отместку за то, что действуешь, не посоветовавшись. С тех пор, как приехал
из Варшавы, ко мне носу не показывал. Ты теперь видишь, что и пан
Кречовский на что-нибудь годен, хотя бы, например, на то, чтобы изловить
хитрого пана Богдана.
Хмельницкий молча смотрел на него, не зная, к чему он клонит. Слуга
принес закуску и вино; Кречовский, налив два кубка венгерского, высоко
поднял свой кубок и провозгласил:
- За здоровье будущего украинского гетмана Богдана Хмельницкого!
Желаю пана полного успеха, а главное - всегда так счастливо попадать в
плен, как сегодня. Присядем-ка за закуску да обсудим, как бы тебе всего
безопаснее убраться отсюда подобру-поздорову и ускользнуть из рук пана
коронного гетмана. Он шутить не любит и, конечно, не замедлит прислать
твой смертный приговор.
- А, ведь, я думал, что пан полковник мне изменил. Ты отлично
выдержал свою роль и мог бы еще дурачить меня, сколько тебе угодно.
- Нет, пан будущий гетман, теперь дурачиться некогда, надо тебе
скорее бежать. Сейчас после закуски я дам тебе лучшего коня, а за тобой
пусть едет и сын твой, я его уведомлю. Сделаем мы все это ловко, так,
чтобы и я не был в ответе. Я притворюсь выпившим, а ты прикажешь подать
себе коня от моего имени. Пока слуги разберут, в чем дело, ты уже будешь
далеко; я постараюсь покрепче заснуть и не быть в состоянии распорядиться.
Когда пришел ответ от Потоцкого с решительной резолюцией: "немедленно
подвергнуть преступника смертной казни", Богдана и след простыл.
- Как же пан полковник не углядел за узником? - укорял Кречовского
староста.
- Вот поди же, пан староста, - с самым невинным выражением отвечал
тот, разводя руками. - Я, признаться сказать, лишнее выпил, да и
сплоховал, не углядел, а он на коня и был таков!...
- Зачем же пан полковник его не запер?
- Я думал, что лучше держать его на глазах. Если бы только не это
вино, то он не ушел бы от меня.
Пан Конецпольский махнул только рукой и досадливо проговорил:
- И везет же этому Хмельницкому, второй раз из-под ареста уходит.
11. ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ
Гей друзi-молодцi
Братья казаки запорозцi
Добре знайте, барзо гадайте,
И з ляхами пиво варити зачинайте!
В тот год стояла зима чрезвычайно теплая, какой старожилы не
запомнили. Снег едва выпал и тотчас же стаял. В воздухе веяло теплом,
несмотря на то, что было начало декабря, многие степные ручейки и речки
вовсе не замерзали, а сама степь покрылась топкой грязью. Обычный путь
пролегавший в Запорожье, так называемы "Черный шлях", представлял одну
сплошную жидкую массу. Бесконечной лентой тянулась она по оврагам и
долинам, взбиралась на небольшие холмы и кряжи, терялась то там, то здесь
в топких болотах.
Богдан медленно двигался по этому пути с небольшой кучкой вооруженных
людей, человек в тридцать. Измена Романа Пешты научила его быть осторожнее
в выборе, и теперь он ограничился самыми надежными сотоварищами. В числе
их были Тимош, сын Богдана, Ивашко, Брыкалок, татарченок Саип, чрезвычайно
гордившийся данным ему конем и оружием.
Путешествие по черному шляху представлялось далеко не безопасным; то
приходилось сворачивать в сторону, наткнувшись на татарский отряд, то
встречаться с далеко ненадежными гайдамаками, выехавшими на добычу, то
ускользать от польских жолнеров, высланных Потоцким для поимки Богдана.
Наконец 11 декабря они подъехали к Сечи и в нерешимости остановились,
раздумывая, что удобнее: прямо ли проехать к кошевому или отправиться
сперва к Довгуну, жившему не в курене, а на острове Томаковке, и у него
отдохнуть от утомительной дороги. Ивашко настаивал на последнем:
- Нам всем надо отдохнуть, батько! А как в Сечь заедешь, закрутишься,
и домой не пустят.
- Эх, ты, хлопец! - смеялся Богдан, - хочется тебе своим хозяйством
похвастать... Еще успеешь! Мне непременно надо кошевого повидать. Всего
лучше вот что, - прибавил он, подумав, - ты отправишься с гостями к себе
домой и, как хороший хозяин, позаботишься о нашем продовольствии, а я один
проеду к кошевому. Это будет незаметнее. К вечеру подъеду и я... Только
смотри, чтобы все было исправно, - погрозил он, - ты мне своими
пчельниками хвастал, так угости медком, да чтобы и горилка была...
- Все будет, батько! - весело ответил Ивашко, молодецки заламывая
набекрень кобуру с бобровой опушкой.
Маленький отряд разделился. Хмельницкий поехал на майдан, где
расположены были курени, а Ивашко с остальными спутниками отправился к
перевозу.
Было воскресное утро. Запорожцы только что отслушали обедню и толпами
валили в предместье. Жиды уже открыли шинки, а мелкие торговцы сидели в
маленьких курных лавчонках и продавали всевозможные ткани, оружие,
безделушки, съестное, в особенности же множество калачей и баранок. Тут
сновали армяне с перекинутыми через плечо "шалевыми пасами", т.е. широкими
шелковыми поясами, затканными на каждую четверть серебряными и золотыми
нитками. Расположился и грек, продававший рубахи-сороки из толстого
холста, украшенные шелковый стежкой в узоре, и всякие кафтаны, шелковые,
парчовые, суконные, новые и поношенные, добытые во время казацких набегов;
свиты с разрезными рукавами и с кобеняком, т.е. капюшоном сзади. В
маленькой лавчонке еврей продавал оружие: самопалы, ножи отточенные с
обеих сторон, пистолеты, сабли, кольчуги. Валах торговал вином, сухими
фруктами и сушеной рыбой; татарин - кожами и шкурами, преимущественно
лошадиными. Все это лепилось главным образом в куренных лавках, между тем
как гостиные лавки, не находившиеся под покровительством куреней, стояли
по большей части запертыми, мало кто решался их занять, боясь казацких
насилий во время беспорядков в Сечи.
Хмельницкий приостановил коня и задумчиво смотрел на пеструю толпу,
рассыпавшуюся между возами и лавчонками по базарной площади. Торговля,
по-видимому, шла плохо: время стояло глухое, Сечь прожилась и пропилась;
запорожцы бродили оборванные, угрюмые, не обращали внимание на
предлагаемые им товары, раздумывая, чтобы им еще спустить в одном из
тридцати восьми шинков. Жиды-шинкари принимали все, что им приносили,
начиная с лишнего оружия и кончая самой поношенной одеждой. У возов и
ларей с калачами тоже толпилось много народу, это были по большей части
поссорившиеся, имевшие какое-либо дело до своего начальства и запасавшиеся
хлебом-солью. Среди этого люда толпились бандуристы, кобзари, дудари и
скрипачи; кое-где образовались группы танцующих.
Проехав базарную площадь, Хмельницкий направился к высоким башенным
воротам земляного вала, окружавшего майдан (площадь). Внутри земляного
вала двумя полукругами располагались курени, носившие названия различных
городов Украины. Одно полукружие называлось верхними куренями, другое -
нижними. Между верхними куренями возвышался дом совета. Там собирались на
совещание атаманы и кошевой. Тут же рядом в одном из куреней помещалась
квартира кошевого. Хмельницкий подъехал к крыльцу, отдал коня казаку и
вошел в курень. Его встретил пожилой благообразный казак с длинными седыми
усами и черным чубом с проседью.
- Добро пожаловать, пане Богдане, - приветствовал он Хмельницкого,
пытливо посматривая на него своими проницательными глазками. - Откуда и
куда путь держишь?
Хмельницкий отвесил кошевому низкий поклон, помолился на образа и,
усевшись с хозяином на широкую лавку, не торопясь проговорил:
- Еду из Украйны, где меня опозорили и выгнали, хочу искать и суда, и
расправы у запорожцев, в ваши руки предаю и душу, и тело.
Кошевой, помолчав, ответил:
- Слухи до меня уже доходили, но я им не верил. Неужто вправду отняли
у тебя все и убили твоего сына?
- Правда, все правда! - с горечью подтвердил Хмельницкий.
- Что же ты думаешь делать и какой помощи ждешь от нас?
- Думаю, что ты по старой дружбе не откажешь поднять запорожскую
силу...
- Поднять запорожцев не трудно, - в раздумье проговорил кошевой, - и
теперь самое время; пойдут на кого угодно, лишь бы не сидеть, сложа
руки... Но дело это нескорое, все теперь поразбрелись, в Сечи и трех тысяч
не наберется, надо кликнуть клич, а как огласишь такое дело, оно не
выгорит... Подле самого Запорожья сидит польская залога: пятьсот
регистровых казаков да триста жолнеров... Я думаю, что пан коронный гетман
уже послал к ним гонца, и они тебя как красного зверя выследят...
- Это все я уже обдумал, друже, - возразил Богдан. - В Сечи у вас я
не остановлюсь, буду жить у Довгуна на Томаковке... А ты не разглашай
нашего дела, собирай людей потихоньку да помаленьку... Потом я думаю
проехать и в Крым, к хану, буду просить у него помощи.
- Верю тебе, пане Богдане! Если ты затеял дело, то и обдумал его.
Постараюсь исполнить то, о чем ты просишь... Месяца два-три на это
потребуется. А пока будешь жить у нас, вот тебе мой совет: опасайся
всякого, держись в стороне, от залоги и старайся выиграть время.
Хмельницкий распрощался с кошевым и отправился к Ивашку. Через
несколько часов он уже был в скромном жилье молодого казака, притаившемся
в углу острова в густом лесу. Довгун устроился хозяйственно: во время его
отсутствия другой казак смотрел за пчелами, за хатой и кормил пару
запасных коней. Богдана ждало целое пиршество. Кроме обычной соломаты, на
столе была и тетеря, т.е. рыба, сваренная с жидкой просяной кашей, и
калачи, и свежий мед, и даже две бутылки венгерского; недоставало только
мяса, но его заказывали заранее, и хозяин извинился, что не может
попотчевать своего дорого гостя жарким. Приехавшие с Хмельницким казака
расположились в просторном сарае; Богдана Довгун поместил в своей хате,
сам же перебрался на ветхий чердачок.
Так прошло несколько дней и, по-видимому, все было спокойно, но из
осторожности Богдан посылал то того, то другого из более ловких казаков на
разведки. Как-то раз утром отправился Брыкалок. Часа через два он вернулся
обратно и поспешно вошел в горницу Богдана.
- Не ладно дело, батько, - проговорил он. Пан коронный гетман узнал,
что ты в Сечи, он приказал залоге тебя схватить... Если мы живо не
уберемся отсюда, то всех нас переловят, как кротов в норе.
Через несколько минут все закопошились. Решено было воспользоваться
несколькими лодками, стоявшими в бухте, и спуститься в лиман; коней же
послать сухим путем с кем-нибудь из слуг. У Довгуна были знакомые на
низовых островах, и он рассчитывал хоть на время укрыть там Хмельницкого.
Весь маленький отряд отправился к бухте, разместился в трех больших
лодках с камышовой обшивкой и острыми кормою и носом. Взяли на дорогу
съестных припасов, запаслись оружием и порохом, дружно ударили веслами и
понеслись по только что вскрывшейся реке. Первый день путешествия прошел
благополучно; они остановились в камышах на ночь, а утром тронулись
дальше; в полдень они собирались пристать к берегу и, оставив лодки в
камышах, продолжать путь далее на конях, ожидавших их в условленном месте.
Слуги же приведшие коней, должны были вернуться в Сечь на лодках. Кони
немного запоздали; Хмельницкий решил расположиться на отдых в небольшом
овражке у так называемого зимовника, т.е. сторожа-корчмаря, жившего в
своей маленькой хатке у колодца. Не успели путешественники позавтракать,
как вдали послышался конский топот, и через несколько минут прискакали во