- Вы хотите сказать, что я тоже ваш сын?
- Нет. Ты не мой сын. Я ведь не один такой. Были и до меня, были и
после. В разных народах и на разных континентах. Большинство из них даже
не знают, что они мессии, но это не мешает им выполнять свое
предназначение.
И Калинов вдруг вспомнил, что давным-давно, на заре своей первой
жизни, он так и не смог узнать у матери имя отца. За всеми недомолвками и
многозначительными пожатиями плеч, которые позволяли себе его тетушки, эта
история так и осталась покрытой тайной. Как и история, рассказанная ему
когда-то будущей тещей.
- Значит, мы с Витой тоже мессии?
- Да. И у вас случай особый. Чтобы избежать предстоящей катастрофы,
создав вокруг Солнечной системы кокон из пространства с привычными
параметрами, два Спасителя должны любить друг друга. Всю их совместную
жизнь... С вами вообще необычная история. По объективным причинам ты
родился раньше положенного времени. Пришлось давать тебе вторую жизнь. К
счастью, эту непростую задачу удалось решить.
- Это что же? - Калинов чуть не задохнулся. - Это что же, получается,
Дримленд был создан вами для этой цели?
Джос улыбнулся:
- А разве он не мог служить нескольким целям?.. Но мы отвлеклись.
Долгое время ваши с Витой отношения нас устраивали, но с некоторых пор все
изменилось.
- Это вы увели Виту в Дримленд?
- Я, - сказал Медовик. - Я принял твой облик.
- Но тогда вы не Сути... Сути не способны на такое.
- Да, мы не Сути, - сказал Джос. - Мы те, кто выше Сутей и
Суперсутей, хотя и проходим их стадию. Если хочешь, мы все вместе и есть
Бог.
- Вы Бог? - прошептал Калинов. - И это вы заставили Зяблика украсть
мою вторую жену, поставить меня перед выбором...
- Ну, впрямую его никто не заставлял, но в определенном смысле вина
наша. Зяблик и рожден только для того, чтобы постоянно испытывать на
прочность вашу с Витой любовь. Он своего рода индикатор...
- Но это же бесчеловечно! - прошептал Калинов.
- Отчего же?
- Вы же обрекли его на несчастье!
- Кто знает, что такое счастье? - сказал Медовик. - Вита обречена на
любовь к тебе. Счастлива ли она? А ты сам? И счастлив ли был Джос, восходя
на Голгофу? Абсолютное счастье, наверное, возможно только там, где нет
разума. И жалеешь ли ты сейчас о тех временах, когда был безответно
влюблен? А ведь тогда ты считал себя самым несчастным человеком на свете.
- Вся беда в том, что ты рано родился, - сказал Джос. - Родись ты в
назначенное время, ты бы всегда любил Виту, и у нас не было бы никаких
проблем. Но перерождение привело к тому, что стабильность чувства любви
тобою утеряна. Повторный брак, как оказалось, только отодвинул угрозу на
более позднее время. Сам понимаешь, мы не могли с этим мириться...
Калинов слушал Джоса и удивлялся. В нем нарастало ощущение, что
разговор идет о совершенно постороннем человеке, о ком-то, кого он никогда
не знал, не знает и знать не будет. И приходилось все время заставлять
себя верить Джосу, а верить ой как не хотелось. Неужели и в самом деле они
с Витой любили друг друга только для того, чтобы выполнить какую-то там -
даже и чрезвычайно важную для всего мира! - миссию. Тоже мне - мессии для
миссии!.. Да чушь это! Он любил Виту потому, что она была симпатичной
девчонкой, потому что она добра, хороша в постели и любила его самого...
Подожди, но ведь она по-прежнему симпатичная девчонка, добра, хороша в
постели и любит тебя... Так в чем же дело?! Что изменилось?
Ответа не было. Джос с Медовиком смотрели на Калинова, и тому вдруг
показалось, что они запросто читают его мысли и что они знают ответ на
вопросы, задаваемые им самому себе. Вот только отвечать, по-видимому, не
считают нужным. Потому что свои некоторые проблемы человек должен решать
самостоятельно, и даже Бог не способен ему помочь.
- А если любовь не возродится? - сказал Калинов.
- Возродится! - ответил Медовик.
- Почему вы так уверены?
- Потому что Я - твой отец!
Вита появилась, когда божественные родственники Калинова оставили его
наконец в покое. И хотя обратить новое внимание на Виту Калинову никто из
них не предлагал, но у него сложилось впечатление, что весь разговор
представлял собой некую странную игру, основной целью которой и было то,
чего ему никто не предлагал.
Вита не возникла из небытия, она откуда-то пришла и поднялась на
холм. Погруженный в свои мысли, Калинов заметил ее, когда она уже
поднималась.
- Привет, - сказала она и села рядом.
- Здравствуй! - Калинов поднял голову.
Вита была одета в некое странное рубище, напоминающее мешок с дырами
для рук и головы. Мешок был почти непрозрачным, но это "почти" позволяло
угадываться под тканью различным участкам ее тела. Калинов смотрел на жену
и удивлялся: казалось бы, он знал все, скрытое под мешком, вдоль и
поперек, но захотелось вдруг узнавать все снова. Наверное, причина была в
самом мешке...
- Они все тебе рассказали? - спросила Вита.
- Да, все.
- И что ты думаешь теперь делать?
- Во всяком случае подчиняться им я не намерен!
Вита вздохнула:
- Мне тоже все это не нравится. Но ведь они не отпустят нас отсюда,
пока не добьются своего.
- Плевать!.. По-моему, они что-то крутят. Неужели судьба мира может
зависеть от того, любим мы с тобой друг друга или нет?
Мир, который его обитатели не желают сохранить своей любовью, и не
заслуживает ничего, кроме гибели.
- Это ты сказал? - Вита с удивлением посмотрела на мужа.
- Нет, не я. И не ты, как я понял... Значит, это они, наши так
называемые отцы.
Двое сидящих на холме покрутили головами по сторонам, но никого не
увидели.
- Они на нас давят, - сказала Вита.
- Но мы им не уступим? - отозвался Калинов.
- Конечно, не уступим. Я сама не согласна любить по указке сверху.
Вита встала, потянулась, опустила руки. Рубище висело на ней
бесформенный мешком.
Вот бы сейчас ветерок, почему-то подумал Калинов.
И ветерок родился где-то, прилетел, упруго натолкнулся на Виту.
Словно стяг, затрепетал на ветру Витин мешок, плотно обтягивая ее тело.
- Любить по указке... Да ты просто отвратителен мне, - сказала Вита.
- А ты мне, - отозвался Калинов. - И за что только я любил тебя
когда-то?!
Он поморщился и встал, намереваясь неспешно спуститься с холма и
уйти. Но что-то остановило его, какая-то сила приклеила подошвы его
ботинок к траве, рядом с Витой.
- Как противно мне твое тело! - сказал он, и та же самая сила подняла
его руки и положила их Вите на талию.
Вита затрепетала:
- Как противны мне твои пальцы! - И, трепеща, положила ладони ему на
плечи.
По-прежнему бился о бедра подол Витиного мешка, и разлетелась по
ветру рыжая грива. Изумрудные глаза закрылись.
- Я просто ненавижу тебя! - крикнула Вита.
- И я тебя! - отозвался Калинов, а неизвестная сила толкнула его к
жене.
Вита, не открывая глаз, рухнула в его объятия.
А внизу, у подножия холма, стояли двое, не видимые ни одному глазу, и
смотрели вверх.
- Вообще-то не стоило говорить ему и части правды, - сказал Медовик.
- Но я хотел вызвать у него еще большее противодействие.
- Так я и понял. Потому и начал тебе подыгрывать.
- И нам удалось, - заметил Джос.
Калинова передергивало от отвращения, но его руки, перестав
подчиняться хозяину, раздевали жену. Процесс был хорошо знаком, но еще ни
разу в жизни не был так противен.
Ветер исчез - как обрезало, - и Вита шептала:
- Оставь меня. Я не хочу. - Но ее тело так и льнуло к его ладоням.
Калинов опустил ее на мягкую траву. Полузакрытые глаза жены смотрели
в небо. Как в смерть.
И все началось. Их тела впивались друг в друга с омерзением, но
какая-то сила тянула их друг к другу, твердо, неотвратимо. И Калинов
почувствовал, как внутри него поднимается удушающая волна тошноты.
Двое внизу по-прежнему смотрели на вершину.
- Освобождай его скорее, - сказал Джос. - Ты же видишь: он рвется к
ней даже сквозь твое заклятие... Он же лишится разума! Скорее!!!
- Да. - Медовик воздел к вершине холма руки.
- Я люблю тебя, - шептала Вита. - Просто я хотела тебе досадить, вот
и говорила, что ты мне отвратителен.
И случилось. Словно кто-то держал Калинова в смирительной рубашке и
вдруг распустил завязки. Тело Калинова вырвалось из узды, тошнота исчезла,
и он окунулся в наслаждение.
- И я люблю тебя, - прошептал он. - А все остальное было каким-то
наваждением.
Их тела слились так, как ни сливались с самой юности - неистово, но
не без страха. Словно в первый раз...
Как я люблю тебя, мой милый, подумала Вита.
А я тебя, подумал Калинов. Боже, мы опять слышим мысли друг друга!
Как тогда, помнишь?
Помню, подумала Вита. И мы научим этому Маринку... Теперь мы сумеем.
А потом их мысли умерли, потому что они растворились друг в друге.
Когда все завершилось, Вита, одеваясь, подумала:
Ты не обращал внимания? Когда мы занимаемся этим, наши позы порой
напоминают распятие.
Наверное, любовь всегда кончается распятием, подумал Калинов,
застегивая пуговицы комбинезона.
Наверное, согласилась Вита и прильнула к нему.
Так, в обнимку, они и очутились в джамп-кабине. А когда открыли
дверцу, увидели серую поверхность Ладоги и привычное солнце на небе.
Едва они исчезли, Джос сказал:
- Что ж, теперь можно и нам уходить. Уж коли он прорвался к ней через
твое заклятие, миру, пока они живы, ничего не грозит!
- Не согласен, - сказал Медовик. - Миру всегда что-нибудь грозит. Но
теперь есть надежда.
Он снова взглянул на вершину холма. Там, устремленный в небо, стоял
большой белый крест.
- Это твоих рук дело, Иешуа? - Медовик глазами показал Джосу на
крест.
Джос поднял голову:
- Нет... Но пусть стоит. Amor omnia vincit [Любовь побеждает все
(лат.)].
Перед тем как покинуть тело, Джос еще раз оглянулся на холм. Крест
ярко выделялся на фоне сиреневого неба и казался похожим на обнаженную
человеческую фигуру.
