вскакивает и головой наносит мне удар под ложечку. Я падаю, стукнувшись о
цоколь обелиска, но успеваю еще пнуть противника ногой в живот. Пинок
недостаточно силен, так как я даю его, уже падая. Человек снова кидается
на меня, и я вдруг узнаю мясника Вацека.
- Вы что, спятили? - спрашиваю я. - Разве вы не видите, на кого напали?
- Да, вижу! - И Вацек хватает меня за горло. - Теперь я отлично вижу,
кто ты, сволочь! Теперь уже тебе крышка!
Я не знаю, пьян ли он. Да у меня и времени нет для размышлений. Вацек
ниже меня ростом, но мускулы у него, как у быка. Мне удается перевернуться
и прижать его к обелиску. Он невольно ослабляет хватку, а я бросаюсь
вместе с ним в сторону и при этом стукаю его головой о цоколь. Вацек
совсем отпускает меня. Для верности я еще раз даю ему плечом в подбородок
и встаю, спешу к воротам и зажигаю свет.
- Что все это значит? - спрашиваю я. Вацек медленно поднимается. Он
еще оглушен и мотает головой. Я наблюдаю за ним. А он вдруг снова
бросается вперед, нацелившись годовой мне в живот. Я отскакиваю в сторону,
: даю ему подножку, он с глухим стуком опять налетает на обелиск и
ушибается в этот раз о полированную часть цоколя. От такого удара другой
потерял бы сознание, но Вацек только слегка пошатнулся. Он повертывается
ко мне, в руках у него нож. Это длинный острый нож, каким колют скотину, я
отлично вижу его при электрическом свете. Вацек вытащил его из сапога и с
ним кидается ко мне. Я не стремлюсь к бесцельным героическим деяниям: при
столкновении с человеком, который умеет так искусно обращаться с ножом и
привык колоть лошадей, это было бы самоубийством. И я прячусь за обелиск,
Вацек бросается следом за мной. К счастью, я более ловок и проворен.
- Вы спятили? - шиплю я. - Хотите, чтобы вас вздернули за убийство?
- Я покажу тебе, как спать с моей женой! - хрипит Вацек. - Ты
поплатишься своей кровью! Наконец-то я узнаю, в чем дело!
- Вацек! - восклицаю я. - Вы же казните невинного!
Мы носимся вокруг обелиска. Я не догадываюсь позвать на помощь: все
происходит слишком
быстро; да и кто мог бы мне действительно помочь/
- Вас обманули! - кричу я сдавленным голосом. - Какое мне дело до
вашей жены?
- Ты спишь с ней, сатана!
Мы продолжаем бегать то вправо, то влево. Вацек в сапогах, он более
неповоротлив, чем я. И куда запропастился Георг! Меня тут по его вине
зарежут, а он прохлаждается с Лизой в своей комнате!
- Да вы хоть свою жену спросите, идиот! - кричу я, задыхаясь.
- Я зарежу тебя!
Озираюсь, ища какое-нибудь оружие. Ничего нет. Пока мне удастся
поднять маленький могильный камень, Вацек успеет перерезать мне горло.
Вдруг я замечаю осколок мрамора величиной с кулак, он поблескивает на
подоконнике конторы. Я схватываю его, проношусь вокруг обелиска и запускаю
его Вацеку в голову, удар приходится под левой бровью, и сейчас же течет
кровь, он видит теперь только одним глазом.
- Вацек, вы ошибаетесь! - кричу я. - Ничего у меня нет с вашей женой.
Клянусь вам!
Движения Вацека замедлились, но он все еще опасен.
- И так оскорбить однополчанина! - беснуется он. - Какая мерзость!
Он делает выпад, точно бык на арене. Я отскакиваю в сторону, снова
хватаю осколок мрамора. и вторично запускаю в него, к сожалению,
промахиваюсь, и осколок падает в куст сирени.
- Плевать мне на вашу жену, равнодушен я к ней! - шиплю я. -
Понимаете? Плевать!
Вацек безмолвно продолжает бегать за мной. Из левой брови кровь течет
у него очень сильно, поэтому я бегу влево. Он и так видит меня довольно
смутно, поэтому в решительную минуту я могу что есть силы пнуть его в
коленку. В это мгновение он наносит мне удар ножом, но задевает только
мою подметку. Пинок спас меня. Вацек останавливается весь в крови, держа
нож наготове.
- Слушайте! - говорю я. - Не двигайтесь! Давайте на минуту объявим
перемирие. Вы можете потом продолжать, и я выбью вам второй глаз!
Берегитесь! Спокойно, болван вы этакий! - Я смотрю, не отрываясь, на
Вацека, словно хочу его загипнотизировать. Как-то я прочел книгу на этот
счет. - Ни... чего... меж... ду... мной... и... ва... шей... же... ной...
нет! - скандирую я медленно и настойчиво. - Она меня не интересует! Стоп,
- шиплю я при новом движении Вацека. - У меня у самого жена есть...
- Тем хуже, кобель проклятый!
Вацек снова бросается вперед, но налетает на поколь обелиска, так как
не рассчитал расстояние, едва не теряет равновесие, я опять даю ему пинок,
на этот раз по большой берцовой кости. Правда, он в сапогах, но удар все
же подействовал. Вацек снова останавливается, широко расставив ноги и,
увы, все еще сжимая в руках нож.
- Слушайте, вы, осел! - говорю я властным тоном гипнотизера. - Я
влюблен в совсем другую женщину! Постойте! Я сейчас вам покажу ее! У меня
есть фотокарточка!
Вацек безмолвно делает выпад. Мы обегаем обелиск, описывая полукруг. Я
успеваю вытащить из кармана бумажник. Герда дала мне на прощание свою
фотокарточку. Я быстро стараюсь нащупать ее. Несколько миллиардов марок
разлетаются пестрым веером, а вот и фотография.
- Видите, - заявляю я и, спрятавшись за обелиск, протягиваю ему
фотографию, но осторожно и на таком расстоянии, чтобы он не мог ткнуть
меня ножом в руку. - Разве это ваша жена? Посмотрите-ка внимательнее!
Прочтите надпись!
Вацек косится на меня здоровым глазом. Я кладу изображение Герды на
цоколь.
- Вот! Смотрите! Разве это ваша жена?
Вацек делает неуклюжую попытку схватить меня.
- Слушайте, верблюд! - говорю я. - Да вы хорошенько посмотрите на
карточку! Когда у человека есть такая девушка, неужели он будет бегать за
вашей женой?
Кажется, я перехватил. Вацек обижен, он делает резкий выпад. Потом
останавливается.
- Но кто-то ведь спит с ней! - неуверенно заявляет он.
- Вздор! - говорю я. - Ваша жена верна вам!
- А почему же она торчит здесь так часто?
- Где?
- Да здесь!
- Понять не могу, о чем вы говорите, - отвечаю я. - Может быть, она
несколько раз говорила из конторы по телефону, допускаю. Женщины любят
говорить по телефону, особенно когда они много бывают одни. Поставьте ей
телефон!
- Она и ночью сюда ходит! - заявляет Вацек. Мы все еще стоим друг
против друга, разделенные обелиском.
- Она недавно была здесь ночью, когда фельдфебеля Кнопфа принесли
домой в тяжелом состоянии, - отвечаю я. - А ведь обычно она работает по
ночам в "Красной мельнице".
- Это она уверяет, но...
Нож в его руках опущен. Я беру с цоколя фотокарточку Герды и, обогнув
обелиск, подхожу к Вацеку.
- Вот, - говорю я. - Теперь можете меня колоть и резать, сколько вашей
душе угодно. Но мы можем и поговорить. Чего вы хотите? Заколоть человека
ни в чем не повинного?
- Это нет, - отзывается Вацек. - Но... Выясняется, что ему открыла
глаза вдова Конерсман. Мне слегка льстит сознание того, что она из всех
обитателей дома заподозрила в блуде только меня.
- Слушайте, - обращаюсь я к Вацеку. - Если бы только вы знали женщину,
из-за которой я схожу с ума! Вы бы меня не заподозрили! А впрочем,
сравните хотя бы фигуры. Вы ничего не замечаете?
Вацек тупо смотрит на фотографию Герды, где написано: "Людвигу с
любовью от Герды". Но что он в состоянии заметить одним глазом?
- Похоже это на фигуру вашей жены? - спрашиваю я. - Только рост
одинаковый. Впрочем, может быть, у вашей жены есть красно-рыжий широкий
плащ наподобие накидки?
- Ясно, есть, - отвечает Вацек снова с некоторой угрозой. - И что же?
- У моей дамы - такой же. Этих плащей всех размеров сколько угодно в
магазине Макса Клейна на Гроссештрассе. Сейчас они очень в моде. Ну, а
старуха Конерсман полуслепая, вот вам и разгадка.
У старухи Конерсман глаза зоркие, как у ястреба. Но чему не поверит
рогатый муж, если ему хочется верить?
- Поэтому она их и спутала, - поясняю я. - Дама, снятая на карточке,
несколько раз приходила сюда ко мне в гости. Надеюсь, она имеет право
прийти или нет?
Я облегчил Вацеку все дело, ему остается только ответить "да" или
"нет". Сейчас ему достаточно кивнуть.
- Хорошо, - говорю я. - И поэтому вы человека ночью чуть не зарезали?
Вацек тяжело опускается на ступеньки крыльца.
- Ты тоже меня сильно потрепал, дружище, посмотри на меня.
- Глаз цел.
Вацек ощупывает подсыхающую черную кровь.
- Если вы будете продолжать в том же духе, то скоро попадете в тюрьму,
- замечаю я.
- Что я могу поделать? Такая уж у меня натура.
- Заколите себя, если вам необходимо кого-нибудь заколоть. Это избавит
вас от многих неприятностей.
- Иногда мне даже хочется прикончить себя. Ну как же мне быть? Я с ума
схожу по этой женщине. А она меня терпеть не может.
Я вдруг чувствую себя растроганным и уставшим и сажусь на ступеньки
рядом с Вацеком.
- А все мое ремесло! - говорит он с отчаяньем. - Она ненавидит этот
запах, дружище. Но ведь если много режешь лошадей, от тебя пахнет кровью!
- А у вас нет другого костюма? Чтобы переодеться, когда вы
возвращаетесь с бойни?
- Нельзя этого. Иначе другие мясники подумают, что я хочу быть лучше
их. Да и все равно я насквозь пропитан запахом. Его не вытравишь.
- А если хорошенько мыться?
- Мыться? - удивляется Вацек. - Где? В городских банях? Они же
закрыты, когда я в шесть утра возвращаюсь с бойни.
- Разве на бойнях нет душа?
Вацек качает головой.
- Только шланги, чтобы мыть пол. А становиться под них сейчас уже
холодно, осень.
С этим я не могу не согласиться. Ледяная вода в ноябре - небольшое
удовольствие. Будь Вацек Карлом Брилем, это бы его не испугало. Карл зимой
прорубает на реке лед и плавает вместе с членами своего клуба.
- А как насчет туалетной воды? - спрашиваю я.
- Не могу ею пользоваться. Другие мясники решат, что я гомосексуалист.
Вы не знаете, каковы люди на бойнях.
- А что, если бы вам переменить профессию?
- Я ничего другого не умею, - уныло отвечает Вацек.
- Торговать лошадьми, - предлагаю я. - Это ведь занятие, очень близкое
к вашей профессии.
Вацек качает головой. Мы сидим некоторое время молча. Какое мне дело,
думаю я. Да и чем ему поможешь? Лизе нравится в "Красной мельнице". И
привлекает ее не столько сам Георг, сколько желание иметь кого-то получше,
чем этот ее мясник.
- Вы должны стать настоящим кавалером, - говорю я. - Зарабатываете вы
хорошо?
- Неплохо.
- Тогда у вас есть шансы. Ходите каждые два дня в городские бани,
потом вам нужен новый костюм, который вы будете носить только дома,
несколько сорочек, один-два галстука; вы можете все это купить?
Вацек размышляет. Я вспоминаю вечер, когда на меня взирала критическим
оком фрау Терговен.
- В новом костюме чувствуешь себя гораздо увереннее, - говорю я. - Сам
испытал.
- Правда?
- Правда.
Вацек с интересом смотрит на меня.
- Но у вас же безукоризненная наружность!
- Смотря для кого. Для вас - да. Для других людей - нет. Я замечал.
- Неужели? И давно?
- Сегодня, - отвечаю я. Вацек от удивления разевает рот.
- Скажи пожалуйста! Значит, мы вроде как братья. Вот удивительно!
- Я когда-то где-то читал, будто все люди - братья. А посмотришь на
жизнь и удивляешься, как еще далеко до этого.
- И мы чуть друг друга не убили, - мечтательно говорит Вацек.
- Братья частенько друг друга убивают. Вацек встает.
- Завтра пойду в баню. - Он ощупывает левый глаз. - Я было хотел
заказать себе мундир штурмовика... их как раз сейчас выпускают в Мюнхене.
- Элегантный двубортный темно-серый костюм выигрышнее. У такого
мундира нет будущего.
- Большое спасибо, - говорит Вацек. - Но, может быть, мне удастся
приобрести и то и другое. Ты не сердись на меня, приятель, что я хотел
зарезать тебя. За это я тебе пришлю завтра большой кусок первоклассной
конской колбасы.
XXIV
- Рогач, - говорит Георг, - подобен съедобному домашнему животному,
например курице или кролику: ешь с удовольствием, только когда его лично
не знаешь. Но если вместе с ним рос, играл, баловал его и лелеял - только
грубый человек может сделать из него жаркое. Поэтому лучше, когда ты с
