заставлял вдову и ее детей продолжить путешествие, невозможное без помощи
мужчины.
- Давай спросим, - предложил я, и мы пошли к мастеру песни. Он не
стоял в линии круга, он не пел. Его делом было создать песню и передать ее
остальным.
- Мастер песни, - позвал я, - осталось еще одно дело. Имена, которые
ты слышал от локи, это имена настоящих людей. Имена женщины и ее детей.
Люди с этими именами достойны жизни.
Гребешок задрожал и застыл.
Песня ловушки связывает.
- Да, - сказала Дел, - мы знаем. Но локи назвали свои настоящие имена
и освободили эти. Сила рассеяна. Можно женщине и детям вернуть их
собственные имена?
Кантеада нахмурился.
Я облизнул сухие губы.
- Ты мастер песни, - сказал я. - Я не сомневаюсь, что ты можешь
создать песню, которая освободит их.
Он взглянул на нас с тревогой.
Песня грез могущественна. Я посмотрел на знакомые лица, за которыми
теперь скрывались локи.
- Я думаю, риск того стоит.
Он тоже посмотрел на жителей Границы, подумал и взмахнул изящными
пальцами, показывая на вход в пещеру. Это был приказ, которому я не посмел
перечить.
- Баска, - позвал я, - пошли.
Она уже бежала.
30
Гаррод стоял перед входом в тоннель, ведущий в пещеру мастера песни.
Не скрывая любопытства, он растерянно проводил глазами прошмыгнувшую мимо
Дел. Пропустив ее, Северянин повернулся ко мне.
- Я слышал крики, - сказал он. - Крики и... пение.
- Не сейчас, - отрезал я, отмахнувшись от него. Как и Дел я скользнул
в тоннель и Гарроду пришлось последовать за мной.
Тоннель был невероятно тесным. Ничего в жизни мне так не хотелось как
избавиться от веса камня и снова вырваться на свободу, в пустыню, под
Южное небо. Но в глубине души я понимал, что главное сейчас - спрятаться.
В конце концов тоннель закончился и я оказался в пещере мастера
песни. Меня снова ослепил яркий свет, который отражался от металла и
стекла, играл на ярких коврах. Глядя на узоры на стенах, я никогда бы не
сказал, что они нарисованы на грубом камне.
- Дел... - начал я, но понял, что сказать больше нечего. Она сидела у
стены съежившись, закутавшись в серо-голубое одеяло, и заглянув ей в лицо
я увидел грязь, кровь и переживания. И страх.
Гаррод его тоже заметил.
- В чем дело? - резко спросил он. Но ответить ни Дел, ни я не успели,
потому что Кантеада запели.
Меня зашатало. Меня физически зашатало, заставив потянуться к стене.
Я прижался к ней левым плечом, зацепился за неровности одеждой и рукоять
меча звякнула о камень. Минуту я стоял так в шоке, потом опустился на
колени.
Не зная музыки, не интересуясь ею, я никогда не мог понять, что такое
гармония. Услышав вырывающееся из горл Кантеада пение, я все понял. Их
голоса смешивались, устремлялись вверх, сливались, рассыпались, связывая
самые невероятные звуки, высокие и низкие, и всю гамму между ними,
соединяя звуки, но делая это так тонко, что ухо улавливало разницу, а
каждый звук отдельно узнать не могло.
Аиды, это было потрясающе!
А потом все изменилось. Это был уже не звук и даже не песня. Я
услышал музыку воспоминаний, которые Кантеада яростно вырывали из души.
Музыку, которая затекала во все трещины моей жизни и поднимала старательно
забытые мною кошмары.
Я забыл многое. Но теперь снова все вспомнил.
- Мальчик лет шести, зеленоглазый, с каштановыми волосами лежит лицом
вниз и рот его полон песка. Он старается не кричать, пока шукар опускает
ему на спину плеть в наказание за святотатство: я сказал, что богов не
существует. Ведь если бы они существовали, разве я был бы рабом?
Тема вопроса заслуживала не меньшего наказания, чем само
святотатство.
- Теперь двенадцать, и снова избит. На этот раз отцом девушки, на
которую мальчишка смотрел слишком долго и страстно. Девушка сама
заигрывала с ним, а теперь клянется невинной и слезы катятся по ее лицу.
Но сквозь слезы она улыбается.
Сквозь кровь ему не до улыбок.
- Теперь юноша лет пятнадцати. Он гораздо крупнее большинства мужчин,
но постоянные насмешки и унижения заставляют его чувствовать себя совсем
крошечным. Глядя на его руки и ноги, можно предположить, что он вырастет
еще больше, а жизнь у Салсет обещает в дальнейшем заставить его
почувствовать себя полным ничтожеством.
Пока своим божеством он не делает ненависть.
- Шестнадцать. Он стал мужчиной в глазах и хиортах женщин, у которых
есть право использовать его как они используют шкуры зверей, чтобы мягче
было спать. И именно в их хиортах, в их постелях, он узнает, что чего-то
стоит. Он понимает, что может, хотя и ненадолго, быть не просто игрушкой в
руках женщин.
И именно в руках одной женщины, не похожей на других, он состряпал
план спасения.
План, который чуть не убил его.
Песня по-прежнему связывала меня, но рука потянулась к лицу. Пальцы
искали, нашли, ощупали неровные шрамы, прорезавшие щеку так глубоко, что
на них не росла щетина. Песчаный тигр оставил мне глубокие отметки, но в
придачу к ним он дал мне свободу. Хотя я украл его жизнь в медленной реке
теплой, яркой крови.
Не только его, но и моей.
- Последнее воспоминание чулы, ставшего человеком. Он больше не
безымянная вещь, он может назвать себя. Он - человек, который убил кошку,
пожиравшую мужчин и детей Салсет, несмотря на магию шукара. Я совершил
достойный поступок. Я заслужил соответствующее имя.
Я заплатил почетную дань кошке, которая дала мне возможность
спастись.
Песчаные тигры, рожденные в Пендже, не принадлежат никому. Ни
мужчине. Не женщине. Ни богу.
Мои пальцы прижимались к шрамам и я почувствовал, как по щеке текут
слезы.
А Кантеада продолжали петь.
Совершенно выжатый, я всем своим весом навалился на стену. У меня не
оставалось сил на самое простое движение, я не мог даже моргнуть. Поэтому
я не стал открывать глаза, я еще сильнее зажмурился и попытался справиться
с собой.
Песня грез закончилась. Я слышал только хрупкую мелодию песни охраны,
не подпускавшей к каньону гончих.
Я взглянул на Дел. Она по-прежнему сидела закутавшись в одеяло,
обернув им поплотнее плечи, чтобы не причинить себе вреда. Но шерстяная
ткань помочь не могла, надеяться можно было только на глухоту, хотя я
сомневался, что и ее было бы достаточно, чтобы скрыться от такой
могущественной магии.
Аиды, я ненавижу магию. Ей нельзя доверять.
Я услышал шорох. Не там, где сидела Дел. Гаррод. Я совсем забыл о
нем. Посмотрев на него, я понял, что он был пойман как и мы с Дел, а может
ему пришлось еще тяжелее - он-то ничего не ожидал. Дел и я по крайней мере
были хотя бы частично подготовлены. Говорящий с лошадьми ничего не знал.
Как я, как Дел, он сидел скорчившись на полу пещеры мастера песни, но
в отличие от нас он двигался, медленно наматывал на руку длинные светлые
косы. Наматывал, закручивал, дергал, словно хотел вырвать волосы с корнем.
Я вяло понял, что он действительно может остаться с голым черепом.
Я пошевелился. Пополз. Добрался до Гаррода. Поймал его за запястье и
удержал.
- Не надо, - мягко сказал я.
Губы раздвинулась. Он смотрел на меня светлыми, льдистыми глазами.
- Что я сделал, - прошептал он. - Что я сделал в этом мире.
- Не надо, - снова сказал я.
- Что я сделал в этом мире!
Я кивнул.
- Я знаю. Ты думаешь, на мне меньше вины, чем на тебе? Я чище от
крови, чем ты? - я отпустил его запястье и показал свою ладонь. - Пятен
крови нет, - сказал я, - но я пролил ее больше, чем полагается человеку за
жизнь.
Он не отпускал косы, но уже не дергал их.
- Говорящий с лошадьми, - прошептал он. - Я - Говорящий с лошадьми.
Это настоящий дар, особая магия здесь, на Севере, а я был не лучше
проститутки, которая продает себя всем, у кого хватает денег. Я шлюха,
шлюха, занимающаяся кражей и обманом, готовая на все, лишь бы
подзаработать, - его глаза сосредоточились на моем лице. - Я недостоин
такого дара. Я опорочил его.
Я слабо вздохнул.
- Танцор меча, Говорящий с лошадьми... думаешь это имеет значение? Ни
один из нас не безгрешен.
Гаррод слепо смотрел на меня, затерявшись в своих мыслях, а потом
резко встал, подошел к Дел и опустился перед ней на колени.
- Я убивал только защищаясь. Я никогда не нападал первым. На моих
руках нет крови невинных людей. Я не убил ни женщину, ни ребенка. Я
забирал у Аджани одних лошадей и продавал ему других. Я брал у него
краденные деньги, получал свою долю и считал себя умником. Но я -
Говорящий с лошадьми. Не убийца. Не налетчик. Я не из банды Аджани.
Его косы свисали до ковра. Он ждал ответа.
Дел подняла на него взгляд.
- Имеет значение, что я думаю?
Гаррод склонил голову.
Дел едва заметно улыбнулась.
- Тебе это нужно так же, как и мне, - она очень мягко коснулась его
головы. Не знаю, что еще она ему сказала, потому что Дел заговорила на
Северном, но поднялся Гаррод успокоенным и быстро вышел из пещеры.
Я все еще был слаб, слишком слаб, чтобы стоять. Как и предупреждали
Кантеада, песня грез была болезненной, но не физически, а эмоционально, а
такая боль переносится тяжелее всего, хотя мужчины редко сталкиваются с
ней. Эмоции - мир женщин.
Я сидел сгорбившись на ковре и смотрел на Дел. Собравшись с силами,
мне удалось медленно добраться до нее и опереться спиной о стену. Сидеть
рядом с ней в тишине, ничего не предлагая и не принимая. Достаточно просто
быть вместе.
Дел пошевелилась, приподняла край одеяла и протянула угол мне. Я взял
и придвинулся к ней так, что мы соприкоснулись плечами и бедрами. В тишине
мы делили неистовство наших песен и слова нам были не нужны.
Дел наклонила голову и опустила ее на мое плечо. Вес был
незначительным, но доверие в движении огромным. Я понял, насколько она
открылась мне и готов был идти навстречу.
- Я думала, что будет Аджани. Думала, что снова увижу их смерти, -
тихо сказала она.
Я нахмурился: я тоже был уверен, что перед ней пройдет день, который
сделал из девочки танцора меча.
- Что тогда, баска?
- Как я убила ан-кайдина.
Так, значит эти шрамы были глубже. Гораздо глубже, чем я думал.
- Эта песня... - начал я.
- Это было легко, - прервала меня Дел. - Я думала, будет тяжело. Я
думала, что это должно быть тяжело... а было легко, Тигр.
Подумав, я кивнул.
- Механика смерти не так сложна, если тебя этому хорошо обучили, а ты
занималась серьезно. Так что я думаю...
Голова Дел чуть пошевелилась на моем плече.
- Я не имею в виду механику смерти, я говорю о самой смерти, когда я
забрала жизнь ан-кайдина, когда я взяла его в мой меч, - она помолчала. -
Когда Бореал стала моей, действительно моей, какой должна быть яватма...
Кровожадная яватма...
Я почти не видел ее лица, его скрывала путаница волос, но все, что
происходило с Дел, я чувствовал по голосу.
- Баска...
Она снова прервала меня. Она сбросила с нас обоих одеяло и тяжело
встала на колени. Быстрый взгляд в мою сторону приказал мне не шевелиться.
Я застыл и Дел вытащила меч.
Вырвавшись из ножен, в пещере он зазвучал. Он пел как Кантеада. И в
этот момент я понял, что весь мир сделан из музыки: песня жизни, песня
смерти, песня грез. Воплощение цикла.
- Певец меча, - сказал я.
Дел дернулась, сжимая рукоять, и повернула голову и мою сторону.
- Певец меча, - повторил я. - Для танца нужна песня.
Делила заулыбалась.
