главной площади, и его памятник будет стоять в ее центре, вместо лысого Ленина,
который никого в своей жизни не спас! И рассказ о сегодняшней битве, а главное,
о подвиге Тюмюка, займет свое почетное место в будущих наших олонхо. Пусть этот
тойон станет примером для вас всех, ибо вот она - истинная жизнь за царя!.. Его
дети, если таковые имеются, станут для нас любимцами, а его род будет вечно
почитаем династией Софронов. И река <Алдан> будет рекой <Тюмюк>! Я учреждаю
орден Тюмюка для особо храбрых, и выделяю деньги из казны на премию Тюмюка для
особо талантливых. Воина Борисова я награждаю первым орденом Тюмюка!
- Куй! - радостно воскликнул Борисов и поднял вверх три пальца. - Гоп-гоп,
процветай, Якутия!
- Вот так вот. И пусть не закончится слава этого дня, не стихнет музыка этих
битв, не уйдет память этих дел. Пусть никто из потомков не забудет подвигов
предков! Якутия - это все! Якутия - это мир! Якутия навсегда!
Ылдя наклонился над телом Тюмюка, любовно посмотрел на него и закрыл Тюмюку
глаза.
- Спи спокойно, великий муж, мы отомстим за тебя и сложим о тебе песнь и
торжественный рассказ! А теперь, воины, мы уходим. Шагайте вперед; мы
отправляемся назад - в Тюмюк!
Все двинулись; Жукаускас пошел рядом с Ефимом и похлопал его по плечу, утешая.
Борисов подошел к телу Тюмюка, готовясь взять его за ноги, но тут, прямо над
ним, выросла огромная фигура разгневанного Чюппюю.
- А почему это тебе дали орден, а мне нет?! - злобно спросил он.
- Не знаю, - безразлично ответил Борисов.
- А я знаю, - сказал Чюппюю и вонзил длинный якутский нож Борисову между ребер.
Онгонча седьмая
Чюппюю был тут же схвачен Семеновым и Чохухом, как только Борисов, сдавленно
крикнув, замертво рухнул на Тюмюка. Он попытался вырваться, ударив ногой Чохуху
в колено, но Семенов резко заломил ему руку, и Чюппюю злобно застонал.
- Что там? - громко осведомился Ылдя, кладя свою ладонь Жукаускасу на голову.
- Ваше величие! - немедленно ответил Хабырылла. - Он только что убил Борисова!
- Как?! Что?!
- Чюппюю убил Борисова!.. Кавалера вашего ордена!..
- Мы вместе труп несли, - пожаловался Чюппюю, сопротивляясь цепкой хватке
Семенова, - а орден только ему дали! Почему?!
- А тебе какое дело?! - гордым голосом проговорил Ылдя, подходя к нему. - Ты еще
будешь царя обсуждать?!
- Нет-нет... - испуганно промолвил Чюппюю, задыхаясь, - я как раз не вас, а его,
так просто вышло, не сдержался, это случайно, извините,, я смою кровь, мне
ударило в голову, виноват, я не прав, я обиделся, надо быть смиреннее, отмотать
бы минуточки две назад...
- Поздно, дундучина!.. - сожалеющим тоном воскликнул Ылдя. - Омерзительное
преступление! Гнуснейший поступок! Ты сам засунул свою душу в Нижний Мир! Ведь
зависть - это самое вонючее, что есть под небом. Если ты режешь из-за зависти,
то проклят будешь. И вот мой приговор: пожизненное заключение в ямке, среди
дерьма. И имя твое будет обессмертено, чтобы никому неповадно было заниматься
такими вещами, и пускай никто тебя не кончает, даже если попросишь сам, иначе
твое место займет.
- Да вы что!.. - ошарашенно крикнул Чюппюю. - Ни хрена себе!
- А ты думал, - усмехнулся Ефим. - Вот так вот.
- Да я ж только что за вас проливал...
- Все! - громогласно заявил Ылдя. - Это - указ царя! Обсуждению и пересмотру не
подлежит!
- Да тьфу же!.. - сокрушенно вымолвил Чюппюю и смачно плюнул Чохуху на сапог.
- Войско, идем! - скомандовал Ылдя. - Плечи вперед! Нас не сломят временные
неудачи! Тюмюк ждет нас!
- Марш!.. - раздались голоса старших, оставшихся в живых.
Они уверенно пошли обратно в места своего расположения, неся с собой два мертвых
тела. Некто командовал: <Раз-два, раз-два>, и ноги уставших солдат четко ступали
по неровной песчаной дорожке, как будто бы это было репетицией победного парада,
или же смотром строя. Грусть и острое желание взять реванш вызревали в душах
воинов в качестве единственных сильных эмоций, заглушая смятение, сожаление и
страх; странная решимость обуревала их, словно страсть. Они были оскорблены и
разозлены быстрым поражением и утратой зениток, но какая-то высокая вера в свое
предназначение и незыблемость своего будущего грела их болящие сердца, как будто
хорошее известие или доброе письмо. Они буквально колотили ступнями по дорожке с
остервенением офицера, избивающего ногами партизана. Никто не хотел ничего
говорить; все были подавлены и обескуражены; и никакой песни не слышалось от
этого яростного шествия; никто их не преследовал, и это было оскорбительно и
неприятно. Софрон понуро шел рядом с надменно шагающим Ылдя, и, как ни странно,
тоже был опечален и смущен, и иногда задумчиво вздыхал, бормоча про себя неясные
звуки.
- Я, конечно же, совершенно не согласен с вами! - сказал он, обращаясь к Ефиму.
- Но я переживаю ваше поражение, почти как крах моей собственной партии; словно
крушение идеалов свободы и жары!
- Не говорите: <поражение>! - немедленно отреагировал Ылдя. - Это просто
небольшая стычка, по которой нельзя судить о нашей мощи и потенции! Сейчас мы их
недооценили, но завтра они попляшут у нас присядку!..
- Точно, ваше величие!.. - хохотнув, согласился солдат, идущий в первом ряду,
услышав беседу.
Ылдя строго посмотрел на него и сказал:
- Вам слова не давали! Соблюдай дисциплину!
Солдат осекся и стал нарочито безразлично смотреть перед собой.
И они продолжали свой безрадостный путь по родной земле, которую собирались
захватить, и они вышли по шоссе, ведущее вперед и назад, и сапоги их зацокали
набойками по асфальту, словно подковы на лошадиных копытах, а солнце уже стало
катиться к закату и краснеть, как варящиеся креветки в закипающей воде, и свежий
предсумеречный ветер ласково подул на них, будто какой-то утешительный дух этих
мест. Они прошли мимо креста с Ырыа, на котором он повис в жалкой позе, прибитый
руками и ногами, и Жукаускас кинул всего лишь один взгляд в сторону этого
мучительно умеревшего поэта. Ылдя, ни на что не обращая внимания, вел войско за
собой и выглядел воплощением какого-то высшего самодовольства. Они дошли уже
почти до начала первых строений Алдана, переименованного в Тюмюк, но тут им
дорогу преградил рослый человек в странной военной форме абрикосового цвета. В
руках он держал карабин с длинным Стальным штыком.
- Стой! Кто идет?! - мрачно рявкнул он.
Ылдя изумленно посмотрел на него, потом поднял вверх правую руку и отчетливо
проговорил:
- Ты кто тут, овца?! Я - царь Якутии Софрон Первый, это - мое войско, мы
возвращаемся из похода! Как ты смеешь здесь стоять?! На колени, несчастный!
Человек отошел назад, поднял вверх левую руку, засмеялся и громко сказал,
обращаясь к кому-то:
- Вот они, эти козоньки. Сейчас я с ними разберусь; а вы пока тихо.
- Чего это?! - взревел Ылдя, вытаскивая пистолет.
- Спокойно-спокойно, - тут же проговорил человек, взводя затвор карабина. - На
вас наведено в пять раз больше орудий отовсюду, поэтому не рекомендую выступать.
Пока вы там играли в войну, в Алдан вошла национальная армия Якутии вместе с
царем Семеном Первым. Вы, как самозванцы и негодяи, все приговариваетесь к
ужасной смерти особым якутским способом, но царь настолько велик и добродушен,
что он прощает всех и приглашает присоединиться к своей славной армии, чтобы
сражаться за Якутию! Все, кто согласен, следуйте за мной, я проведу вас к
царскому балагану и приведу к присяге.
- Чего?.. - пораженно воскликнул Ылдя.
- Чего слышал! С тобой разговаривает младший тойон Марга, понятно?!
- Какой еще Семен Первый?.. - ошеломленно спросил Ылдя, опуская пистолет. -
Погоди... Подожди... Ах, блин, это ж Ваня Инокентьев, мы вместе учились в
институте связи, вот гад, точно, мы пили, и он назвал себя Семеном Первым... И
блевал потом, и икал, и рыгал...
- Молчать! - крикнул Марга. - Сейчас получишь! Я обо всем доложу его величию!
- А. где же мои городские войска, охрана?! - сокрушенно воскликнул Ефим.
Марга довольно усмехнулся и криво сплюнул.
- Они все перешли на нашу сторону. И вас я тоже приглашаю. Ну, кто желает
служить великому царю Якутии, а?
Наступило напряженное молчание, потом какой-то воин сзади осторожно и тихо
произнес:
- Да все, наверное, как я понимаю...
Тут же началась оживленная неразбериха, и воины устремились к одетому в
абрикосовую форму Марга.
Ылдя недоуменно смотрел на это движение, вертя головой туда-сюда. Солдаты
проходили мимо, не обращая на него внимания, только Чюппюю, проследовавший
справа от Ефима без конвоя, отщелкал ему смачный щелбан по лбу и, ухмыльнувшись
промолвил:
- Ужрись, скотина!
- Что это... Как это... - лепетал Ылдя, видя, как его покидают все подданные. -
Я же ваш царь! Вы же со мной! Как же клятва, присяга, песня!
- Да иди ты! - бросил ему Чохух и злобно харкнул. Скоро все войско в розовом
выстроилось за человеком с карабином в абрикосовом. Перед ним остались стоять
только Ылдя и Софрон, и остались лежать трупы Тюмюка и Борисова.
- Ну вот и все, - радостно проговорил Марга, чмокнув губами. - А вы, значит, не
желаете присоединяться к прекрасному войску великолепного царя Якутии?.. Или вы
против Якутии?..
- Я - царь Якутии! - твердо произнес Ылдя. - Я родился царем и умру таковым.
Делай свою гнусь, гадина!..
- Да кому ты нужен! - расхохотался Марга. - Вы объявляетесь вне закона. Сейчас
вы свободны, но вы должны тут же покинуть Якутию и никогда не пересекать ее
границ. И прежде всего границ замечательного города Алдана! Убирайтесь вон, в
тайгу, в ямы, в болота. Схоронитесь там, пока мы вас не нашли. Все равно вы
никуда не денетесь! Но мы вам даем шанс - ха-ха-ха-ха!!
- Да чтоб вы все сдохли! - раздраженно взвизгнул Ылдя, взял Жукаускаса за руку и
прошептал ему: - Побежали, или вы хотите остаться с ними?
- Зачем они мне? - поразился Софрон. - Вы же агент! Я не ел, наверное, уже
больше суток. Вы умеете кушать мхи и мастерить силки?
- Ты что, думаешь, мы в самом деле в лесу будем?.. - сказал ему Ылдя, а потом
громко добавил: - Мы уходим!
- Давай, давай!.. - засмеялся Марга. - Желаю приятной мерзлоты и приполярных
фруктов. Десять минут я не стреляю, а потом уж пеняйте. И - раз!!
Жукаускас и Ылдя тут же со страшной скоростью бросились в сторону от шоссе, и,
петляя, побежали в какую-то рощицу, где росли вялые северные бананы с
крошечными, похожими на пупырышки какой-нибудь детской игрушки, плодами. Они
затерялись в пышных молодых лиственницах, нежно щекочущих их ладони своими
мягкими иголочками, когда они раздвигали перед собой их ветки, и наконец тяжело
дыша, остановились. Марга и солдат не было видно.
- Надо дальше бежать! - сказал Ылдя. - Сейчас стрелять будут.
- Я устал... - мрачно сказал Софрон.
- Давайте, а то облаву сделают!
- А куда нам бежать?! Мы обречены.
- Перестаньте! - строго крикнул Ылдя. - Побежим на аэродром. Там летчики
Советской Депии. Если их не захватили, попробуем спрятаться там. Я вообще знаю
туда ходы - золото-то вывозили в свое время...
- Так вы еще и вор! - жестко сказал Софрон.
- Перестань, сейчас главное выбраться из этого чертового Алдана. Ну, Семен, ну,
гнида... И мои войска хороши. А ведь так раболепно ходили!..
- Не надо из себя дохлого разыгрывать на поле битвы! - нравоучительно сказал
Софрон.
- Ну хватит вам! Вперед!
И они побежали, задыхаясь. Сзади донесся насмешливый голос:
- Время истекло! Стреляю!
Раздалась автоматная стрельба; стали падать какие-то ветки. Жукаускас и Ылдя,
затравленно пригибаясь, бросились в сторону виднеющегося просвета - туда, где,
как казалось, кончалась роща и начиналось что-то еще. Буквально через минуту
стрельба закончилась.
- Это они так... - устало сказал Ылдя, - на всякий случай. Теперь можно не
спешить. Пусть совсем стемнеет, и мы влезем в запретную зону аэродрома.
- А еда? - спросил Софрон. - А вода? Я скоро умру!
- Надо стойко переносить все, что с тобой происходит! - важно ответил Ефим. - Мы
попробуем подцепить что-нибудь в аэропорту. В конце концов, купим каких-нибудь
дерьмовых котлет, или коржиков.
- Нас же схватят!
