объяснять ему со всеми подробностями, будто думал, что он об этом никогда
даже не слышал, и он сразу начал орать.
- Но в чем все-таки суть? Если взаимодействие уравняется, это опасно?
- Само собой. А ты как думаешь?
- Я ничего не думаю. И когда же оно уравняется?
- При нынешней скорости перекачки - через десять в тридцатой степени
лет.
- А это долго?
- Пожалуй, хватит на то, чтобы триллион триллионов вселенных вроде
нашей сменили друг друга - чтобы каждая возникла, отжила свой срок,
состарилась и уступила место следующей.
- О черт! Так из-за чего же тут копья ломать?
- А из-за того, - начал Ламонт, выговаривая слова четко и
неторопливо, - что цифра эта, между прочим официальная, была выведена на
основании некоторых предпосылок, которые, на мой взгляд, неверны. И если
исходить из других предпосылок, которые, на мой взгляд, верны, то нам уже
сейчас грозят неприятности.
- Например?
- Ну, предположим, Земля за пять минут превратится в облачко газа -
это, по-твоему, достаточная неприятность?
- Из-за перекачки?
- Из-за перекачки.
- А мир паралюдей? Ему тоже грозит гибель?
- Я в этом убежден. Опасность другого рода, но все-таки опасность. -
Броновский вскочил и начал расхаживать по комнате. Его каштановые волосы
были густыми и длинными. Он запустил в них обе пятерни.
- Если, по-твоему, паралюди так уж умны, зачем же они создали Насос?
Ведь они раньше нас должны были понять, насколько он опасен.
- Мне это приходило в голову, - ответил Ламонт. - Вероятно, они
наткнулись на идею перекачки совсем недавно и, подобно нам, слишком
увлеклись непосредственными благами, которые она приносит, а о
последствиях просто не задумались.
- Но ведь ты-то уже сейчас определил, какие будут последствия. Так
что же они, тупее тебя?
- Все зависит от того, когда их заинтересуют эти последствия, да и
заинтересуют ли вообще. Насос настолько полезная штука, что как-то не
хочется искать в нем изъяны. Я и сам не стал бы в этом копаться, если бы
не... Кстати, Майк, а о чем ты хотел мне рассказать.
Броновский остановился перед Ламонтом, посмотрел ему в глаза и
сказал:
- По-моему, мы чего-то добились. Ламонт секунду смотрел на него диким
взглядом, потом вцепился в его рукав.
- С парасимволами? Да говори же, Майк!
- Видишь ли, когда ты был у Хэллема... Как раз когда ты с ним
говорил. Я в первый момент не вполне разобрался, потому что не знал, в чем
дело. Но теперь...
- Так что же?
- Я все-таки не совсем уверен. Видишь ли, они передали кусок фольги с
пятью знаками...
- Ну?
- ...похожими на наши буквы. Их можно прочесть.
- Что?
- Вот погляди.
И Броновский как заправский фокусник, извлек неизвестно откуда
полоску фольги. По ней, совершенно не похожие на изящные и сложные спирали
и разноцветные блестки парасимволов, растянулись пять корявых, совсем
детских букв: "СТРАК".
- Что это может значить, как по-твоему? - с недоумением спросил
Ламонт.
- Я прикидывал и так и эдак, но, мне кажется, скорее всего это слово
"страх", написанное с ошибкой.
- Так вот почему ты меня допрашивал? Ты подумал, что кто-то у них
испытывает страх?
- Да, и решил, что тут может быть какая-то связь с твоим явно нервным
состоянием в последние месяцы. Откровенно говоря, Пит, я терпеть не могу,
когда от меня что-то старательно скрывают.
- Ну ладно тебе. Но давай не торопиться с выводами. Раз дело идет об
обрывках фраз, тебе и карты в руки. Так, значит, по-твоему, паралюдям
Электронный Насос начинает внушать страх?
- Вовсе не обязательно, - сказал Броновский. - Я ведь не знаю, в
какой мере они способны воспринимать то, что происходит в нашей вселенной.
Если они каким-то способом ощущают вольфрам, который мы им предлагаем,
если они ощущают наше присутствие, то не исключено, что они ощущают и наши
настроения. Может быть, они хотят нас успокоить, убедить, что причин для
страха нет.
- Так почему же они так прямо и не написали - "не надо страха"?
- А потому, что настолько хорошо они нашего языка еще не знают.
- Хм-м. Ну в таком случае Бэрту об этом рассказывать, пожалуй, рано.
- Да, не стоит. Слишком двусмысленно. И вообще я бы на твоем месте
подождал обращаться к Бэрту. Кто знает, что они пытаются сообщить!
- Нет, Майк, я ждать не могу. Я знаю, что прав, и времени у нас
остается очень мало.
- Ну что ж. Только ведь, отправившись к Бэрту, ты сожжешь свои
корабли. Твои коллеги тебе этого не простят. Кстати, а не поговорить ли
тебе со здешними физиками? Один ты не можешь повлиять на Хэллема, но все
вместе...
Ламонт замотал головой.
- Ничего не выйдет. Тут выживают только бесхребетные субъекты. И
против него ни один из них открыто не пойдет. Уговорить их нажать на
Хэллема? А ты не пробовал скомандовать вареным макаронам, чтобы они стали
по стойке "смирно"?
Добродушное лицо Броновского стало непривычно хмурым.
- Возможно, ты и прав.
- Я знаю, что я прав, - хмуро ответил Ламонт.
7
Для того чтобы добиться приема у сенатора, потребовалось довольно
много времени, и эта проволочка выводила Ламонта из себя, тем более что
паралюди больше не присылали буквенных сообщений. Никаких, хотя Броновский
переслал не менее десятка полос с тщательно подобранными комбинациями
парасимволов, а также вариантами "страк" и "страх".
Ламонт не мог понять, зачем ему понадобилось такое количество
вариантов, но Броновский, казалось, очень на них рассчитывал.
Однако ничего не произошло, а Бэрт наконец принял Ламонта.
Глаза сенатора на худом морщинистом лице были цепкими и
пронизывающими. Он достиг весьма почтенного возраста (комиссию по
техническому прогрессу и среде обитания он возглавлял с незапамятных
времен). К своим обязанностям сенатор относился с величайшей серьезностью,
что неоднократно доказывал делом.
Бэрт поправил старомодный галстук, давно уже превратившийся в его
эмблему.
- Сынок, я могу уделить вам только полчаса, - сказал он и поднес к
глазам часы на широком браслете.
Ламонта это не смутило. Он не сомневался, что заставит сенатора
забыть о времени. И он не стал начинать с азов - на этот раз его цель была
иной, чем во время беседы с Хэллемом. Он сказал:
- Я не стану излагать математические доказательства, сенатор.
Полагаю, вам и так известно, что благодаря перекачиванию происходит
смешение физических законов двух вселенных.
- Перемешивание, - спокойно заметил сенатор, - причем полное
равновесие будет достигнуто через десять в тридцатой степени лет. Я верно
помню эту цифру? - Изогнутые брови придавали его изрытому морщинами лицу
вечно удивленный вид.
- Совершенно верно. Но цифра эта опирается на допущение, что законы,
просачивающиеся от нас к ним и наоборот, распространяются во все стороны
от точки проникновения со скоростью света. Это только предположение, и я
считаю, что оно ошибочно.
- Почему же?
- Измерена только скорость смещения внутри плутония сто восемьдесят
шесть, переданного в нашу вселенную. Вначале оно протекает чрезвычайно
медленно - предположительно из-за высокой плотности вещества, - а затем
начинает непрерывно убыстряться. Если добавить к плутонию менее плотное
вещество, скорость смещения начнет возрастать гораздо стремительнее.
Измерений такого рода было сделано немного, но если положиться на них, то
в вакууме скорость проникновения должна стать равной скорости света.
Иновселенским законам требуется определенное время, чтобы проникнуть в
атмосферу, заметно меньше времени, чтобы достичь ее верхних слоев, и
практически мгновение, чтобы оттуда умчаться по всем направлениям в космос
со скоростью триста тысяч километров в секунду, тотчас разрежаясь до
полной безобидности.
Ламонт умолк, обдумывая, как перейти к дальнейшему, и сенатор сразу
же уловил его нерешительность.
- Однако... - подсказал он тоном человека, берегущего свое время.
- Это очень удобное предположение, правдоподобное и не сулящее
никаких неприятностей. Но что, если проникновению иновселенских законов
препятствует не вещество, а самая структура нашей вселенной?
- А что такое - "самая структура"?
- Мне трудно объяснить это словами. Существует математическое
выражение, которое, по-моему, тут подходит... но на словах ничего не
получится. Структура вселенной - это то, что определяет ее физические
законы. Структура нашей вселенной, например, делает обязательным
сохранение энергии. Именно структура паравселенной, сконструированная, так
сказать, не вполне по нашему образцу, и делает их ядерное взаимодействие в
сто раз более сильным, чем у нас.
- И что же?
- Если проникновение идет в самую структуру, сэр, то наличие вещества
независимо от его плотности имеет лишь второстепенное значение. Скорость
проникновения в вакууме больше, чем в плотном веществе, но не намного.
Скорость проникновения в космосе может быть чрезвычайно большой по
сравнению с земными условиями и все же во много раз уступать скорости
света.
- Из чего следует...
- Что иновселенская структура не рассеивается так быстро, как нам
казалось, но, образно говоря, нагромождается в пределах Солнечной системы,
где концентрация ее оказывается заметно выше, чем мы предполагали.
- Так-так, - кивнул сенатор. - И сколько же понадобится времени,
чтобы космос в пределах Солнечной системы достиг равновесия? Наверное,
цифра будет меньше десяти в тридцатой степени?
- Гораздо меньше, сэр. Думаю, даже меньше десяти в десятой степени.
На это уйдет что-нибудь около пятидесяти миллиардов лет плюс-минус два-три
миллиарда.
- Сравнительно немного, но вполне достаточно, э? И повода тревожится
сейчас у нас нет, э?
- Нет, сэр, боюсь что есть. Непоправимое произойдет задолго до того,
как будет достигнуто равновесие. Благодаря перекачиванию сильное ядерное
взаимодействие в нашей вселенной с каждым мгновением становится все
сильнее.
- Настолько, что это поддается измерению?
- Пожалуй, нет, сэр.
- Хотя перекачивание продолжается уже двадцать лет?
- Да, сэр.
- Так где же повод для тревоги?
- Видите ли, сэр, от степени сильного ядерного взаимодействия зависит
скорость, с какой водород внутри солнечного ядра превращается в гелий.
Если взаимодействие станет сильнее, хотя бы даже в самой ничтожной мере,
скорость слияния ядер водорода и превращения их в ядра гелия внутри Солнца
возрастет уже заметно. Равновесие же между тяготением и излучением внутри
Солнца весьма хрупко, и если нарушить его в пользу излучения, как сейчас
делаем мы...
- И что же?
- Это вызовет колоссальный взрыв. По законам нашей вселенной такая
небольшая звезда, как наше Солнце, неспособна стать сверхновой. Но если
они изменятся, это перестанет быть невозможным. И, насколько я могу
судить, никакого предупреждения не будет. Когда процесс достигнет
критической точки, Солнце взорвется, и через восемь минут после этого мы с
вами перестанем существовать, а Земля превратится в расширяющееся газовое
облако.
- И сделать ничего нельзя?
- Если равновесие уже необратимо нарушено, то ничего. Если же еще не
поздно, необходимо прекратить перекачивание.
Сенатор кашлянул.
- Прежде чем согласиться принять вас, молодой человек, я навел о вас
справки, так как вы были мне неизвестны. В частности, я обратился к
доктору Хэллему. Вы с ним знакомы, я полагаю?
