- Какие свины, о чем вы? - у меня у самого башка трещать начала. Надо
срочно вырывать у нее нить разговора, брать инициативу... А может, она
права, надо ее тут разложить на столе, и все прояснится?
- Ну, две девочки и мальчик. Так они здоровенные такие выросли, их
весь персонал не любил за то, что они директрисины, и старался не кор-
мить, когда она не видела, так они сломали ограду и задрали волка. Все
потом думали, что волк сбежал с голоду, а потом мой друг в свиных фека-
лиях нашел белый клык, и все стало на свои места.
- Да ну вас со своим дерьмом свинячьим! Я вегетарианец, между прочим.
- разозлился я, снимая телефонную трубку. - Забирай эту К. Веди в "оди-
ночку", - проорал я в аппарат.
Анна обиженно надулась. Ну и ладно, пусть дуется, надоела уже, самое
время ее изолировать.
5. Памятка молодому бойцу
Не успел я разгрести все текущие дела - через час позвонил сержант:
- Анна К. вас видеть желает.
- Веди, - вздохнул я, предвидя новый треп.
- Так это... Она вас к себе зовет.
- Ты что, сержант, с дуба рухнул?! - изумился я. - Хотя ладно, заси-
делся я в кабинете. Скажи, сейчас буду. Личность выяснил ее?
- В справочнике такого номера телефона не имеется.
- Ты чо, оборхесел? Обзвони все АТС! Все тебе указания давать. Я что
тебе твоя невеста, чтобы все давать? - стал заводиться я, потом совладал
с собой, и добавил, - Номера не будет - тебя тут не будет, вопросов не-
мае?
Сержант что-то зло промычал и швырнул трубку. "Никакой дисциплины", -
подумал я и забыл о сержанте.
Интересно, однако. Либо она номер соврала, либо у нее действительно
муж - "отойди навсегда". Я встал, потянулся, надел фуражку для приличия
и отправился в камеру смертников. Анна в задумчивости сидела на нарах,
опершись спиной о стену и по-домашнему поджав ноги.
- Ну что, как с памятью? - спросил я без особой надежды.
- Меня как сержант в камеру завел, я сразу вспомнила, - ответила она
серьезно. - Вспомнила начало прошлого вечера: меня какой-то мужчина к
себе привел...
- А дальше что?
- Дальше... Дальше он взял меня за волосы, откинул голову и поцело-
вал...
- Ну и..?
- Я пыталась вспомнить, но не смогла. Так просто ничего не получает-
ся, понимаете? Нужно реконструировать события.
- Каким манером?
- Вам нужно сделать то же, что сделал он, тогда я вспомню продолже-
ние. Я уверена.
- Гм... Ну, раз для дела...
Она встала и подошла ко мне вплотную - от нее повеяло каким-то теплым
ароматом. Я взял в кулак ее длинные шелковистые волосы, намотал их на
руку и откинул ей голову - она чуть слышно вскрикнула и улыбнулась выжи-
дающе слегка приоткрытыми губами. Я впился в ее губы - они были послуш-
ными и сладкими.
- Ну?! - только и смог спросить я, с трудом переводя дыхание.
- Он приказал мне раздеться...
- Раздевайся! - приказал я.
Она неторопливо, как в полусне, сбросила кофточку, стянула юбку, сня-
ла лифчик и вылезла из трусиков. "Фигура у нее была божественная. Даже
нет, не фигура, а сочетание фигуры с телом: узкие плечики, стоячая
грудь, чуть выпуклый животик, аккуратная попка с глубоким разрезом, пря-
мые линии ног..." Это я цитирую конечно, откуда мне уметь голую бабу
описывать, я еще в школе где-то вычитал этот панигирик и в разговоре за
женщин всегда прерывал заученной фразой дебильские пасы руками, которыми
мужики обычно иммитируют масштабы своих постельных принадлежностей. Она
легла на дощатые нары, вытянувшись по струнке и задумчиво глядя в пото-
лок.
- И что? - хрипло задал я риторический вопрос.
- Он разделся, - спокойно ответила она.
Делать было нечего - я сбросил мундир.
- Лег на меня...
Я лег на нее.
- Подложил левую руку мне под голову.
Я подложил.
- Правой стал массировать клитор.
Я стал.
- Поцеловал меня в ухо и жарко в него задышал.
Я задышал.
- Коленку левой ноги он довел до уровня моего предплечья.
Я довел.
- Пальцами левой ноги он стал гладить меня по ноге все выше и выше.
Я все выше и выше.
- Левую руку переместил мне на грудь.
Я переместил, удивившись, что грудь ее была обсолютно холодной.
- Тебе не холодно? - прошептал я.
- Не отвлекай, - деловито сказала она и добавила, - стал щекотать во-
лосами на груди соски.
- Тут это, у меня нечем щекотать...
- Найди что-нибудь.
Я нашел.
- Засунул мне пальцы левой руки в промежность.
Изогнувшись, я засунул.
- Пошевелил ими.
Я подергался, изобразив шевеление.
- Попросил меня ругаться матом.
- Ругайся матом, - дрожащим голосом сказал я как в полусне.
- Я этого не люблю, - с традиционным спокойствием ответила она, -
Укусил в шею.
- Да как я укушу, у меня голова в полуметре?
- Укусил в шею.
Я укусил в шею.
- Ой, мне же больно! Закинул мои ноги себе на плечи.
Я закинул.
- Положил свои ноги рядом с моей головой.
"Я вроде носки менял когда-то", - подумал я и смело переложил ноги.
- Спросил, хорошо ли мне.
- Тебе хорошо?
- Очень. Накрыл обеими руками мне обе груди.
Я накрыл.
- Сел по-турецки.
Это как?
- Сел по турецки.
Я сел. По-турецки сел. Кальян мне, кальян!
- Просунул мне колено между ног...
Я просунул ей колено между ног.
- Теперь второе...
Я просунул второе колено.
- Уперся в лобок...
Я уперся в лобок.
- Вошел в меня...
Я вошел в нее.
- Глубже... Нет, не так глубоко, не сразу... Постепенно... Еще глуб-
же... Еще... Еще на сантиметр... Теперь обратно... Теперь вперед и до
конца... Обратно... Вперед... Быстрее... Еще быстрее... Еще... Еще...
Е-ще... А-а... О-о... а-а... Так, да! Давай! Давай!!! Сильнее! А-а-а!!!
Я напрягся... Мне еще не приходилось слышать столь оживленного моно-
лога: из всех моих женщин с первого раза легкого стона было не выдавить,
не то что такого нескромного ора. Опьяненный сладостными звуками и теп-
лой влажной плотью, я резко двинулся в ее просторы и провалился в безд-
ну...
6. Ой, витту!
Провалился я не в бездну наслаждений, а в самую обыкновенную черную
дыру.... Обыкновенную?! Может ли феномен быть обыкновенным? Но все было
очень обыденно и правдоподобно: на том месте, где у нормальных женщин
"витту"... Это мое любимое финское матерное слово, меня ему научил
Данька, ставший мне после "дуэли" чуть ли не лучшим другом. Он хоть и
лезгин, но родился и вырос в Тааллииннее, и свободно ругался на многих
языках, включая финский. А мне оно понравилось, я частенько загибал, да-
же на работе - "иди в витту", "накройся виттой", чем-то до боли родным
веяло... Может, я финн?! Я пригляделся: у нее на самом интимном месте
зияла бездонная черная дыра, прикрытая сверху густым кучерявым пушком.
"Я сейчас проснусь, - подумал я, - что на работе не привидится, из
газет лишь "Правду" и "Спид-Инфо" выписываем. Сейчас, надо ущипнуть се-
бя, а лучше ее, может, у нее все исправится. Нет, чушь... Но все же, за
что мне ее ущипнуть?"
- Он меня ущипнул за сосок, - послышался абсолютно спокойный голос
"подруги по нарам". Или мне послышалось, что спокойный? Только что она
стонала... Это не женщина, это дьявол в юбке... Нет, без юбки!
- За грудь? - задумчиво отозвался я, опять возвращаясь к мысли о том,
за что бы мне ущипнуть самого себя, чтобы избавиться от наваждения.
- За сосок он меня ущипнул, - повторила она уже тверже и громче. - Я
так ничего не вспомню, ты все делаешь неправильно, у тебя женщины до ме-
ня были, вообще?
- Не сомневайся, - не задумываясь, ответил я и стал собираться с мыс-
лями: похоже, это не сон, я голый в камере, с бабой, тоже голой, там
глазок, наверное, уже все конторские пялятся в него, если "стукнет" кто,
меня попрут за аморалку... Лучше будет, если она заявит об изнасилова-
нии, тогда наверху замнут, чтоб мундир не пятнать. Хуже будет, если ее
муженек - демократ-правозащитник, захочет, чего доброго, сделать себе
имячко на случае растления органами своей добропорядочной жены, образцо-
вой домохозяйки... Стоп, стоп, стоп! - Матьматьмать!!! - закричал я в
голос, а про себя опять подумал: "Что у нее между ног???" - Ой, витту...
- Что? - не поняла она.
И тут меня осенило: как же я могу видеть, что у нее между ног, если
лежу на ней, и не просто лежу... "Фу-у-у-х... - облегченно вздохнул я. -
Пригрезилось!" У меня так бывает перед самым оргазмом: вдруг картинки
какие-то чудные перед глазами встают. Ничего до такой степени кошмарно-
го, правда, никогда до сей поры не было... Я расслабился и кончил....
Или кончил и расслабился, не помню точно, но наваждение как рукой сняло.
- Ты такой горячий, - сказала мне она, задыхаясь. - Просто бешеный
какой-то! Зверь, а не мужчина... Я думала, ты меня на две половинки ра-
зорвешь!
Только тут я заметил, что с меня ручьями льется пот, а кудри прилипли
ко лбу, будто в меде.
- А говорила, что ничего не умею, - мне казалось, что я говорю нежно,
но камера отозвалась животным рыком.
- Это я тебя специально подзадоривала, - хитро улыбнулась она.
- Но ты, по-моему, совершенно спокойно лежала, - усомнился я в ее ис-
кренности.
- Я?! - округлила она глаза. - Да я за этот час кончила энное число
раз!!!
- За час?! - не поверил я.
- Ну да! А ты думал, пять минут прошло?! Дурачок ты...
- Теперь-то ты все вспомнила? - спросил я, вспоминая, что все же на-
хожусь на службе.
- Пока нет, - виновато улыбнулась она. - Помню, стало стыдно. И сей-
час стыдно... Перед мужем стыдно. Ой, как стыдно! У меня щеки горят, по-
пробуй.
- Как кипящий чайник, - подтвердил я.
- Мне так стыдно, что не знаю, куда деваться. Хочется что-то сделать.
- Что именно? - насторожился я.
- Сейчас скажу, подожди минутку, давай поговорим немного. Тебя как
зовут?
- Мастер, - ответил я. - Михал Степаныч - М.С. "Эм-эс" - мастер спор-
та. Вот меня Мастером и прозвали. Мне нравится.
- Мастер, - повторила она с моей интонацией и почему-то встревоженно.
По ее лобику прошла морщинка раздумия.
Неожиданно она резко вздрогнула, как будто вспомнила что-то страшное.
Это был тот самый излюбленный момент следователя, когда подозреваемого
можно брать голыми руками. Любой преступник не допроса боится, не заклю-
чения, не пыток и даже не казни - больше своего преступления и наказания
за него он боится себя!
- Говори! - я ее схватил сзади за шею, как котенка, и заглянул ей в
упор в глаза.
То, что я увидел на блестящей пленке ее непроницаемо-черных зрачков,
меня сильно озадачило: вспышка озарения, оранжевые искры, черная дуга...
и все.
- Трамвай, - пролепетала она.
- Номер! - рявкнул я.
- Аннушка, - покорно ответила она.
- Номер, дура, говори!
- Это номер такой, - посмотрела она на меня с сожалением. - Прости
меня, что я такая недотепа. Мне стыдно, что ты со мной так мучаешься...
Я отпустил ее. До меня, наконец, дошло (не такой уж я идиот, как это
принято считать среди местных гуманитариев): ей вспомнился трамвай, ко-
торый отрезал голову Берлиозу. Ну, правильно: Мастер, "Мастер и Маргари-
та", Чистые пруды, трамвай... Не так все и сложно.
- Мне кажется, что в прошлой жизни я была трамваем, - сказала она. -
Ты хочешь быть моим вагоновожатым?
- Кончай этот базар, - не вытерпел я ее глупостей, - или я тебя заст-
релю при попытке к бегству!
- Ты такой добрый, - нежно прислонилась она щекой к моему плечу. -
Зачем ты хочешь казаться злым? Ты считаешь, что добрые всегда несчастны?
С чего она взяла, что я добрый?! Я не знал, что ответить. Это было
слишком сложно. Даже для писателей. Не говоря уже о работниках органов.
- Я - офицер, - наконец, сказал я ей. - Если бы не такие, как я, воп-
рос о счастье для разных там "добреньких" не стоял бы. Их просто бы не
было. Их бы съели более зубастые. Их бы просто физически уничтожили. Как
класс. Как вид. Как понятие. Ты знаешь, на чьи деньги существовал Булга-
