выпивали в баре "У седых"!
Кобб задумчиво молчал. Дикие обвинения Муни ни в какие ворота не лезли.
Да и Энни говорила правду. Он не бывал у космопорта вот уже наверное целый
год. Но после встречи с роботом-двойником нелегко было сохранять честные
глаза.
Муни заметил выражение сомнения в лице Кобба и принялся давить снова.
-- Конечно же, я отлично вас запомнил, доктор Андерсон, сэр! И потому
сразу же узнал вас, когда вы удирали со Склада Три прошлой ночью, -- Муни
сбавил тон, его голос потеплел, сделался вкрадчивым. -- Вот уж не думал, что
джентльмен вашего возраста способен бегать так быстро. Давайте начистоту,
Кобб. Верните почки, и тогда, возможно, нам удастся замять дело.
Внезапно в голове Кобба вспыхнул свет -- он все понял. Бопперы послали
его механического двойника с Луны на Землю упакованным в контейнер с
надписью "ПОЧКИ". Прошлой ночью, дождавшись темноты, робот выбрался наружу,
проломил дверь или стену ангара и вырвался на волю. И дурачина-Муни видел не
его, а робота, бегущего робота. Но он говорил о двух контейнерах. Что было
во втором?
Энни снова визжала, ее раскрасневшееся лицо и нос Муни разделял не
больше чем фут.
-- Ты что оглох, свинья? Говорю тебе, мы были в баре "У седых"! Можешь
пойти туда и спросить бармена!
Муни вздохнул. Он сам решил провести это расследование и теперь с
сожалением видел, как легкое готовое дело рушится на глазах. Вчерашний взлом
на Складе Три был уже вторым в этом году. Он снова вздохнул. В крохотном
коттедже было слишком жарко. Он стащил резиновый парик, чтобы дать лысине
остыть.
Энни истерически хихикнула. Она была довольна собой. Она не понимала,
почему Кобб продолжает хмурится и не торопится присоединиться к ее веселью.
У этого чинуши ничего на него нет. Все превратилось в анекдот.
-- Не думайте, что вам удалось отвертеться, Кобб, -- сказал Муни,
поглаживая пальцем диктофон. -- За вами не все чисто, это ясно. Нам известен
мотив, способ преступления, ваши сообщники... У меня в лаборатории есть даже
ваше фото с видеозаписи. Если этот парень в баре не подтвердит ваше алиби, я
сразу же свезу вас на базу.
-- У тебя нет права здесь находиться, -- снова пошла в наступление
Энни. -- Это противоречит Акту о Проживании Граждан Старшего Возраста.
Свиньи с базы не имеют права у нас появляться.
-- Вламываться в ангар космопорта тоже никто не имеет права, -- отрезал
Муни. -- Очень много молодых и продуктивных молодых людей рассчитывают на
эти почки. Ваш сын может быть одним из них.
-- А мне плевать, -- огрызнулась Энни. -- Так же как и вам плевать на
нас. Вы хотите навесить на Кобба дело, потому что он помог роботам вырваться
из-под вашей власти.
-- Если бы роботы остались под нашим контролем, нам не пришлось бы им
платить. И склады в космопорте стояли бы в целости и сохранности. И для
людей, занятых в производстве полезных...
Внезапно почувствовав усталость, Муни замолчал. Спорить с такой упрямой
стервой, как Энни Кашинг, смысла не было. Вообще в спорах смысла не было. Он
потер ладонью голый череп и снова надел парик.
-- Пошли, Андерсон, -- сказал он и поднялся.
С тех пор, как Энни объявила о его алиби, Кобб не вымолвил не слова.
Его волновали другие вещи, более серьезные... например поднимающийся прилив
и крабы. Он живо представлял себе самого шустрого из крабов, деловито
устраивающего себе гнездо из клочков никчемных бумажек в пустой бутылке
из-под шерри. Он даже слышал, как рвутся в клешнях краба купюры. Он наверное
действительно здорово напился, если решил закопать деньги на пляже. Но если
бы он не спрятал деньги, Муни наверняка нашел бы их. Прямо сейчас...
-- Пошли, -- повторил Муни, нависая над широкоплечим стариком.
-- Куда? -- тупо спросил Кобб. -- Я ни в чем не виноват.
-- Этот фокус у вас не пройдет, Андерсон.
Господи, кто б знал, до чего Стену Муни была ненавистна эта дряхлая
пропитая бородатая физия. С малых лет он отлично помнил, как его собственный
отец заначивал бутылки по всему дому, как он бился в белой горячке.
Определенно зрелище не для маленького мальчика. Помоги мне, Стэнни, не
позволяй им забирать меня! А кто поможет Стэнни? Кто поможет маленькому
мальчику, у которого отец -- никчемный пьяница- жмурик? Он схватил старого
ветхого клоуна за плечи и рывком поднял на ноги.
-- Оставь его в покое! -- снова заголосила Энни, цепляясь за одежду
Муни. -- Убери от него свои грязные лапы, ты, казенная свинья!
-- Здесь что, только глухие собрались? -- спросил Муни чуть не плача.
-- Я хочу дойти до бара "У седых" и проверить алиби вашего дружка, только и
всего. Если алиби подтвердиться, я уйду. Дело будет закрыто. Пошли, ребята.
Я куплю вам выпивку.
Похоже, ему наконец удалось зацепить стариков. Что они находят в своем
зелье, эти старые пьянчуги? Что за радость гробить свои мозги? Какое
удовольствие в том, чтобы бросить свою семью и допиться до такой степени,
чтобы забывать дни недели?
Иногда у Муни появлялось чувство, что он последний человек на земле,
кто отказывается плыть по течению. Его папаша был таким же пьяницей, как и
Андерсон, его жена Беа каждый вечер пропадала в секс-клубе, его сын... его
сын официально изменил имя Стэнли Хилари Муни Младший на Торч Муни Первый.
Его двадцатипятилетний оболтус курит всякое дерьмо, крутит баранку в
Дейтона-Бич и знать ничего не хочет. Муни еще раз вздохнул и шагнул к двери
маленького коттеджа. Старики поднялись и двинулись за ним, обрадованные
дармовой выпивке.
Глава 3
Возвращаясь в пятницу вечером на гидроген-мотоцикле с работы домой,
Торчок внезапно почувствовал тошноту. Во всем виновата кислота. Перед тем,
как поставить машину на уикэнд, он закинулся Черной Звездой. Сколько часов
назад это было? Час? Или два? Электронные цифры на часах подмигнули ему,
бессмысленные как палочки. Он должен продолжать двигаться, делать что-то,
иначе отруба не миновать.
Слева его обгоняли машины, справа в разрывах между домами призывно
голубел океан. Возвращаться домой было невмоготу. Вчера он изрезал ножом
весь диван.
Торчок повернул руль направо и с разгона перескочил через бордюр
тротуара. Потянул за тормоз, и мотоцикл кашлянул, толчком остановился и
заглох. Теперь приковать этого сукиного сына. Цепей бант не спасет от цепей
банд. Оставь мелочь на траву, -- грохотали у него в ушах разные голоса.
Из окна на втором этаже высунул голову какой-то парень и уставился
вниз. Заметив Торчка, парень широко и издевательски улыбнулся. Улыбка как
приклеенная так и замерзла у него на губах. В течение секунды Торчку
казалось, что он смотрит на свое отражение. Лязг, щелк. Ему уже нужно
промочить горло, это точно. Вокруг становилось слишком шумно и суетно.
Место, перед которым он припарковался, отель "Лидо", а точнее просторный бар
на первом этаже отеля, выбрали для тусовки головы-серферы. Мондо-мамбо.
Правда ли, что каждый блондин так любит море и финн?
Торчок взял себе пива и вышел на длинный балкон-козырек над пляжем. В
дальнем конце козырька несколько тинейджеров- серферов делили банку спрея
"Зет". Один из пацанов безостановочно раскачивался на ножках своего стула и
визгливо хихикал: Хвик, хвик. Обнюхавшиеся придурки.
Торчок уселся за пустой столик под зонтиком, вскрыл негнущимися
пальцами банку и махом опорожнил половину. Проклятие, слишком быстро
заглотнул. Теперь в животе полно воздуха. Попробовать отрыгнуть: ырг, ырг,
ыыррггг. Рот Торчка наполнился противной белой пеной. Над морем, параллельно
воде, пролетело несколько пеликанов.
На козырьке противно воняло сладким "Зет". Серферы уже начали
поглядывать на него. Коп? Браток? Или педик? Ырг, ырг, ырг. Снова пена во
рту. Откуда только берется? Он заглянул в питьевую дырочку своей банки,
сплюнул туда и следом бросил окурок.
Оставив банку на столике, он спустился по лесенке на пляж. Его
кислотные трипы всегда проходили кое-как. Почему такая непруха? Почему
зрелый и многое испытавший на своем веку человек не может как следует
оттянуться? Зачем они торгуют дерьмом, от которого только пучит живот? От
стихов мне становится скучно. И лишь во власти Бога разорвать мой ум на
куски.
-- Улет, -- задумчиво пробормотал Торчок себе под нос. -- И облом. И
улет. И облом.
И что еще?
Его тошнит, вот-вот вырвет. В животе словно включилась неторопливая
мешалка. Сам живот толстый, пухлый и рыхлый, весь в отслоениях сала, тухлого
мяса динозавров, шматках цыплячьего жира. Океанский бриз скинул прядь
сальных, немытых волос Торчку в глаза. Рожки да ножки, рожки да ножки,
только и всего.
Он шел к воде, массируя живот обеими руками, стараясь разогнать жир.
Самое смешное в том, что он худой как скелет. Он вообще почти ничего не ест.
Но жир все равно был, он никуда не девался, прятался от посторонних глаз,
похожий на вареный яичный белок сгусток холестерола. Дегенирированная
соединительная ткань.
В устрицах полно холестерола. Как-то раз он налил в пивную бутылку
растительного масла и дал приятелю. Здорово было бы сейчас утопиться. Та еще
будет заметка в газете!
Торчок сел на песок и стащил с себя одежду, оставшись в плавках. Окна
вдоль всего пляжа, тысячи извращенцев за ними, уставились на маленький
скопческий комок у него в плавках. Он споро выкопал ямку, сложил туда одежду
и засыпал песком. Копать песок было приятно, особенно приятно было загонять
под ногти песчинки. Раньше их терли мелом. Теперь она вязкая и белая. Ответ:
зубная паста. Ощущение, что кто- то стоит у него за спиной, не проходило.
Выдохшись, Торчок плюхнулся задом на песок, откинулся на спину и закрыл
глаза. Он увидел целую череду кругов, которые он должен был выровнять вокруг
далекого, но понятного белого центра -- слепые пятна его мозгов. Он был
устрицей, пытающейся всплыть сквозь толщу воды к солнцу. Он осторожно
приоткрыл свою раковину и выглянул в щель.
Прямо около его уха внезапно разразилась буря и запахло гнилятиной.
Шир-фыр гыр-быр. Слюнявый поцелуй. Над его лицом появилась морда черного
пуделя, только что подкрепившегося падалью. Это уж будьте уверены. Торчок
рывком поднялся и оттолкнул псину. Мерзкая тварь успела цапнуть его за руку
острыми как иглы молочно-белыми зубами.
В дюжине метров стоит блондинистая чикса и блаженно улыбается своей
кобеляке.
-- Ко мне, Спарки!
Господи, да у нее голос, что твой звонок!
Пудель тявкнул и, уставив нос в песок, затрусил к хозяйке. Девица
продолжает обдолбано лыбиться. Ну разве мы с моей собачкой не милашки?
-- Исусе, -- простонал Торчок.
Раствориться, расплавиться и утечь к чертовой матери сквозь песок,
умереть, вот что ему было нужно, и прямо сейчас. Сплошной облом, слишком все
сложно, слишком глубоко во все нужно врубаться.
Он встал, заставив этим тысячи клеток своего головного мозга завизжать
от боли. Он должен добраться до воды, должен охолонуться. Пока он брел по
воде, чикса не сводила с него глаз. Он на нее даже не смотрел, но все время
чувствовал ее глаза на своих плавках. На бесполезном бугорке. Губчатый
кусочек чего-то.
Вода вокруг него вздрогнула от озноба, словно рыба проплыла.
Супер-кроха, мать ее, шустрость у нее в крови, вживлена программным путем в
нервную систему. Когда вода дошла ему до пояса, он присел на корточки,
представив свои желеобразные мозги-медузу плавающими в воде под флоридским
солнцем. Слабая, малоподвижная медуза, помахивающая щупальцами, мах, мах.