температуры, давление, влажность, сотни других параметров, а также попытки
проникнуть сквозь броню. Пока за все время существования этого монумента
ни один человек изнутри не смог даже достичь зоны датчиков, не было ни
одной тревоги в связи с попытками сознательного нарушения оболочки
сооружения. Каждый раз, когда в Банку отправляют приговоренного, супермозг
на основании своих тест-измерений выдает вероятность того, что осужденный
сможет выбраться наружу, назад, на волю - ноль процентов. И ни разу за все
76 лет функционирования этой самой страшной в мире тюрьмы компьютер не
выдал другого числа. Ноль процентов. Полная гарантия того, что ушедший
туда уже никогда не доставит неприятностей людям. Желающим же узнать: как
устроена Банка, ООН рекомендует спуститься вниз и все исследовать.
Только никто пока не проявил оптимизма. Потому что нормальный человек
предпочтет дразнить стаю голодных крокодилов. Тут у него есть хоть
какой-то шанс. Пусть мизерный, но есть. А в Банке - ноль процентов. Туда
отправляют только тех, кто основательно досадил обществу. ЭТО пострашнее
крокодила...
Что делать с человеком, у которого поехала крыша и он расстрелял из
автомата на улице города восемнадцать человек? Да ведь он просто болен,
его надо лечить! - тут же восклицает наша гуманная медицина.
...Лечить...
Взрослый мужик насиловал молодых девчонок, а потом убивал их,
подвергая медленному удушению. Лечить...
Вампир-маньяк вскрывал стеклом от разбитой бутылки вены детям и пил
их кровь. Лечить...
Примерный глава семьи в приступе бешенства затоптал насмерть ногами
свою жену и малолетнюю дочь. Лечить...
Другой в пьяном угаре набросился на соседа с топором. Без отца
остались трое маленьких детей... Лечить... Лечить... Лечить...
За каждым таким "больным" - вереница разбитых горем семей; смертей,
оплеванных, растоптанных надежд, утраченных иллюзий. Святое право любого
человека - право на иллюзию. Не отнимайте ее. Она развалится сама. За
каждой жертвой - море слез, боли. Самоубийств. АУРА ЗЛА. И родственники
погибших, поклявшиеся раздавить гадину. Их можно понять. Эти "больные"
иногда выглядят очень здорово, у этих ненормальных отменный аппетит, они
прекрасно спят по ночам и на щеках играет румянец. Они не вспоминают, как
девчушка в разорванном платье, задыхаясь, царапала землю окровавленными
пальцами, как хотела крикнуть что-то очень важное для нее, но воздуха не
хватало даже для того, чтобы наполнить такие маленькие еще легкие, как
удивлялась, что мир совсем не тот, каким казался в розовых сказках, как
вдруг все поняла и как умирала от горя, что не сбылось, не свершилось, как
отчаянно боролось сердце и как даже у него не хватило сил, чтобы сделать
хотя бы еще один удар. Они не вспоминают.
Как остановить отца, если жертвой стала его любимая единственная
дочь? Какие слова утешения найти для него? Сотни столетий соединяла
Цепь Поколений в его дочери и вот безжалостная грязная рука разорвала
навечно эту цепь, и никогда и никто уже не соединит разбитое звено.
Где же наш Бог? Вдумайтесь! НИКОГДА и НИКТО... И нет того мага и нет того
волшебника... И нет такой сказки...
Имеет ли смысл жизнь отца, если прервана цепь? Кто-то говорит "да",
кто-то не опускается до разговоров, молча начиная охоту за убийцей. И
если эта охота заканчивается справедливо - смертью убийцы-маньяка, то
убийцу-мстителя ожидает смертная казнь. Аура зла никого не отпускает так
просто. Зло порождает новое зло и новое горе. Совершенно ли наше общество?
Гуманно ли? Ведь он же прав! Прав?
Я не берусь решать проблемы за все человечество. Я рассуждаю так,
как поступил бы я сам. Прав! Иногда я радуюсь, что у меня нет дочери.
Я очень хотел бы ее иметь, очень-очень, но бывает так страшно...
Как разобраться во всем этом? Как отделить грань сознательного,
расчетливого убийства от сумасшествия? Надо ли отделять? Пожалуй,
общество так и не имеет на эти вопросы однозначного ответа. Тем не менее
семьдесят шесть лет назад Банка приняла первого узника. Новый закон,
одобренный почти единогласно Генеральной Ассамблеей ООН, гласил: по
приговору Государственного Суда любой страны любой неполитический узник
за совершенные тяжкие преступления против других людей может быть помещен
в эту мрачную пожизненную изоляцию без права возвращения в мир людей. Это
интернациональная тюрьма. Фактически, такой приговор означал, что
виновный навсегда вычеркивался из списков человеческих существ, в Банке
есть только один закон: выживает сильнейший. В Банке не люди. В Банке
грызутся пауки. И никогда уже маньяк или садист не причинит горя ни одной
семье, не принесет смерть в чей-то дом. И аура зла уйдет вместе с ним
и не заразит другого. И никогда не сможет дотянуться до него карающая рука
мстителя, так как у Банки нет никаких связей с внешним миром. Только
датчики суперкомпьютера вокруг и индикатор - ноль процентов.
Сверху этот склеп закрыт непроницаемым куполом, о строении которого
вообще никто не может сказать ничего определеного. Известно только, что
находиться на крышке Банки смертельно опасно - можно просто исчезнуть.
Этот купол пропускает внутрь солнечные лучи и свет звезд, и воздух, и
дождь, и ветер, но увидеть: что под ним - невозможно. И услышать тоже.
Никаких звуков не доносится из этой исполинской тюрьмы. Никаких микрофонов
и видеокамер. Никаких проводов и труб. Это параллельный виртуальный мир, о
существовании которого знают все, попасть в который можно, но узнать
отсюда что там и как - нет.
Говорят, внутри котлована растут трава и деревья, и даже есть там
скалы, и реки, и ручьи. Более тысячи двухсот квадратных километров - это
немалое пространство. Но там нет животных. Там обитают тысяча сто
четырнадцать исключенных из человеческого общества нелюдей, отправленных
туда через камеру-распределитель. Наверное, сейчас их стало гораздо
меньше - старость, болезни, убийства. Говорю "старость" и очень криво
улыбаюсь. Дожил ли хоть один из них до старости? Самому "древнему" было бы
сейчас за сто.
Каждое открытие ворот распределителя является событием для всего
немногочисленного дежурного персонала, обслуживающего Банку. Несколько
ранее - и для всего человечества. Просто за такое количество лет люди
устали слушать сказки о монстрах, обитающих в глубине острова. Ведь их все
равно нельзя увидеть. А что еще ныне может заинтересовать пресыщенное
человечество, как не зрелище?
В первое время люди проявляли громадный интерес к Банке. Произошла
даже небольшая война между фирмами, стремившимися всеми правдами и
неправдами получить лицензию на строительство на острове отеля для
любопытных. Но ООН категорически сказало: "Нет!", что тогда еще больше
усилило ажиотаж. Телевизионщики бились за право трансляции процедуры
высылки. Показать крупным планом лицо осужденного... Так, четче... Ужас и
истерика, вытье в клетке при чтении приговора, животная агония, когда
ИСКЛЮЧЕННЫЙ понимал, что он уже ТАМ. ТАМ ничего не простят. Потом и это
запретили, сочтя негуманным. Сейчас на поверхности острова расположен
только Бункер, где немногочисленный персонал следит за состоянием
суперкомпьютера и процедурой отправки вниз новых Исключенных. С тех пор
минуло более 70 лет. Люди давно свыклись с этой параллельной Вселенной,
их интерес угас. Каждое государство периодически отправляет вниз кого-то.
Обыденно и просто. И каждый на планете дышит свободнее, зная что мир
становится чище. В нем много зла. И много несправедливости. Но с каждым
недочеловеком из него уходит нечто темное. Никогда от него не будет
потомства, никогда его уродливые гены не передадутся следующему поколению.
Человек научился исправлять ошибки, допущенные Всевышним.
И вот теперь туда собираюсь спуститься я. Просто ради "спортивного"
интереса. Как журналист. Вы говорите - я сумасшедший? Говорите, что я
должен отправиться в соответствующую больницу... Иногда я думаю так же.
Я помню ту ночь, когда мы лежали с Каролиной в постели рядом, обнявшись,
и нам было очень хорошо - она у меня классная девочка, я уже почти спал,
а она вдруг предложила мне это. Я долго смеялся тогда - когда до меня
дошло, что она предлагает. Помню, даже собирался сводить ее к психиатру,
надо же, какие только идиотские идеи не приходят в голову женщинам!
Но я не понимал главного. Эта женщина знает меня лучше, чем я сам. Не
только как мужчину... Она никогда не обращалась ко мне снова с этим
планом, это было уже не нужно. Метастазы рака уже были посажены в меня
и разЦедали мое нутро. Где-то на уровне сознания, на уровне мозга, я еще
смеялся над этим бредом - над дурацкой идеей, над Каролиной и над тем, что
мое "я" сразу же не сказало "нет". Было приятно поиграть с этой мыслью,
представляя как я спускаюсь туда и автомат привычной холодной тяжестью
замер в руках. Я смеялся, а внутри меня ширилась и росла проказа, и моя
улыбка стала получаться кривой, когда я слышал о Банке. И Каролина видела
это тоже - наверное, никто не умел так понимать то, что стояло за моей
внешней оболочкой - по моему отсутствующему взгляду, устремленному внутрь
себя, по сжатым губам и нервным дрожащим пальцам. И настал день, когда
проказа сЦела меня всего. Я помню его отчетливо - как я сказал Каролине,
что иду. Мой мозг еще не до конца был поражен этой болезнью, и я
удивился - как из меня вышли такие слова? Это сказал не я. Потом было
море слез - еще бы, моя женщина добилась своего, и, как часто бывает у
них, решила, что ей это совсем не нужно. Но, к сожалению, я - мужчина,
и не умею так быстро менять решения, как это делают представительницы
слабого пола. Она умоляла меня не делать этого, даже стояла на коленях,
но все было напрасно - болезнь, посаженная ей же, сЦела все, что ранее
имело смысл для меня. Потом она молчала, сжав губы. Молчала, когда ООН
не давала санкции на мое "путешествие", молчала, когда вдруг совершенно
неожиданно вмешался Президент нашей страны и соответствующее разрешение
было получено. Молчала, когда я подписывал контракт, молчала, когда у меня
брали интервью, она не сказала ни слова, она не стала говорить ни с одним
журналистом. Я смотрел на нее и не узнавал - моя Каролина сильно
изменилась, глаза запали куда-то внутрь, в них застыла безнадежность,
вокруг рта появилась скорбная складка. Моя женщина - мое лицо, мое
лицо - безнадежность. Она заранее похоронила меня. Кстати, именно это
помогло мне вытерпеть нечеловеческие тренировки в течение трех месяцев,
когда я готовился к спуску вниз. Моя любимая женщина перестала верить в
меня - что это? Женская интуиция? Неверие в чудо? Я должен был доказать
обратное. На каждой тренировке я цеплялся за жизнь и полз, полз, полз.
Ненавидел все и всех и полз. Я мужчина, черт побери. Да, у меня масса
недостатков, но есть то, что у меня не отнять, не изменить. И я закончил
подготовку. Первый этап, оговоренный контрактом, позади... Можно
отказаться... Но почему она не верит в меня? Может именно из-за этого я
не говорю "стоп"?
Разве не мои предки сражались в открытом поединке с дикими
свирепыми животными, разве не они добывали себе в бою кусок мяса? Разве не
отстаивали они десятки веков свой кров, своих женщин, их честь? Разве,
черт побери, во мне не течет их кровь? Не живет их память, их опыт, их
сила? Ведь они умели побеждать - иначе меня не было бы на свете! Тогда
почему она уже похоронила меня?
А все, кто готовил меня? Они помогали мне, как могли, делали все
