Довольно хитроумная идея, или, как вы выразились, одним выстрелом двух
зайцев..."
"Идея отчасти и Кралева", - тактично напоминает Димов.
"Да, да. Но сейчас мы собрались не для того, чтоб делить лавры. В
связи с лаврами должен вам заметить, что вы держите слишком далеко в
стороне господина Младенова. Мы очень рассчитываем на господина Младенова,
на его политический авторитет".
"Младенов тесно связан с Бобевым", - рычит Кралев.
"Не беда. Мы его отвяжем. Такого человека, как Младенов, нельзя
отстранять, если он не работает против нас".
"Этого-то мы и боимся", - замечает Димов.
"Бойтесь, только сами не толкайте его на это", - довольно язвительно
замечает человек с акцентом.
Несколько малозначительных реплик под звон бокалов.
"Мы сами будем руководить операцией?" - вдруг спрашивает Димов.
"Один из вас. Кто именно, пока не знаю. Тот, на кого эта задача будет
возложена, в ближайшие дни получит подробные инструкции с указанием
фамилий. Руководить операцией будут, разумеется, из пункта где-то близ
границы. Действия такого порядка..."
От угла улицы на меня падает длинная тень. Между фонарем и моим
"ягуаром" кто-то идет. Я выключаю аппарат, запираю ящик и, не поднимая
глаз, начинаю шарить по карманам в поисках сигарет. Слышу едва уловимые,
крадущиеся шаги, и у меня под носом чиркает зажигалка. Спокойно поднимаю
глаза. Передо мною Ворон, обнаживший в усмешке все свои желтые зубы. Я
закуриваю от огонька и киваю в смысле "мерси".
- Ждешь кого-нибудь? - спрашивает Ворон, слегка разочарованный тем,
что испуга не получилось.
- Да, только не тебя, а кого-нибудь в юбке.
- Скажи пожалуйста! Как это тебя аж вон куда занесло?
- Почему "вон куда"?
Ворон умолкает, силясь родить ответ. Выходит, допускает, что я
остановился здесь случайно. Значит, он не следил за мной, а только сейчас
обнаружил.
- Не слишком ли далеко ты забрался от своего квартала? - выдает он
наконец.
- Зато близко к моей приятельнице.
- Знаю я, где она живет, твоя приятельница.
- Ты знаешь одну, а это другая.
- Тогда будем ждать вместе.
Новая длинная тень падает на машину. Появляется Уж. Он медленно
приближается и останавливается возле Ворона.
- А этому что здесь нужно? - без дипломатии спрашивает Уж.
- И я вот тоже интересуюсь, - отвечает Ворон. - А он мне твердит,
будто ждет приятельницу.
Поскольку они беседуют между собой, я не считаю нужным вмешиваться в
разговор.
- Слушай, Уж, - продолжает Ворон. - Местечко тут тихое. Давай-ка
пристукнем его, а? Разделаемся с ним, и дело с концом!
Уж смотрит в землю и переступает с ноги на ногу - мозги у него
поворачиваются туго.
- А я согласен с тобой, ежели хочешь знать. Только как его
пристукнешь, раз нам велено подождать. На что мне сдались неприятности...
- Какие там неприятности! Только спасибо скажут...
Впереди на перекрестке смутно вырисовывается женская фигура.
- Вот и моя приятельница, - бормочу я и, в тот же миг включив мотор,
рывком трогаюсь с места.
На перекрестке сворачиваю влево, потом вправо и, очутившись на авеню
Фош, ныряю в поток машин, идущих к площади Звезды. Лишь теперь я чувствую,
что еще не ужинал, и, чтоб сочетать приятное с полезным, устремляюсь на
Монмартр: в знакомом мне дешевом ресторанчике в глухом закутке меня едва
ли кто найдет. Однако когда я к полуночи выхожу из ресторанчика, то
обнаруживаю, что "пежо" Ворона вплотную приставлен к моему "ягуару".
Видимо, эти типы настигли меня уже на площади Звезды или попросту стали
там на прикол, рассуждая примитивно, но верно, что рано или поздно
водоворот пригонит меня к арке. Вполне возможно и то, что они уже успели
связаться по телефону со своими шефами и получили указание следить за
мной, но не трогать - не зря же они сидят в машине и только нахально
наблюдают за моими действиями.
Эту встречу, хотя и несколько неожиданную, я предвидел и потому делаю
то, что заранее решил сделать в подобных обстоятельствах: тихо и мирно еду
домой, потому что пускаться во все тяжкие при наличии аппаратуры в машине
опасно. Эти двое, осатанев, могут задержать меня насильно, а тогда дело
примет и вовсе скверный оборот.
Подъехав к дому, я выключаю мотор, беру с сиденья плащ с
заблаговременно сунутым под него аппаратом и неторопливо направляюсь к
входу. Беглый взгляд, брошенный назад от самой двери, убеждает меня, что
обитатели "пежо" ведут себя смирно. Значит, им действительно приказали
лишь наблюдать за мной, за что, вероятно, следует благодарить человека с
неприятным акцентом.
Войдя в "студию", я первым делом прячу аппарат в тайничке под газовой
плитой, специально для него подготовленном. Следуя советам, данным мне еще
на виллле в Фонтенбло, я ставлю едва заметную меточку на тот случай, если
в мое отсутствие плита будет сдвинута с места. Теперь можно и закурить.
Одна задача этого вечера выполнена, но это затрудняет выполнение
второй. Надо во что бы то ни стало позвонить Мери Ламур, хотя те, внизу,
наверняка еще караулят.
Включаю приемник и ловлю Монте-Карло - музыка звучит достаточно
громко, чтобы за дверью мог ее слышать тот, кто захотел бы подслушивать.
Зажигаю все имеющиеся в "студии" лампы - пусть эта иллюминация будет
хорошо видна тому, кто вознамерится вести наблюдение с улицы. После всего
этого бесшумно отпираю небольшую дверку на кухне, спускаюсь по запасной
лестнице во двор, перелезаю через ограду в соседний двор и через черный
ход и парадную дверь соседнего дома попадаю на противоположную улицу.
До Мадлены всего десять минут ходу. Достигнув площади, ныряю в
соседнее еще не закрывшееся кафе и занимаю телефонную кабину. Набираю
номер и через мгновенье слышу голос актрисы, только вместо ожидаемого
пароля она произносит какое-то глупое "алло, кто это?".
- Мери, - спрашиваю, - все в порядке?
Вместо ответа звучит непонятное междометие.
- Мери, - настаиваю я, пытаясь напомнить ей пароль. - Все ли в
порядке? Надо ли мне приходить завтра?
- Какое там завтра! - раздается наконец голос актрисы. - Приходи
немедленно! Случилось нечто ужасное!
Я вешаю трубку и раздумываю еще с минуту.
При других обстоятельствах на подобное сомнительное приглашение
следовало бы махнуть рукой. Но если принять во внимание, как Мери
рассудительна...
Выскакиваю из кафе, окидываю беглым взглядом ночную улицу и мгновенно
сворачиваю в первый переулок. Вокруг ни души. Однако видимость бывает
обманчива. На всякий случай вхожу в дом, черный выход из которого мне
хорошо знаком, и тоже на всякий случай проникаю в дом Димова тем же
способом, каким выскользнул из своего, то есть через разделяющую дворы
ограду.
На мой тихий стук тут же распахивается дверь, и передо мной возникает
испуганное лицо Мери, которая именно неподдельностью испуга успокаивает
меня.
- Что случилось? - спрашиваю, закрыв за собою дверь.
- Димов умер...
- От четырех таблеток?
- Не от таблеток... От хрустальной пепельницы...
Тут Мери внезапно всхлипывает, не столько от горя, сколько от
нервного потрясения, с почти сухими глазами, которые глядят на меня с
отчаянием, но и с какой-то смутной надеждой.
- А кто его ударил пепельницей? Ты, что ли?
Она молчит. Впрочем, ответ ясен.
- Где он?
Женщина взглядом указывает на дверь соседней комнаты. Вхожу, внутри
темно. Она погасила свет, должно быть, в глупой надежде, что мрак сотрет
случившееся и все пройдет, как дурной сон.
- Где выключатель?
- Возле двери.
Мои пальцы шарят по стене, щелкает выключатель. Димов лежит на полу
возле большого полированного стола. Я склоняюсь над трупом. Смерть и в
самом деле вызвана тяжелой хрустальной пепельницей, валяющейся рядом на
ковре. Острый угол пепельницы глубоко врезался в правый висок. В момент,
когда был брошен тяжелый предмет, Димов, видимо, инстинктивно откинул
голову в сторону, уклоняясь от удара, и как раз поэтому удар оказался
смертельным.
- Иди сюда и расскажи мне все, - говорю я, распрямляя спину.
Женщина продолжает стоять за дверью, потупя взор, словно боится
взглянуть на труп.
- Хорошо, пойдем туда...
Все так же, с поникшей головой, Мери пересекает холл и приводит меня
в одну из соседних комнат. Здесь стоит туалетный столик с большим
зеркалом, а перед ним валяется разорванная и скомканная свадебная фата.
Рассказ вроде бы уже и не нужен, за исключением разве кое-каких
подробностей.
- Сказал, вернется поздно... - всхлипывая, начинает Мери, и я с
трудом понимаю, что она говорит.
- Послушай, Мери, - прерываю я ее. - Ты должна понять, что сейчас не
до слез. В нашем распоряжении считанные минуты. Если ты хочешь, чтоб я
тебя спас, успокойся и расскажи вкратце и точно все, как было.
Мери глубоко вздыхает и, прижав руки к груди, пробует успокоиться.
- Сказал, что вернется поздно... а мне стало скучно, я вынула фату и
надела ее...
- На кой черт понадобилось тебе надевать? - невольно вырывается у
меня.
- Ну просто так... Представила себе, что я венчаюсь, только не в
мэрии и не с Младеновым, а в огромной церкви, где играет музыка и... В
общем, представила себе... Дома я была одна и не боялась, что меня
кто-нибудь застанет: сразу, думаю, услышу, как только наружная дверь
откроется. Стою я перед зеркалом с фатой на голове и вдруг вижу Димова...
в зеркале... позади меня. И закричала от страха.
Мери закрывает глаза и умолкает на минуту.
- Потом разгорается скандал, как обычно, только еще страшнее, чем
обычно. Для Тони, кричит, туалет приготовила или теперь уже перед другим
выпяливаешься? Да ни перед кем, говорю, просто так я надела, шутки ради...
Ага, шутки ради... А чего же ты закричала, увидев меня в зеркале? И куда
это ты пропала сегодня ни свет ни заря? Даже не можешь рассвета дождаться
- так тебе не терпится скорее уйти шляться! Да разве для тебя эта белая
фата, для таких шлюх, как ты! И вдруг как кинется на меня, сорвал фату,
разодрал ее в клочья и давай меня самыми грязными cловами обзывать.
Прекрати, говорю, эти мерзости. Как не стыдно тебе, пожилому человеку?!
Ах, мерзости, кричит, да? А про те мерзости, что вы с Тони болтали, уже
забыла? Или за дурака меня принимаешь? Может, прокрутить пленку да
напомнить? И тебя, говорит, следовало бы отправить к Тони, только не жди
от меня такой милости. Ты у меня годами будешь мучиться. Можешь сказать
тому, с кем вы разные там планы строите, что не видать ему моих денег.
Завтра же, кричит, аннулирую завещание, а тебя представлю какому-нибудь
сутенеру, ошивающемуся у рынка, может, хоть часть верну из того, что
потрачено на тебя. А главное, заставлю тебя торговать собой прямо на
тротуаре, потому что это и есть твое настоящее ремесло. Завтра же прогоню
тебя туда и каждый день буду приходить смотреть, как ты и по виду все
больше становишься похожей на шлюху, какой ты, по существу, всегда и была.
Не раз вспомнишь о пожилом человеке, когда начнешь переходить от грузчика
к мяснику. И еще кучу всяких гадостей наговорил, пока я не вышла из
терпения. А тут уж выложила все: что он, негодяй и форменная старая
развалина, по ночам тешится тем, что заставляет меня голой танцевать перед
ним, а ведь я не деревяшка и не могу жить одними танцами. Настоящий,
говорю, ты выжатый лимон, и хоть не одного, а пятерых убей, лучше от этого
не станешь... Он вскочил, схватил стул - я прямо испугалась, что он
