- Думаю, минут пятнадцать назад... Во всяком случае, и десяти минут
не прошло, как Довгошей явился ко мне и доложил, что вы прыгнули, а он по
неизвестной причине застрял.
Калинов плюхнулся в кресло, грохнул на пол шлем и облегченно
вздохнул:
- Ну и слава Богу!
Однако, это что-то новое, подумал он. В Дримленде, помнится, время
текло синхронно с земным.
- Куда тебя занесло? - спросил Милбери.
- Вряд ли я смогу объяснить...
- А почему Довгошей остался?
- Черт его знает! Похоже, туда пускают только меня...
- Дело "Нахтигаль" за номером два?
Калинов откровенно пожал плечами, потом сказал:
- Крылова, кажется, туда тоже пускают. Если не он и является
главнокомандующим...
- Может, его все-таки задержать? - Милбери покусал сустав большого
пальца на правой руке. - Чтоб не путался у тебя под ногами. По закону, на
сорок восемь часов.
- Не надо, он должен играть свою роль. К тому же, ты его просто не
найдешь.
- Найду! - сказал Милбери. - Я его под землей достану!
- Рэн! - проникновенно сказал Калинов. - Угомонись! И не ломай
голову! Я ничего не могу тебе объяснить. Этим делом занимаюсь я один - и
никто больше! Считай это приказом! В конце концов нынешнее дело можно
расценивать как мое личное.
- Ничего себе! - В голосе Милбери зазвучала злость. - Похищение жены
у работника твоего ранга... А впрочем, как знаешь!
Посидели, помолчали. Калинов встал:
- Ну ладно, мне надо возвращаться. Послушай... Если я к вечеру не
вернусь... Хотя сомневаюсь, но мало ли... Ты успокой моих, наври им
чего-нибудь.
- Не волнуйся, не в первый раз! - Милбери критически осмотрел
снаряжение Калинова. - Ты оружие-то взял бы помощнее.
- Обязательно. - Калинов поднял с пола шлем и вышел.
Зайдя к себе в кабинет, он выгрузил из карманов весь свой арсенал,
достал из ящика стола тюбик крема "Цирюльник" и свел трехдневную щетину со
щек и подбородка.
На этот раз он очутился прямо в седле своего коня. Каурый мчался
куда-то по обширному лугу. Во всяком случае, трава виднелась сквозь
амбразуры металлического горшка, надетого на голову Калинова. Он тут же
остановил каурого и снял горшок.
Снимать пришлось правой рукой, потому что левой что-то мешало. Горшок
оказался старинным рыцарским шлемом. И сразу стало понятно, что мешает
левой руке. На руку был надет щит с незнакомым гербом. Но вензель
[начальные буквы имени и фамилии, связанные в общий рисунок] над гербом
был очень знаком: сам рисовал, когда-то в детстве.
Он продолжал осмотр. Справа на поясе висел меч. Да и все тело было
упаковано в доспехи, громоздкие, тяжелые, непривычные.
О Господи, подумал он, это еще зачем? Чья это дикая фантазия? Я в
роли средневекового рыцаря!.. Впрочем, назвался груздем - полезай в кузов!
Он вернул шлем на голову, тронул поводья, и каурый снова потрусил по
лугу.
Чего-то в жизни явно не хватало. Минут через пятнадцать неторопливой
езды Калинов понял - чего. Перед глазами не светила "Вифлеемская звезда".
Может быть, ее отсутствие и не имело никакого значения, но луг был
бесконечен и одинаков во всех направлениях.
Калинов остановил коня, заставил его крутиться на месте. Звезды не
было.
После некоторых размышлений Калинов произнес в пространство:
- Я был неправ. Я глуп и самонадеян!
Звезда тут же замаячила в амбразурах, и Калинов пустил каурого
вскачь. Сразу возникла дорога, по ее обочинам потянулись ряды деревьев.
Скачка длилась минут пятнадцать, а потом стена леса впереди, в которую,
казалось бы, упиралась дорога, подсказала, что впереди поворот.
"Вифлеемская звезда" вдруг ожила, скользнула за деревья, и из-за поворота
донеслось злобное карканье. Повеяло ледяным неуютом.
Калинов пустил каурого шагом, поправил на голове шлем, взял в правую
руку меч, закрыл грудь щитом. Конь с опущенными поводьями дошагал до
поворота.
Звезда снова висела над дорогой, неподвижная и равнодушная.
На обочине ничком лежал человек в рыцарских доспехах, затылок его был
залит кровью, искореженный шлем валялся в придорожной канаве. Над
мертвецом, на суку незнакомого корявого дерева сидел огромный черный
ворон, косил на Калинова желтым кошачьим глазом. Ворон разинул клюв и
огласил лес громовым звуком, мало похожим на карканье. Спина Калинова
покрылась мурашками. Он подъехал к мертвецу, остановил коня. Каурый
захрапел, попятился.
Можно было бы перевернуть мертвеца копьем, подумал Калинов. Если бы
копье было...
Ворон снова хрипло заорал, наверное, радуясь, что у пришельца нет
копья. Калинов замахнулся на него мечом, и ворон тяжело снялся с дерева:
словно новогодние хлопушки, загрохали о воздух мощные крылья. Калинов
осторожно огляделся, потом, стараясь не обращать внимания на холод в
груди, слез с коня. С трудом перевернул мертвеца на спину и отшатнулся.
Перед ним лежал он сам - крепко сжатые губы, закрытые глаза. Но трупного
окоченения не наблюдалось. Калинов снял с правой руки перчатку, подсунул
ладонь под голову лежащему. Липкая кровь была теплой.
Веки раненого вдруг дрогнули, глаза открылись, глянули в бездонное
небо, потом сдвинулись и остановились на Калинове. Разжались синеющие
губы.
- Вита, - прохрипел двойник. - Зяб-лик...
- Кто это так тебя? - спросил Калинов.
- Зяб-лик... У не-го Ви-та... Ту-да... - Раненый указал глазами в
сторону равнодушной звезды.
А потом он обмяк, глаза закатились. Все было так неожиданно, что
Калинов даже сглотнул непрошенный ком в горле. Но тут его вернули к
действительности. Тело двойника вдруг начало таять, истекать легкой серой
дымкой. Так весеннее солнце съедает снеговика. Вместе с телом
сублимировали и рыцарские латы. Последним исчез щит с незнакомым гербом и
знакомым вензелем.
Калинов подозвал каурого, взгромоздился на него. Откуда-то из лесу
пожаловал ворон, сел на сук и принялся обиженно взрыкивать.
И все же куда-то мы продвигаемся, сказал себе Калинов. Вот уже и не я
произнес имя моей жены. Вот уже и не только звезда показывает, где ее
искать... А неплохо воевать, когда знаешь: что бы ни случилось, смерть
тебе не грозит.
Но тут он снова вспомнил арбалетную стрелу, которую четверть века
назад выпустил в него Крылов, и содрогнулся. Сразу стало казаться, что,
уверяя себя в полной безопасности, он несколько приукрашивает
действительность. А может быть, он только что повстречал на обочине свое
скорое будущее?..
Он тронул поводья и пустил каурого вскачь.
Он догнал их через полчаса. Их было четверо: трое конных рыцарей в
одинаковых доспехах - как близнецы, - еще один, скрученный в тюк, был
переброшен через круп четвертого коня. Калинову бросились в глаза рыжие
волосы, волнами колышущиеся у правого стремени.
Калинова заметили. Спокойно, без злобных воплей, двое рыцарей
повернули коней и поскакали ему навстречу. Третий остался на месте.
Калинов сжал рукоятку меча. Предстоящая схватка опьянила его.
Ощущение было знакомым, он испытывал его не раз - в операциях по захвату.
Но присутствовала и некая толика сомнений в серьезности предстоящего.
Все-таки все это слишком напоминало театр...
Начало, однако, оказалось не театральным. Рыцари взялись за дело
аккуратно и не спеша - знали, что от двоих он не уйдет. Калинов едва
успевал подставлять щит под удары слева и отмахиваться мечом от правого
противника. Каурый оказался сообразительным конем, он хорошо чувствовал
желание всадника, успевал скакнуть вперед, махнуть в сторону, попятиться
назад. И тем не менее Калинов понимал: долго ему не продержаться - не та
сноровка.
Спас его каурый. Что он сделал, Калинов так и не понял, но каким-то
образом левый противник оказался позади своего товарища. Оставалось
воспользоваться неожиданной свободой, и Калинов ударил сплеча, не опасаясь
нападения слева. Головы врагу он, конечно, не срубил, но этого и не
требовалось. Противник качнулся в седле, шлем его полетел на землю, и
Калинов увидел застывшие глаза Зяблика.
О Господи, подумал Калинов. Что же это я наделал?!
А потом тело Крылова начало валиться в сторону, и Калинов забыл о
нем: в схватку вернулся второй враг. Впрочем, теперь схватка скорее
напоминала избиение младенца. Калинов теснил врага, тот уже с трудом
защищался от Калиновского меча. И наконец не выдержал. Калинов нанес тот
же самый удар, что и несколько минут назад, и вновь увидел застывшие глаза
Зяблика.
И тут он услышал радостный крик жены. Настала очередь третьего врага.
Калинов летел на него, подобно всесокрушающему тарану, хмельной от победы
над двумя противниками. Теперь он ничего не боялся: все это и в самом деле
театр. Со статистами. Вот статист Зяблик поднимает арбалет. Кажется,
рыцари не стреляют из арбалетов, но какое это сейчас имеет значение!..
Давай-давай, целься хорошенько, не промахнись. А то ляжешь, как предыдущие
двое - с застывшими глазами...
Свистнула стрела, испуганно вскрикнула Вита. У каурого вдруг
подкосились передние ноги, и Калинов почувствовал, как его вырывают из
седла...
Первым светом жизни было удовлетворение от того, что он не сломал
себе шею. А потом он понял, что и без сознания был всего несколько секунд.
Во всяком случае, когда Калинов сумел поднять голову, он увидел, что
Зяблик - без шлема, с мечом в руке - все еще бежит к нему. Где-то
раздалось предсмертное ржание каурого, больше похожее на хрип
раздавленного человека. Калинов попытался встать и не смог. Равнодушно
смотрел, как Зяблик подбегает к нему, как взметается над его головой
тяжелый меч. Может быть, теперь все, с надеждой подумал он.
И тут раздался стальной голос:
- Только тронь его!.. До конца жизни будешь жалеть, а конец твой еще
не скоро.
Голос был Витин. Калинов еще раз с трудом поднял голову. Вита теперь
не висела поперек крупа безжизненным мешком, она сидела в седле. Это была
она, Вита Сегодняшняя, похищенная и скрываемая.
Зяблик опустил меч, проворчал что-то нечленораздельное, плюнул на
Калинова и пошел назад. Калинов смотрел ему вслед. Зяблик шагал к своему
коню как-то странно, словно против своего желания. Калинов сглотнул слюну.
Чушь, ничего не против своего желания!.. Вон как он лихо вскочил в седло.
Как будто всю жизнь участвовал в играх на ристалище.
- Поехали? - громко спросила Вита.
- Поехали, - ответил Зяблик.
Вита кинула лукавый взгляд в сторону мужа. Словно хотела что-то
сказать, но передумала.
И тут Калинов снова лишился чувств.
Очнувшись, Калинов без удивления обнаружил себя в знакомом
гостиничном номере, том, который не был похож на холостяцкую квартиру.
Скорее, он был теперь похож на больничную палату. Во всяком случае,
Калинов лежал на кровати, заботливо укрытый одеялом. И оказалось, что
встать будет не так-то просто: когда он попробовал вытащить из-под одеяла
правую руку, все тело прострелила острая боль. Экспериментировать с левой
рукой он не стал. Попытался вспомнить, что могло с ним случиться. Попытка
получилась неудачной. Тогда он решил заснуть. Это решение судьба тоже
расценила как преждевременное. И сделала по-своему: открылась дверь и
вошла медсестра. Все чин чином - белый халат, белая шапочка, стройные
ножки... И зеленые Витины глаза.
Глаза смотрели внимательно и с участием. Ничего похожего на
недавний... О Господи! Калинов вспомнил ТОТ, лукавый взгляд. А вспомнив
ТОТ взгляд, вытащил из памяти и все остальное. А разобравшись с памятью,
