Пару раз я замечал ночные огни в бухте, но Юлай нашего убежища не
покидал.
Я с тоской следил за таинственными огнями.
Если алхимики и были заинтересованы во мне, с предложениями они не
спешили. Если шеф и был озабочен моим исчезновением, я этого никак не
чувствовал.
Я садился на подоконник и следил за туманом, лениво перегоняемым
ветерком с берега на берег.
В течение какого-то часа ветерок сменил направление раз пять. Дважды
я видел тень Ровера, появляющегося перед бункером. Он смотрел в мою
сторону, я чувствовал это по холодку, леденящему мне спину.
Откуда в этом псе столько ненависти?
Я прислушивался.
Ровно рокоча хорошо отлаженным двигателем, невидимая лодка входила в
бухточку, вспыхивал на берегу огонек.
Меня это не касалось.
Возможно, центром таких таинственных действий являлся именно я, меня
это все равно не касалось.
Туман.
Ночь.
Отбивной ветер...
Прошло полтора месяца, я перестал видеть сны.
Я проваливался в небытие, и мне ничего не снилось.
Может, я привык к обстановке, может, меня уже не пугал Ровер, не
знаю. Стоило коснуться подушки, как я засыпал.
Как прежде.
Как десять, как двадцать лет назад...
Я как-то сразу забыл про косогор, про синеву горизонта над ним; меня
теперь трогали простые вещи - дым костра, разожженного на берегу,
неумолчный шум океана, звезды в ночи, ловля крабов... Что-то подсказывало
мне - моя жизнь должна измениться. Внешне все оставалось прежним - беседы
за столом, многочасовые бдения Юлая в пункте связи, неистребимая ненависть
Ровера, но в самом осеннем неподвижном воздухе, в холодном дыхании скал
вызревало уже нечто новое - тревожное, невольно будоражащее душу.
"Господи, господи, господи, господи..."
Я проснулся сразу, вдруг.
- Эл!
Юлай стоял на пороге. Перемигивающиеся лампочки бросали тусклый свет
на его плоское лицо.
Я не шевельнулся. Я не хотел подниматься, мне вполне хватало дневных
бесед.
- Эл!
Я не откликнулся.
Киклоп по-бычьи напрягся, наклонил мощную голову и прислушался к
моему дыханию. Потом отошел от дверей, убедился - я сплю. Он не включил
свет: я только слышал, как он одевается.
Наконец, хлопнула входная дверь.
Я мгновенно оказался на ногах.
Он действительно хотел поднять меня или просто проверял - сплю ли я?
С давно облюбованного подоконника я увидел внизу огни.
Тянуло отбивным ветром, по небу шли рваные тучи. Самое лучшее время
для серьезных дел.
Внизу ревнул мотор.
В его приглушенном голосе теплилась ласка; в отличие от человеческих,
голоса машин не вызывают страха.
Я молча всматривался в ночь.
Юлай коротко свистнул, из тьмы вынырнул Ровер. Два мрачных силуэта
двинулись к горбатому бункеру.
Зачем он меня окликал? Почему не спустился на берег, где двигался,
мигал огонек фонаря?
Я бесшумно оделся и также бесшумно спустился по крутой тропе. Ровер
мне помешать не мог, он ушел с киклопом.
Озаренный слабой луной берег показался мне пустым, но я не зря
вовремя затаился в тени - у самой воды, дышащей холодом, показался
человек.
Он шел наверх.
Затаившись за выступом скалы, я пропустил его так близко, что услышал
затрудненное дыхание.
Рослый человек в клеенчатой зюйдвестке, он поднимался легко и быстро,
он явно знал, куда выведет его тропа. Низкий капюшон закрывал лицо, но
меня интересовал не сам человек, я лихорадочно искал: где лодка? есть ли
на берегу еще кто-то?
Я дождался, когда человек в зюйдвестке исчезнет за выступами скал,
потом глянул вниз.
Металлическая сеть влажно и нежно поблескивала в лунном свете. Лодка
стояла прямо над ней, рядом с берегом, и еще я увидел проем в сетке. Один
прыжок, и пловец окажется на свободе!
Но почему пловец? Далеко ли уплывешь в холодной воде?
Если вытолкнуть лодку за проем - ее мотор работал на холостом ходу -
погони не будет, Юлаю не на чем гнаться за мной; если у его гостя есть
оружие, воспользоваться им при таком неверном свете тоже будет нелегко.
Мотор лодки работал уютно и ласково. Он тревожил сердце. Я прижал
локоть к боку - мне не хватало "магнума", он придал бы мне уверенности.
Минута? Пять? Полчаса? - есть ли у меня хоть какой-то запас?
Я решился.
Я прыгнул в лодку и, отталкиваясь от сетки, вывел ее в широкий проем.
Мир был соткан из смутной игры теней, из плеска, запаха водорослей и
йода. Мир раскачивался, показывая мне клыки подводных, вдруг обнажающихся
камней. Темная вода, колыхаясь, раскачивала лодку, обдавала меня холодом
брызг. Я промок, но не торопился включать мотор, хотя тучи теперь шли так
низко, что заметить меня с берега было бы трудновато.
Надвинулся камень, хищно, до блеска отполированный водой. Я
оттолкнулся веслом.
Смогу я найти проход в рифах?
Я оглянулся.
Во тьме, затопившей прибрежные скалы, не маячили огоньки. Я не слышал
голосов, выстрелов. Скорее всего, Юлай и его гость пока не обнаружили
пропажу.
На мгновение я почувствовал укол в сердце.
А может, нечего обнаруживать? Может, они следили за мной, видели
каждое мое движение?
Все произошло слишком просто...
Слишком просто, черт побери!
Они, наверное, вызывают сейчас вертолет. Через полчаса меня
расстреляют и утопят.
Да нет.
Как раз такое вот продолжение выглядит слишком усложненным...
Я включил мотор и сразу ощутил его ровную надежность.
Автоматически вспыхнул прожектор, осветив идущие ровной стеной валы.
Судя по их мощному напору, я прошел самую опасную полосу рифов.
Куда, собственно, плыть?
Никогда в жизни я не чувствовал себя столь одиноким.
Зато я был свободен, это стоило всех тревог.
Без всякой злобы я подумал: Юлай упустил меня. Даже посочувствовал
киклопу: его непоколебимая непоколебимость поколеблена.
Но что-то мучило меня, саднило.
"Мы не убиваем..."
Юлай видел вошедшую в бухту лодку, но ушел в пункт связи и увел с
собой пса. Гость, оставив лодку, тоже поднялся наверх, не удосужившись
перекрыть проход в металлическом заграждении. Не слишком ли много
счастливых совпадений?
Опять потянуло ветром. Небо густо закрыли сумрачные тучи, в их
разрывах поблескивало несколько тусклых тоскливых звезд, появлялась и
исчезала луна - зеленая, ледяная. Я для нее ничего не значил, ей было
абсолютно все равно, куда я спешу, но самим своим существованием она
невольно спасала меня - держать ее по правому борту, и чтобы волны
накатывались с кормы...
Валы накатывались громоздкие, вялые.
Поднимаясь, они таинственно и нежно вспыхивали, ветер сдирал с них
пену, я то взлетал в смуту лунного света, то проваливался на дно влажных
колеблющихся провалов.
Часа два я вел лодку вдоль гористого берега, потом слева по ходу
вспыхнули многочисленные огни, совсем не там, где я ожидал их увидеть.
Город?
Тот, в который я наезжал на машине Пана? Скучный, как смерть,
пыльный, как пустыня?
Не похоже... Слишком яркие огни для такого городишки...
Выключая ставший ненужным прожектор, я увидел валявшийся на дне лодки
парусиновый сверток.
Что в нем?
Ткнул ногой. Похоже на металогические коробки.
Ладно. Сейчас не до них.
Если киклоп действительно сам подстроил побег, вряд ли он оставил бы
груз в лодке.
Эта мысль успокаивала.
Начинало светать. Сквозь легкие хлопья нежного тумана достаточно
отчетливо просматривалось каменистое побережье; в одном месте я увидел
кривые обломанные мачты, остовы полузатопленных судов - что-то вроде
кладбища старых кораблей, морская свалка.
Лучшего не придумаешь.
Радуясь неожиданному открытию, я не успел пригнуться - лодку волной
бросило на борт ржавого накренившегося танкера, выпотрошенного, судя по
звуку, до самых трюмов. Я упал и разбил о шпангоут губы.
Ладно.
Я выплюнул кровь.
Свобода пахла гнилью и водорослями, ржавчиной и мазутом, она
всхлипывала, вздыхала, стонала под бортами мертвых кораблей, тем не менее,
это была свобода.
8
Конечно, это был не тот скучный городишко. А если тот, значит, его
здорово почистили от пыли и скуки, а жителям хорошо поддали под зад - все
они с утра бегали, как заведенные.
Да и сам городок выглядел, я бы сказал, самоуверенно.
Почти сразу я набрел на парк; он оказался, конечно, Баттери-парком,
ни больше ни меньше, хотя украшали его всего лишь гипсовые скульптуры,
зато под Родена; прогулялся я и по Ярмарочному парку, где не нашел ни
одной торговой палатки; увидел "Библиотеку и картинную галерею" - здание
столь мощной постройки, что в нем спокойно можно было хранить весь
национальный запас золота; наконец, я набрел на "Музей нашей естественной
истории", такой большой, что в нем можно было выставлять скелет кашалота в
натуральную величину.
Отели в центре городка оказались, конечно, "Паркер-хаусом" и
"Карильоном". В первом я выпил чашку кофе с фирменными круглыми булочками,
второй меня удивил малыми размерами - в отличие от настоящего "Карильона",
в нем не заблудился бы и карлик.
Зато магазинчики меня вполне устроили.
"Разумно быть экономным", "Никто не продает дешевле Гимбела", "Стерн
доставит куда угодно"... Может, это и звучало несколько хвастливо, зато
отвечало истине. Я нашел в магазинчиках все, что необходимо человеку в
моем положении. Сменил брюки и башмаки, сменил рубашку. Правда, курточку
Л.У.Смита не выбросил - привык к ней. Как ни странно, после стольких
обысков и переодеваний, я сохранил все свои наличные деньги; на них не
покусились даже ирландцы.
Я не побывал лишь в отделениях "Тиффани" и "Корветт", зато "Рекорд
Хантер" сразу меня привлек - не новыми музыкальными альбомами и не
выставкой музыкальных инструментов, а уютным кафе; я проголодался.
Бифштекс с печеным картофелем, хлеб, сдобренный чесноком; я заказал
стаканчик виски - хватит с меня вынужденных постов, тем более, что добрая
половина посетителей, невзирая на раннее время, была уже навеселе.
- Ты один? Угостишь?
Я вздрогнул.
Женщине было под тридцать. Но выглядела она неплохо и держалась
самоуверенно.
Я покачал головой:
- Здесь рядом, в кемпинге, моя жена, служанка, собака и куча детей, я
даже не знаю, сколько. Каждые два года жена приносит мне не меньше троих,
такой у нее характер.
- Сколько же тебе лет? - удивилась женщина, растягивая в недоверчивой
улыбке густо накрашенные губы.
- Много. Я вроде фараона, свалившегося с небес.
- Ты фараон? - еще больше удивилась она.
- В некотором смысле. Но не в том, который тебя тревожит.
Она ничего не поняла, но недовольно отдрейфовала в сторону стойки.
Я принялся за бифштекс и вновь услышал:
- Знаешь, кто мы?
Я обернулся.
Ребята хорошо выпили. Но искали они не драки, скорее, им хотелось
помолоть языком.
Я хмыкнул:
- Что тут знать, сразу видно - один лысый, другому жарко. Ну и денек!
Лысый обиделся:
- Ты не очень любезен.
- Зато не вру и не навязываюсь! - отрезал я. - Назови я тебя
волосатым, ты бы больше обиделся. Правда?
И предупредил:
- Я здорово сегодня устал. Давайте без этих штучек - стулья, бутылки.
Мне не до драк.
У них хватило ума рассмеяться:
- Похоже, ты с запада? По выговору слышно.
Я кивнул.
- Не против, мы присядем?
- Валяйте.
Они устроились за столиком и уставились на меня. Лысый улыбался на
всю катушку, второй неутомимо менял платки - пот с него так и лил. Я
