Ох, как я был зол! Казалось, разорву мерзавку на части за ее шуточки,
но по мере приближения к дому, в котором я оставил Анну, мной овладевала
странная расслабленность. Было такое чувство, что я возвращаюсь с холод-
ной мокрой улицы в теплый уют, где меня ждет ласковое домашнее сущест-
во... Проклятая иллюзия - ничего не мог с ней поделать: у самого себя на
глазах я превращался в благодушного идиота, типа аниного покойного му-
женька, царствие ему небесное.
Вот откроет она мне дверь - схвачу ее за глотку и призову к ответу!
Так я настраивал себя. Но дверь мне открыла хозяйка квартиры... Черт,
даже не узнал, как зовут ее. Она была явно навеселе.
- А вот и Мастер! - заорала она радостно, бросаясь мне на шею.
- Вы что тут, упились, что ли?! - недовольно пробурчал я.
- Ты не свисти, - заявила хозяйка. - Пойдем покормлю тебя. Мы тут с
Анечкой оладьев напекли под водочку.
- С Анечкой?!
- Нет, с королевой Анной! Ну проходи уж на кухню, граф Гарсия - из-
вестный пироман!
Я зашел на кухню. Анна со счастливым видом поедала оладьи в сметане.
- Ну как? Замофил? - спросила она с набитым ртом.
- Да иди ты! - отмахнулся я. - Лучше мне, бабы, водки налейте!
- Какие мы тебе бабы?! - возмутилась хозяйка. - Мы мирно пашущие со-
ветские женщины!
- А с вами я и вовсе не знаком, - сказал я, вырывая у нее из рук за-
потевшую бутылку "Русской".
- Вот хам! - возмутилась она. - Когда лапать меня лез, имени не спра-
шивал!
- Он к тебе лез?! - окаменела Анна.
- Конечно, за сиськи дергал, как телушку! - пожаловалась хозяйка.
Я раскрыл рот, чтобы дать достойный ответ, но тут получил от Анны
смачную звонкую оплеуху.
- Ты чо? - удивился я.
Анна ничего не ответила. Она сидела строгая и бледная. Я с удивлением
ее рассматривал, как первую женщину, давшую мне по роже. Мне хотелось
сообразить, что ответить, но мысли в голову не шли. В голове было пусто
и звенело. Особенно меня удивило то, что я не успел поставить блок. Все-
гда в фильмах удивлялся, как мужики пропускают простецкий удар, а тут
сам под него залетел и среагировать не успел. Наверно подсознательно в
мужике зашито, что бить женщину неэтично, а может христианство со своей
второй щекой на мозги мужского населения так фатально накапало. Надо
вспомнить, масульман пощечинами врачуют их женшины востока? А хотя они у
них дисциплинированные, за пощечину им могут все что угодно припаять.
Значит все же христианство, а не дурацкое джентельменство.
- Да ладно вам, как дети! - сказала хозяйка. - Давайте лучше за зна-
комство выпьем. Меня Тоней зовут.
Она разлила и мы выпили, молча и не чокаясь. И в тишине закусили со-
леными помидорами.
- Ой, кажется, милиционер родился! - нарушила молчание Тоня.
Анна не сдержалась и прыснула от смеха, многозначительно на меня гля-
нув.
- С хозяйкой мы познакомились, а вас как зовут, девушка? - обратился
я к ней, - Фамилию я вашу уже знаю, впрочем, - я попытался применить из-
любленный прием следователся.
- Между прочим, это фамилия мужа, - ответила Анна, смягчаясь. - Так
что она ни о чем не говорит.
- А имя? - спросил я ее.
- И имя, - серьезно ответила она. - Имен может быть тоже энное коли-
чество. В детстве меня, например, родители Анютой звали. Во дворе Нюсей
и Анкой дразнили. А один придурок в институте Нюрой называл. Еще Нюша
есть имячко такое...
- Ну и что? - не понял я.
- Да то. Тебя как зовут, ты считаешь?
- Ну, Михаил, - неохотно ответил я.
- А может... ой! - закрыла рот рукой, вспохватившись, Тоня.
- Чего?! - не понял я.
- А может, ты Мойша на самом деле? - подмигнула Анна Тоне. - Или
Майкл?
- А может, Мигель? - поддержала ее Тоня.
- Да ну вас, девки! - разлил я по очередной стопке. - Не пойму, к че-
му вы клоните.
- Да к тому, - сказала Анна. - Никому ведь не придет в голову сказать
"Архангел Мишка" или "Мойша косолапый"! Вот и получается, что имена эти
разные.
- Ну и что? - не на шутку удивился я.
- А то, что раз у тебя имена все разные, значит, настоящего имени и
вовсе нет!
- Хм... - задумался я.
- А раз у человека настоящего имени нет, он может сам себе любое имя
взять, какое понравится. Или ему другие новое имя дадут.
- Как это? - усомнился я.
- А вот так это. Кличку дадут. Тебя, например, Мастером назвали.
- Ну, назвали, и что с того...
- А то! Это многое меняет, между прочим. Вот, например, сосед за сте-
нкой этот несчастный. Жил себе спокойно. Преображенский и Преображенс-
кий... Мало ли Преображенских? Но он к тому же еще и профессор. Профес-
сор Преображенский... Знакомо звучит?
- И точно! - встряла Тоня. - Я фильм смотрела...
- Вот видите, - продолжила Анна. - Вот живет профессор Преображенс-
кий... Таких профессоров Преображенских, как он, тоже, наверное, не ма-
ло. Живет этот профессор Преображенский и ни о чем таком особо не помыш-
ляет, пока к нему не устраивается домработницей некая Зиночка...
- Уй, - всплеснула руками Тоня, - а я-то думала, где я тебя видела?!
- Ну и вот, - невозмутимо повествовала Анна, - устраивается к нему на
работу Зиночка, потом приносит с улицы бездомного щенка Шарика...
- Кажется, я начинаю врубаться! - заявил я.
16. Журфикс
Я проснулся посреди ночи от холода и увидел, что лежу голый на крова-
ти. Я повернулся направо и уткнулся носом в пухлую женскую грудь, повер-
нулся налево - разглядел в темноте белую обнаженную спину. А, ну да, это
Анечка с Тонечкой... Кажется, мы накануне изрядно наклюкались. Помню,
сидели за столом, болтали о чем-то, потом ругались, потом песни пели,
потом... Потом я, кажись, уснул за столом, а дальше не помню - все равно
как выключателем в мозгу щелкнули и сознание отключили. Бошка болит, а
тут еще музыку за стенкой крутят. Что-то знакомое... О, вспомнил! Увер-
тюра рок-оперы "Иисус Христос - супер-стар". И чего не спится людям?!
И вдруг до меня дошло: музыка доносилась из-за той стенки, где была
квартира профессора! Что за черт... Я растолкал Анну.
- Что, пора? - спросила она, сладко потягиваясь.
- Куда пора? - удивился я, но тут же сообразил, что это она со сна
так говорит - приснилось ей, наверное, что собирается куда-то. - Слы-
шишь, музыка играет?
Она, ничего не ответив, проворно соскочила с кровати и быстро оде-
лась.
- Чего сидишь, как пень? - сказала она небрежно, как мужу, с которым
прожила много лет. - Портки надевай!
- Зачем?
- За тем, чтобы фужеры елдой со стола не сбивать как слон в фарфорной
лавке!
- Какие еще фужеры? - удивился я. Но брюки все же натянул.
- На фуршет пойдем - нас позвали.
- Кто?
- Кто-то... - недовольно проворчала Анна. - Разговорчики в строю. А
эту здесь оставим, пусть поспит бедная женщина, - она заботливо накрыла
Антонину одеялом.
Мы вышли на лестничную площадку и позвонили в соседнюю дверь под но-
мером 50. Я, конечно, виду не подал, но был весьма изумлен: с той сторо-
ны двери щелкнули замки, и на пороге перед нами предстал сам профессор
Преображенский. Он был теперь не в хирургической робе, а во вполне изящ-
ном лазоревом халате и турецких туфлях с загнутыми носами. Вид у него
был странноватый - дореволюционно-интеллигентский.
- Милости прошу, - расшаркался он перед нами, театрально отставляя в
сторону руку с бокалом мелкопузырчатого шампанского.
- Рад вас видеть в полном здравии, - пробурчал я в тон ему.
- Я, как всякий персонаж, неистребим, - весело воскликнул профессор.
Он был слегка навеселе.
Мы прошли в гостиную - в ней плечом к плечу толпилось человек 50 на-
роду. Одеты они были довольно-таки пестро: один был в белой мантии с
красной подкладкой, другой - в кальсонах, третий - в голубом хитоне. А
один упитанный мужик в сером летнем костюме отличался от остальных тем,
что голова у него была не на шее, как у всех, а в полусогнутой руке на
уровне груди. Когда он говорил, окружающим приходилось из вежливости на-
клоняться к этой его смешной голове. На лице его были сверхестественно
большие очки в черной роговой оправе, а на лысине - шляпа пирожком.
- Ты его знаешь? - взвигнула от восторга Анна.
- Впервые вижу, - поморщился я. Терпеть не могу бабской экзальтации.
- Ну как же - это ведь Берлиоз! - возбужденно подпрыгнула она.
- Композитор? - нарочито зевнул я.
- Да нет, ты ничего не понимаешь. Это тот самый, которому трамваем
отрезало голову.
- А... - протянул я.
- Фу, какой ты скучный! - возмутилась Анна. - Видишь, он рассказывает
какой-то анекдот, а те трое, что ржут рядом с ним - Понтий Пилат, Иешуа
и Воланд.
- Пить бум? - подскочилa к нам услужливого вида жирная черная кошен-
ция.
- Водка холодная есть? - спросил я, почесывая у нее за ухом.
- Фр-р-р, - брезгливо отстранилась то ли грудастая кошка, то ли деву-
шка с кошачьими усами. - Водяры не держим-с. Могу предложить "Дон Пи-
риньон", "Мартель" или "Мутон кадет" из коллекции барона Ротшильда.
- Ты мне, котяра, не трынди, - предупредил я ее по-свойски. - Будто я
не знаю, из каких коллекций кадеты-мудеты бывают. Если через триста се-
кунд холодной водки не нарисуешь, займусть скотоложеством! Гнездит оно
мне, понимаешь, не-е-е держим-с-с!
Кошечка хотела было огрызнуться, но вовремя передумала и, ловко вып-
рыгнув в форточку, грацизно отправилась в дежурную палатку. А я, не те-
ряя времени даром, стал разминаться "Мартелем".
- Разрешите представиться, - подскочил ко мне ублюдочного вида мужи-
чок с жидкими усиками в разбитом пенсне и укороченных брючках.
- Кто такой? - покосился я на него.
- Ну как же, - смутился он. - Бывший регент.
- А, тот самый, - догадался я. - Забыл твою фамилию. Да ну и фиг с
ней. Я с шестерками все равно не разговариваю.
- Покорнейше прошу прощения, - откланялся он, пятясь задом.
Тут я заметил, что многие на меня поглядывают украдкой с явным уваже-
нием, будто даже боятся не то что подойти, но и взглянуть прямо. "Одна-
ко, - подумал я, - не знаю, к чему это, но мне крайне в жилу!"
17. Лед тронулся
Внезапно стало относительно тихо. Тот, которого Анна называла Иешуа,
взошел на трон, услужливо сделанный окружающими из перевернутого на бок
цветного телевизора Рубин.
Парень поднял руку и ломовым басом провозгласил: "Всем лечь - суд
идет".
Все скоренько, как будто это ограбление сберкассы, строем легли на
пол, но легли не на животы, а на спины, каждый старался прилечь поудоб-
нее, поближе к Иешуа, или же чтобы лежать спиной на ковре, подальше от
сквозняка.
- Нам тоже прилечь? - спросил я свою невеселую спутницу.
- Еще чего! Тебе к Нему, на телевизор, а я тут подожду.
Я спокойно, в судах все же не впервой, прошел и сел на телевизор, при
этом Иешуа подвинулся.
- Тронулись? - с молодецким прищуром поинтересовался он.
- А як же! - вторил ему я.
- Сего числа, сего года постанавляю. Слушается дело рабы божьей Мар-
гариты в миру Анны, - проорал он мне басом на ухо.
Анна стала негромко плакать, растирая тушь по лицу.
- Грешна ли ты дочь моя, мать твою? - задал ей каверзный вопрос Ие-
шуа.
- Грешна, Ваше сиятельство, ох как грешна, - заголосила Анна.
- Будем попунктно или сразу все расскажешь?
- Сразу, вашескоблродие, сразу-то оно и легче.
- Ну сразу, так сразу. Прелюбодеянием занималась? С этим? - добавил
Иешуа, ткнув меня пальцем в бок. Больно так ткнул, зараза, не по добро-
му.
- Угу, еще как занималась, - не стала отпираться Анна.
Я стал прикидывать, смогу ли я их всех перегасить, если цирк затянет-
ся.
- И не думай, тут тебе не ученая малина, - шепнул мне на ухо Иешуа, -
И я тебе по секрету скажу, только тебе, как другу, я не Иешуа, а Джон,
вникаешь? Так что и не думай!
- Ну что думаете, люди добрые? - спросил Иешуа аудиторию.
- Стенка, вышка, - заерзали по полу слушатели дела.
- Свидетеля какого-никакого было бы неплохо, - проскрипел профессор
