Дел вопросительно приподняла брови.
- Что, в аиды, заставило тебя бросить вызов этому клещу Пенджи?
- Которому?
- Богатому. Тому, который хотел купить тебя.
- А-а, ему, - она нахмурилась. - Он меня разозлил.
Я посмотрел на нее с подозрением.
- Ты наслаждалась собой.
Дел усмехнулась.
- Да.
- Ну спи, - я снова повернулся к двери.
- Тигр?
Я застыл, потом обернулся.
- Что?
Дел смотрела на меня внимательно и серьезно.
- Если ты нарисовал связывающий круг, который мог запереть Чоса Деи,
почему ты не оставил в нем меч?
- Меч? - растерянно переспросил я, а потом понял. - Я, конечно, мог.
- И Чоса Деи был бы в ловушке.
Я кивнул.
Дел нахмурилась.
- Разве мы не этого добиваемся? Загнать его в ловушку из которой он
уже не смог бы выбраться?
Я снова кивнул.
- Да. И я нашел такую ловушку. Моя яватма - ключ к ней.
Голубые глаза сверкнули. Вопрос был слишком важен и Дел осторожно
подбирала слова.
- Тогда почему бы не оставить его в круге и не покончить со всей этой
историей?
- Потому что, - просто ответил я.
- Потому что? Потом что что?
Я печально улыбнулся.
- Потому что мне бы тоже пришлось остаться в круге.
- Тебе?..
- Он во мне, баска. Теперь нужно освободить не только меч... нужно
освободить и меня.
Дел побледнела.
- Аиды... - пробормотала она.
- Я был уверен, что ты меня поймешь, - я повернулся и вышел из
комнаты.
27
Я не пошел проверять лошадей. Я пошел к старику.
Акетни Мехмета расположили свой лагерь на площади у караванного
квартала.
Раньше, в дни когда Кууми было суетливым и полным жизни, на этой
площади располагался самый большой базар, а караваны останавливались не
доезжая до поселения. После прихода Пенджи, поселение лишилось былой мощи
и осмелевшие борджуни начали нападать на путников и торговцев, не успевших
укрыться за стенами. Тогда-то почти опустевший базар и стал приютом всем,
кто ехал в Харкихал или на Север через Кууми.
Фургоны, обтянутые выгоревшей на солнце тканью, нетрудно было найти и
в слабом свете звезд и полумесяца. Я прошел по пыльной площади и поискал
фургон хустафы.
Я мог бы догадаться, что с его способностями он должен быть узнать о
моем приходе и уже ждал меня.
Или просто успел проснуться и сделать вид, что ждал.
Он был один. Сидел около фургона на своей подушке. Шкуры ослов
покрывала серая пыль и в полутьме они казались за серебристыми. Животные
сбились в стадо и, сопя и фыркая, подбирали зерна. Огромные заостренные
уши постоянно двигались; хвосты с жидкими кисточками щелкали, отгоняя
назойливых насекомых.
Яркие черные глаза хустафы сверкнули при моем приближении. Я
остановился перед ним.
- Ты видел это? - спросил я. - Мой приход сюда?
Он улыбнулся, растянув морщинистые губы, привыкшие к отсутствию
зубов.
Я опустился на колени, вынул нож и нарисовал узоры на утоптанной
земле. Это были не слова - я не умею читать и писать - и даже не руны,
хотя в них я немного разбираюсь, и даже не привычные символы, обозначающие
воду, благословение или предупреждение.
Несколько линий. Одни были прямыми, другие извивались, некоторые
перекрещивались. Закончив, я убрал нож и взглянул на старика.
Какое-то время он даже не смотрел на рисунок. Он разглядывал меня,
изучал мои глаза, словно через них хотел прочитать мысли. Я знал, что это
невозможно - ну может для кого-то и возможно, но Бросающий песок обычно
читает только песок - и решил, что он ищет что-то другое. Какой-то знак.
Подтверждение. А может ждет от меня признания. Я так и не понял, что он
хочет и мог ли я это сделать.
Потом он посмотрел на мой рисунок. Он долго изучал его, прослеживая
взглядом каждую линию. Когда закончилась последняя, он, тяжело дыша,
наклонился и положил свою тонкую дрожащую ладонь в центр рисунка. Ладонь
прикрыла большую часть линий и оставила в пыли расплывчатый отпечаток.
Старик поднял руку и провел через лоб ровную линию.
Я ждал ответа.
Или он уже ответил? Этот жест в его акетни был связан с джихади.
Я очень глубоко вздохнул, разгоняя путаницу мыслей.
- Я джихади?
Он посмотрел на меня: старый сморщенный старик с грязной полоской
через лоб.
- Если это так, - не успокаивался я, - что в аиды мне делать? Я
танцор меча, а не святой... не мессия, знающий как превращать песок в
траву! - я замолчал, вспомнив о предположении Дел. И чувствуя себя полным
дураком. - Или... может не в траву, а в стекло?
Черные глаза сверкнули. На ломаном Пустынном он сообщил мне, что все
члены его акетни вели себя достойно, ожидая когда же исполнится
предсказание Искандара.
Да, еще и Искандар. Так называемый джихади, которого ударила по
голове собственная лошадь и который умер прежде чем успел совершить хотя
бы что-то из обещанных чудес.
И как полагается джихади, перед смертью он объявил, что его миссия
будет выполнена, хотя он сам еще не знает как и когда это случится. А
значит из слов Джамайла - неизвестно как ставшего Оракулом - можно было
сделать вывод, что должен был вернуться не обязательно сам Искандар, а
кто-то, выполняющий его роль.
А я ни чью роль выполнять не собирался, большое спасибо.
И тут же меня захватил поток воспоминаний. Они били ключом изнутри,
прорываясь к поверхности моего сознания: чужие, странные, незнакомые
воспоминания о зеленой, плодородной стране. Я мучительно пытался понять,
где же мог видеть этот цветущий мир, а потом понял: это был Юг глазами
Чоса Деи еще до его разлада с братом.
Благодаря Чоса я очень хорошо "помнил" слова Шака Обре, пообещавшего,
что если он сам не сможет восстановить мир, найдется тот, который сможет
это сделать, невзирая на старания Чоса Деи.
И вполне возможно, что именно поэтому в Искандаре и появился джихади.
Он возник неизвестно откуда и его имя осталось в людской памяти только
потому что в его честь был назван город, да еще сохранились воспоминания о
том, что лошадь ударила его по голове - а такой истории вполне достаточно,
чтобы о мессии не забыли, независимо от его святости. Так что может быть
Искандар вовсе не был человеком, обычным человеком, которые живут в этом
мире.
В конце концов никто ведь не знает, как работает магия, откуда она
берется и как ею управлять. Люди изучают ее и наугад пытаются подчинить
себе ее силу, надеясь, что не ошибаются.
А значит, хотя это и кажется невероятным, Искандар мог быть созданием
наколдованным Шака и посланным в мир, чтобы было кому восстановить Юг,
превратив песок в траву.
Созданием. Не человеком. Его сделала магия, как Чоса Деи сделал
гончих. Ведь вполне возможно, что Шака Обре тоже мог создавать, и может
быть даже людей...
Я резко выпрямился и почувствовал, что дрожь пробирает меня до
костей. Я увидел совсем новую возможность. И мне она совсем не
понравилась.
- Нет, - решительно объявил я.
Хустафа поднял голову. В слабом свете песок на лбу блестел.
- Нет, - повторил я, вложив в одно слово всю страсть моего
переделанного Чоса тела.
Старик пожал плечами, показывая, что не собирается мне больше ничего
объяснять.
Или он просто не знал?
Я начал задыхаться.
- Я человек, - упрямо сказал я. - Меня не сделала магия, я не
создание Шака. Я не колдовское творение...
Мехмет беззвучно вышел из-за фургона. Удивление в его взгляде быстро
сменила мягкая укоризна: я зачем-то пришел среди ночи и начал приставать к
старику.
- Кто такой джихади? - совершенно серьезно спросил я Мехмета. -
Мессия? Или магическое создание, наколдованное каким-нибудь волшебником
для своих целей?
- Джихади самый святой их всех! - возмутился Мехмет.
- Я говорю не о конкретном джихади, а вообще, - я был уже где-то на
грани полного отчаяния. Дышать было тяжело и больно. - Ты знаешь откуда он
приходит?
Мехмет пожал плечами.
- Какая разница? Прошлое не имеет значения - после появления джихади
важно только настоящее и будущее. Важно то, что он делает, а не то, кто
он.
Я проглотил комок в горле, резко развернулся и ушел от них.
Подальше от возможности - нет, невозможности - о которой я не хотел
даже думать.
Я нарушил один из самых главных законов жизни танцора меча,
когда-либо вбитых в его мозг - и тело - деревянными мечами для практики и
настоящими стальными клинками.
А этот закон гласил: как бы ни был танцор меча расстроен, какие бы
мысли ни занимали его, он никогда не должен забывать смотреть по сторонам.
Потому что любая из этих сторон может нести угрозу его жизни.
Так оно и получилось.
К моему большому - и очень болезненному - сожалению.
Я не успел даже выйти с площади и углубиться в узкие переулки и
аллеи.
Я прошел почти полдороги и добрался до открытого пространства у края
площади, за которым виднелись темные пятна улиц, когда на меня накинулась
целая армия.
Ну может и не армия. Я мог судить только по ощущениям.
Может всего половина.
Обычно если на вас нападают в городе, то это один или два - или три,
или четыре - воинственно настроенных вора, которым очень нужны ваши
деньги. Если их цели настолько просты, они появляются из темноты один за
другим как волки, надеясь напугать своим количеством и поведением. На
простых людях такой прием почти всегда срабатывает, но человеку,
владеющему оружием так, как танцор меча, он только дает лишнее
преимущество, поскольку появляется время обнажить меч. А если в руках
опытного танцора меч, даже аиды знают, сколько атакующих не смогут ничего
сделать. Потому что обычно когда один из воров теряет руку - а иногда и
голову, если он очень настойчив - остальные всерьез задумываются, не лучше
ли им убраться.
Обычно. Но эти дружелюбные ребята не были ворами. По крайней мере я
так решил, потому что тактику воров они не использовали. Они просто всей
толпой возникли из темноты и навалились на меня. Я упал на спину,
захлебнувшись грязью, навозом, кровью, и отчаянно выругался.
А мой меч в ножнах был подо мной, должен я добавить.
Аиды, в таком затруднительном положении я еще никогда не оказывался.
Я лежал, раскинув руки и ноги, а незнакомцы вели себя довольно
сдержанно. Кулаки и ноги делали свое дело, но без большого энтузиазма.
Пока кто-то тихо не напомнил им, что я человек непредсказуемый и
доверять мне нельзя. А а если они меня упустят, ни один из них не выживет.
Потому что если я их не прикончу, это сделает ОН.
Почему-то они тут же решили, что не стоит терять время и кто-то
ударил меня по виску чем-то очень твердым.
Я проснулся в полутьме, ругаясь и чувствуя, что боль в том месте, где
располагались почки, просто убивала меня. Голова тоже болела, но к этому я
успел привыкнуть. А вот так надавать мне по почкам было довольно
бессовестно, хотя и эффективно: человек не полезет в драку, если от
каждого движения у него все болит как в аидах и пару дней вместо мочи ему
придется отливать кровь.
Над головой крыша. Что-то вроде комнаты. В ней было сухо, пыльно,
спертый воздух провонял крысами, насекомыми и старой мочой. Я лежал около
стены или какой-то перегородки, потому что чувствовал спиной преграду.
Меня положили на правый бок и скрутили веревками. Откуда-то сзади шло
смутное перламутровое сияние. Омерзительный желто-зеленый свет. Он почти
не разгонял темноту, но я заметил фигуру, скрывавшуюся в глубоких тенях.
