Она медленно покачала головой.
- Чего мне бояться? Жест, испуганный возглас - и роботы тут же
появятся. Ни один космонит не боится другого. Это не Земля. А почему вы
спросили?
- Потому что боятся не только физического действия. Я ни в коем
случае не допустил бы какого-либо насилия или дурного обращения по
отношению к вам. Но вы не боитесь моих вопросов и того, что может
открыться? Помните, что здесь не Солярия. Там я симпатизировал вам и
намеревался доказать вашу невиновность.
- А теперь вы мне не симпатизируете? - тихо спросила она.
- На этот раз убит не муж, и вас не обвиняют в убийстве. Уничтожен
всего лишь робот, и, насколько я знаю, вас ни в чем не подозревают. Так
что моя проблема - д-р Фастальф. И для меня чрезвычайно важно - о причинах
сейчас говорить нет нужды - доказать _е_г_о_ невиновность. Если дело
обернется так, что пострадаете вы - я не смогу этому помочь. Я не сойду со
своего пути ради вас. Я говорю вам это открыто.
Она подняла голову и надменно посмотрела на него.
- С какой стати я пострадаю от чего бы то ни было?
- Может быть, без вмешательства д-ра Фастальфа мы как раз и обнаружим
это, - холодно сказал Бейли. Он ткнул в сэндвич маленькой вилочкой (взять
его рукой означало, что все остальные окажутся для Глэдис непригодными),
переложил на свою тарелку, затем сунул в рот и запил чаем. Она тоже ела
сэндвич за сэндвичем и пила чай, и оба остывали от раздражения.
- Глэдис, - сказал он, - мне нужно точно знать о ваших
взаимоотношениях с д-ром Фастальфом. Вы живете почти рядом, у вас даже
роботы практически общие. Он явно заботится о вас. Он не старается
доказать собственную невиновность, разве что утверждает, что невиновен, а
вас сразу же кинулся защищать, как только я усилил допрос.
Она слабо улыбнулась.
- Что вы подозреваете, Илия?
- Не уклоняйтесь. Я не хочу подозревать. Я хочу знать.
- Д-р Фастальф говорил вам о Фании?
- Вы не спрашивали его, жена она ему или только сотрудница?
Спрашивали вы, есть ли у него дети?
Бейли почувствовал себя неловко. Он должен был спросить. В смежных
квартирах перенаселенной Земли дорожили уединением именно потому, что ему
все угрожало. На Земле практически невозможно не знать обо всем, что
касалось семейных дел соседей, поэтому никто ни о чем не спрашивал и делал
вид, что не знает. Здесь, на Авроре, конечно, не придерживались земных
обычаев, однако Бейли автоматически держался их. Дурак!
- Нет, еще не спрашивал. Скажите.
- Фания его жена. Он женился много раз, конечно, последовательно,
хотя на Авроре случается, что у кого-то одновременно несколько жен или
мужей. - Она сказала это со смесью отвращения и оправдания. - На Солярии
это неслыханное дело. Тем не менее, этот брак д-ра Фастальфа, видимо,
скоро расстроится, и оба будут искать новых привязанностей, хотя часто
бывает, что один или оба супруга не дожидаются расторжения брака. Я не
понимаю такого небрежного отношения, Илия, но знаю, что на Авроре именно
так. Д-р Фастальф, насколько я знаю, скорее пуританских взглядом: он
всегда придерживается того или иного брака и не ищет никого на стороне. На
Авроре это считается старомодным и глупым.
- Я что-то читал об этом, - кивнул Бейли. - Как я понял, брак
заключается с намерением иметь детей.
- В теории - да, но в наше время мало кто это принимает всерьез. У
д-ра Фастальфа уже есть двое детей, больше ему не полагается, но он
все-таки женился и просит разрешения на третьего. Ему, конечно, откажут, и
он это знает. А другие даже не утруждают себя просьбами.
- Зачем же тогда утруждать себя женитьбой?
- От этого есть какие-то социальные выгоды; они довольно сложны, и я
их не понимаю.
- Ладно, неважно. Расскажите о детях д-ра Фастальфа.
- У него две дочери от разных матерей - конечно, не от Фании. Матери
сами вынашивали дочерей, как это принято на Авроре. Дочери уже взрослые, у
них свои дома.
- Он близок с дочерьми?
- Не знаю. Он никогда о них не говорит. Одна из них - роботехник, и я
думаю, что он должен был как-то соприкасаться с ее работой. А вторая дочь
где-то служит или имеет свой офис, точно не знаю.
- Вы не знаете, были ли семейные неурядицы?
- Не знаю, но вряд ли. Насколько мне известно, он в хороших
отношениях со своими бывшими женами. Ни один из разводов не нес в себе
злобы. Ни один из разводов не нес в себе злобы. Д-р Фастальф не тот
человек. Я не могу представить себе чтобы он принял любое событие в жизни
с чем-то большим, чем покорный вздох. Он будет шутить даже на смертном
одре.
Это, во всяком случае, правильная оценка, - подумал Бейли и сказал:
- А каковы его отношения к вам? Только, пожалуйста, скажите правду.
Мы не в том положении, когда скрывают правду, чтобы избежать осложнений.
Она спокойно встретила его взгляд.
- Тут нечего избегать. Д-р Фастальф мой друг, и очень хороший.
- Вы ждете его развода, чтобы стать его следующей женой?
- Нет.
- Вы любовники?
- Нет.
- И не были?
- Нет. Вас это удивляет?
- Мне просто нужна информация.
- Тогда задавайте вопросы связно и не закидывайте меня ими, словно
надеясь заставить меня в чем-то проболтаться. - Она сказала это без
всякого раздражения. Ее это как бы развлекало.
Бейли слегка покраснел и хотел сказать, что у него вовсе не было
такого намерения, но оно, конечно, было, и отрицать это было бесполезно.
- Ладно, - сказал он грубовато, - пойдем дальше.
Глэдис снова опустила глаза; лицо ее стало чуть жестче, словно она
погрузилась в прошлое, которое хотела бы забыть.
- Вы имеете представление о моей жизни на Солярии. Она не была
счастливой, но другой я не знала. И только когда я попробовала
прикоснуться к счастью, я поняла, до какой степени была несчастна моя
жизнь. Первый намек на это пришел от вас, Илия.
- От меня? - изумился Бейли.
- Да, Илия. Наша последняя встреча на Солярии - я надеюсь, что вы
помните - научила меня кое-чему. Я коснулась вас! Я сняла перчатку - такую
же, как сейчас на мне - дотронулась до вашей щеки. Контакт был очень
коротким. Не знаю, значил ли он что-то для вас - нет, не говорите, это не
важно - но для меня он значил очень много! - Она подняла глаза и встретила
его взгляд. - Он значил для меня _в_с_е. Он изменил всю мою жизнь.
Вспомните, что я до тех пор не касалась мужчины или вообще человеческого
существа, исключая мужа. А мужа я касалась очень редко. Конечно, я видела
мужчин по трехмерке и хорошо знала физические аспекты мужественности. В
этом отношении мне нечему было учиться. Но я не думала, что мужчины
отличаются друг от друга на ощупь. Я знала, какая кожа у моего мужа, какие
у него руки, но - и только. У меня не было оснований думать, что у другого
мужчины это могло быть другим. От контакта с мужем удовольствия не было -
да и откуда ему быть? Какое удовольствие от контакта пальцев со столом -
разве что провести по нему и оценить его гладкость?
Контакт с мужем был частью редко происходящего ритуала, на который
муж шел, потому что этого от нас ждали, и, как хороший солярианин, он
выполнял его в тот день и час, за такой промежуток времени и в такой
манере, как предписывалось хорошим воспитанием. В другом смысле тут не
было ничего хорошего, потому что, хотя этот периодический контакт имел
точную цель сексуальных отношений, мой муж не просил разрешения иметь
ребенка и, я думаю, не интересовался произвести его. А я слишком
благоговела перед ним, чтобы самой просить разрешение, хотя имела на это
право. Оглядываясь назад, я понимаю, что сексуальный опыт был
поверхностным и механическим. У меня никогда не было оргазма. Ни разу. Я
только читала о такой вещи, но описания просто сбивали меня с толку,
поскольку их можно было найти только в привозных книгах - солярианские
книги никогда не упоминали о сексе - и я не могла верить им. Я думала, что
это просто экзотические метафоры. И я не могла это проверить, по крайней
мере, сама. Кажется, это называется мастурбацией - я слышала это слово на
Авроре. На Солярии никогда не говорят о сексе, и слова, относящиеся к
нему, не употребляются в порядочном обществе, да и любом другом на
Солярии. Из случайно прочитанного я представляла, как это делается, и
несколько раз, скрепя сердце, пробовала сделать, как написано, но не
смогла. Табу на прикосновение к человеческой плоти делало даже собственную
плоть запретной и неприятной. Конечно, я могу дотронуться до своего лица
или положить ногу на ногу, но это случайные прикосновения, на них не
обращаешь внимания. А сделать прикосновение инструментом сознательного
удовольствия - совсем другое дело. Каждой частицей своего существа я
знала, что этого нельзя делать, и поэтому, удовольствия не могло быть. И
мне не приходилось получать удовольствие от прикосновения при других
обстоятельствах. Да и как это могло случиться?
И в тот раз я коснулась вас. Зачем я это сделала - не знаю. Я
чувствовала бесконечную признательность вам за то, что вы спасли меня.
Кроме того, вы были не полностью запретны. Вы не солярианин. Вы были -
простите меня - не вполне мужчиной. Вы - земное создание, человек по виду,
но вы - недолговечный, бациллоноситель, нечто вроде полу-человека. И вот
потому, что вы спасли меня и были ненастоящим мужчиной, я могла коснуться
вас. Кроме того, вы смотрели на меня не враждебно и надменно, как мой муж,
не с тщательно вышколенным безразличием тех, с кем я виделась по
трехмерному изображению. И вы были прямо тут, рядом, и глаза у вас были
теплые и заботливые. И вы вздрогнули, когда моя рука потянулась к вашей
щеке. Я видела это.
Почему так случилось, я не знаю. Прикосновение было таким беглым, что
физическое ощущение нельзя было отличить от того, как если бы я
дотронулась до своего мужа, другого мужчины или даже женщины. Но здесь
было нечто большее, чем физическое ощущение. Вы были здесь, вы были рады и
показали мне все признаки того, что я приняла как... чувство. И когда наша
кожа - моей руки и вашей щеки - соприкоснулась, я словно коснулась
ласкового огня, который тут же прошел по моей руке и всю меня охватил
пламенем. Не знаю, долго ли это продолжалось - вряд ли больше одной-двух
секунд, но для меня время остановилось. Во мне произошло что-то, чего
никогда не случалось раньше, и вот теперь, когда я познала это, я понимаю,
что тогда была очень близка к оргазму. Я старалась не показать этого...
Бейли, не решаясь взглянуть на нее, кивнул. - Так вот, я не показала этого
и только сказала: "Спасибо вам, Илия". Я поблагодарила вас за то, что вы
сделали для меня в связи со смертью моего мужа, но много больше - за то,
что вы осветили мою жизнь и показали мне, даже не зная этого, что есть в
жизни; вы открыли дверь; показали тропу. Физическое действие было само по
себе ничто: просто прикосновение, но это стало началом всего. - Она
сделала паузу, затем подняла палец. - Нет, не говорите ничего. Я еще не
закончила.
Я раньше представляла себе смутно и неопределенно: мужчина и я делаем
то, что делали мы с мужем, но как-то по-другому - я даже не знала, как
именно - и ощущения были другие, но я не могла представить себе их. Я
могла бы прожить всю жизнь, пытаясь вообразить невообразимое, и умерла бы
через триста-четыреста лет, так и не узнав, как и другие женщины Солярии,
да и многие мужчины. Никогда не узнать. Иметь детей, но не узнать.
Но я дотронулась до вашей щеки и поняла. Не удивительно ли? Вы
