ладно.
Все! Я, кажется, почувствовал злость к работе. Спасибо тебе,
Валерка, хоть за это!"
Глава тринадцатая
Никогда не знаешь, что хорошо, что плохо.
Так, стенография возникла из дурного почерка,
теория надежности - из поломок и отказов
машин.
К. Прутков-инженер, мысль N_100
"1 ноября. Итак, я, сам того не желая, доказал, что, управляя
синтезом, можно на основе информации о... скажем, заурядном человеке
создать психопата и раба. Получилось так потому, что при введении
дополнительной информации было совершено грубое насилие (ох, на
укладывается этот "результат" в академические фразы!), Теперь мне как
минимум необходимо доказать противоположную возможность.
Положительное в опыте с дублем Адамом то, что он оказался жив и
телесно здоров. И внешность подучилась такая, как я задумал. И еще:
теперь у меня есть опыт по преобразованиям форм человеческого тела...
Отрицательное: "удобный" способ многократных преобразований и
растворений категорически отпадает; все надо сделать за один раз. И
способ корректировки "то - не то" надо применять лишь в тех случаях,
когда я твердо знаю, что "то", и могу контролировать изменения,
попросту говоря, исправлять только мелкие внешние изъяны.
Словом, и в третий раз приходится начинать на голом месте...
Я хочу создать улучшенный вариант себя: более красивый и более
умный. Единственно возможный способ - записать в машину вместе со
своей информацией и свои пожелания. Она может их воспринять, может не
воспринять; в крайнем случае получится такой же Кривошеин - и все.
Лишь бы не хуже.
С внешностью более-менее ясно: надену "шапку Мономаха" и буду до
галлюцинаций зримо представлять себя стройным, без дефектов физиономии
(долой веснушки, рубец над бровью, исправить нос, уменьшить челюсть и
т. д.) и тела (убрать жир, срастить коленную связку). И волосы чтоб
были потемнее...
А вот усилить умственные способности... Как? Просто пожелать,
чтобы мой новый двойник был умнее меня? "Машина-матка" оставит это без
внимания, она воспринимает только конструктивную информацию... Надо
подумать".
"2 ноября. Есть идея. Примитивная, как лапоть, но идея. Я не
одинаково умен в разное время дня. После обеда, как известно, тупеешь
- этому даже есть какое-то биологическое обоснование (кровь отливает
от головы). Следовательно, информацию о себе записывать в машину
только натощак. И не накуриваться до обалдения.
И еще одно качество своего мышления стоит учесть: чем ближе к
ночи, трезвые мысли и рассуждения вытесняются у меня мечтами, игрой
воображения и чувств. Это тоже ни к чему, мечтательность уже подвела
меня под монастырь. Следовательно, как вечер - долой из камеры. Пусть
мой новый дубль будет трезв, смышлен и уравновешен!
"17 ноября. Третья неделя пошла, как я натаскиваю "машину-матку"
на усовершенствование себя. Так и подмывает отдать через "шапку
Мономаха" приказ "Можно!", поглядеть, что получится. Но нет: там
человек! Пусть машина впитывает все мои мысли, представления,
пожелания. Пусть поймет, чего я хочу".
"25 ноября, вечер: Снег сыплет на белые трубки фонарей, сыплет и
сыплет, будто норму перевыполняет... Вот опять мимо нашего дома идет
эта девочка на костылях - возвращается из школы. Наверно, у нее был
полиомиелит, отнялись ноги.
Каждый раз, когда я вижу ее - с большим ранцем за острыми плечами,
как она неумело загребает костылями, вкривь и вкось виснет между ними,
- мне стыдно. Стыдно, что сам я здоров, хоть об дорогу бей; стыдно,
что я, умный и знающий человек, ничем не могу ей помочь. Стыдно от
ощущения какой-то огромной бессмысленности, существующей в жизни.
