же.
Лицо мертвой было налито темной кровью, которая сочилась изо
рта. Пены, какая бывает у обыкновенных утопленников, заметно не
было. На горле виднелись синяки и следы пальцев. Согнутые в
локтях и скрещенные на груди руки окостенели. Пальцы правой были
сжаты в кулак, пальцы левой полусогнуты. На левой кисти имелись
два кольцевых рубца, как будто оставленные веревками или одной
веревкой, но обвитой вокруг руки несколько раз. На правой кисти
имелись ссадины, так же как и на всей спине - особенно в области
лопаток. Чтобы доставить труп на берег, рыбаки захлестнули его
веревкой, но она никаких рубцов не оставила. Шея была сильно
вздута. На теле не было заметно ни порезов, ни синяков,
причиненных ударами. Шея была перехвачена обрывком кружев,
затянутым так туго, что складки кожи совершенно скрывали его от
взгляда. Он был завязан узлом, находившимся под левым ухом.
Одного этого было достаточно, чтобы вызвать смерть. Протокол
медицинского осмотра не оставлял ни малейших сомнений в
целомудрии покойной. Она, указывалось в нем, подверглась грубому
насилию. Состояние трупа в момент его обнаружения позволяло
легко опознать его.
Одежда была сильно изорвана и приведена в полнейший беспорядок.
Из верхней юбки от подола к талии была вырвана полоса дюймов в
двенадцать шириной, но не оторвана совсем, а трижды обвернута
вокруг талии и закреплена на спине скользящим узлом. Вторая юбка
была из тонкого муслина, и от нее была оторвана полоса шириной
дюймов в восемнадцать - оторвана полностью и очень аккуратно.
Эта полоса муслина была свободно обвернута вокруг шеи и завязана
неподвижным узлом. Поверх этой муслиновой полосы и обрывка
кружев проходили ленты шляпки. Эти ленты были завязаны не
бантом, как их завязывают женщины, а морским узлом.
После опознания труп против обыкновения не был увезен в морг
(это сочли излишней формальностью), а поспешно погребен
неподалеку от того места, где его вытащили на берег. Благодаря
усилиям Бове дело, насколько это было возможно, замяли, и прошло
несколько дней, прежде чем оно привлекло внимание публики.
Затем, однако, им занялась еженедельная газета [Нью-йоркская
"Меркюри".], труп был эксгумирован и вновь подвергнут осмотру,
но ничего, помимо вышеописанного, обнаружено не было. Правда, на
этот раз платье, шляпку и прочее предъявили матери и знакомым
покойной, и они без колебаний опознали в них одежду, в которой
девушка ушла из дома в то утро.
Тем временем возбуждение публики росло с каждым часом. Несколько
человек было арестовано, но отпущено. Главное подозрение падало
на Сент-Эсташа, и вначале он не сумел достаточно убедительно
объяснить, как он провел роковое воскресенье. Однако вскоре он
представил мосье Г. в письменном виде точные сведения о том, где
и когда он был в этот день, подкрепленные надежными
свидетельскими показаниями. По мере того как дни проходили, не
принося никаких новых открытий, по городу начали
распространяться тысячи противоречивых слухов, а журналисты
принялись строить всевозможные догадки и предположения. Среди
этих последних наибольший интерес вызвало утверждение, будто
Мари Роже жива, а из Сены был извлечен труп какой-то другой
несчастной девушки. Я считаю своим долгом познакомить читателя с
отрывками из статьи, содержавшей вышеуказанное предположение и
опубликованной в "Этуаль" [Нью-йоркская "Бразер Джонатан".] -
газете достаточно солидной.
"Мадемуазель Роже ушла из материнского дома утром в воскресенье
22 июня 18... года, объявив, что намерена навестить тетку или
какую-то другую родственницу, проживающую на улице Дром. С этого
момента, насколько удалось установить, ее никто не видел. Она
исчезла бесследно, и ее судьба остается неизвестной... До сих
пор не нашлось ни одного свидетеля, который видел бы ее в тот
день после того, как за ней закрылась дверь материнского дома...
Итак, хотя мы не можем утверждать, что Мари Роже пребывала в
мире живых после девяти часов утра воскресенья 22 июня, у нас
есть неопровержимые доказательства, что до этого часа она была
жива и здорова. В среду в двенадцать часов дня в Сене у заставы
Дюруль был обнаружен женский труп. Это произошло - даже если
предположить, что Мари Роже бросили в реку не позже чем через
три часа после того, как она ушла из дому, - всего лишь через
трое суток после ее ухода, через трое суток час в час. Однако
было бы чистейшей нелепостью считать, будто убийство (если она
действительно была убита) могло совершиться настолько быстро
после ее ухода, что убийцы успели бросить тело в реку до
полуночи. Те, кто творит столь гнусные преступления,
предпочитают ночной мрак свету дня... Другими словами, если
тело, найденное в реке, это действительно тело Мари Роже, оно
могло пробыть в воде не более двух с половиной или - с большой
натяжкой - ровно трех суток. Как показывает весь прошитый опыт,
тела утопленников или тела жертв убийства, брошенные в реку
вскоре после наступления смерти, всплывают, только когда процесс
разложения зайдет достаточно далеко, то есть не ранее, чем через
шесть - десять дней. Даже в тех случаях, когда такой труп
всплывает ранее пяти-шести дней, так как над ним выстрелили из
пушки, он вскоре вновь опускается на дно, если его не успеют
извлечь из воды. Итак, мы должны задать себе вопрос, что в этом
случае вызвало отклонение от обычных законов природы? ...Если же
изуродованное тело пролежало на берегу до ночи со вторника на
среду, в этом месте должны были бы отыскаться какие-нибудь следы
убийц. Кроме того, представляется сомнительным, чтобы труп
всплыл так скоро, даже если его бросили в реку через два дня
после убийства. И далее, весьма маловероятно, чтобы злодеи,
совершившие убийство, вроде предполагающегося здесь, бросили
тело в воду, не привязав к нему предварительно какого-нибудь
груза, когда принять подобную предосторожность не составило бы
ни малейшего труда".
По мнению автора статьи, этот труп должен был пробыть в воде "не
каких-то трое суток, а впятеро дольше", поскольку разложение
зашло так далеко, что Бове не сразу его опознал. Однако этот
довод был полностью опровергнут. Затем в статье говорилось:
"Так каковы же факты, ссылаясь на которые мосье Бове утверждает,
будто убитая - без сомнения, Мари Роже? Он разорвал рукав платья
убитой и теперь заявляет, что видел особые приметы, вполне его
удовлетворившие. Широкой публике, конечно, представляется, что
под этими особыми приметами подразумеваются шрамы или родинки.
На самом же деле он потер руку и обнаружил - волоски! На наш
взгляд, трудно найти менее определенную примету, и убедительна
она не более, чем ссылка на то, что в рукаве обнаружилась рука!
В этот вечер мосье Бове не вернулся в пансион, а в семь часов
послал мадам Роже известие, что расследование касательно ее
дочери все еще продолжается. Если даже допустить, что преклонный
возраст и горе мадам Роже не позволяли ей самой побывать там (а
допустить это очень нелегко!), то, несомненно, должен был
найтись кто-то, кто счел бы необходимым поспешить туда и принять
участие в расследовании, если они были уверены, что это
действительно тело Мари. Но никто туда не отправился. Обитателям
дома на улице Паве-Сент-Андре вообще ничего не было сказано, и
они даже не слыхали о том, что произошло. Мосье Сент-Эсташ,
поклонник и жених Мари, живший в пансионе ее матери, показал под
присягой, что про обнаружение тела своей нареченной он узнал
только на следующее утро, когда к нему в спальню вошел мосье
Бове и рассказал ему о событиях прошлого вечера. Нам кажется,
что, учитывая характер новости, она была принята весьма спокойно
и хладнокровно".
Вот так газета стремилась создать впечатление, что близкие Мари
оставались равнодушными и бездеятельными - картина,
несовместимая с предположением, будто они верили, что найден
действительно ее труп. Эти инсинуации вкратце сводились к
следующему: Мари при пособничестве своих друзей покинула город
по причинам, бросающим тень на ее добродетель, и когда из Сены
был извлечен труп, имевший некоторое сходство с исчезнувшей
девушкой, указанные друзья воспользовались этим, чтобы внушить
всем мысль, будто она мертва. Однако "Этуаль" опять излишне
поторопилась. Выяснилось, что равнодушие и бездеятельность
целиком относятся к области вымыслов, что старушка действительно
была очень слаба и волнение лишило ее последних сил, что
Сент-Эсташ не только не выслушал это известие с полным
хладнокровием, но совсем обезумел от горя, и мосье Бове, увидя
его отчаяние, убедил кого-то из его родственников остаться с ним
и помешать ему отправиться на эксгумацию. Более того, хотя
"Этуаль" объявила, что труп был вторично погребен на
общественный счет, что близкие Мари Роже наотрез отказались
оплатить даже очень дешевые похороны и что никто из них не
присутствовал на церемонии, - хотя, повторяю, "Этуаль"
утверждала все это для подкрепления впечатления, которое она
стремилась создать у своих читателей, каждое из перечисленных
утверждений было решительным образом опровергнуто. В одном из
последующих номеров этой газеты была предпринята попытка бросить
подозрение на самого Бове. Редактор в своей статье заявил:
"И вот все изменяется. Нам сообщают, что однажды, когда в роме
мадам Роже находилась мадам Б., мосье Бове, собиравшийся
уходить, сообщил ей, что они ждут жандарма и что она, мадам Б.,
не должна ничего говорить жандарму до его возвращения, а
предоставить все объяснения ему... В настоящий момент, насколько
можно заключить, мосье Бове хранит в своей голове все
обстоятельства дела. Без мосье Бове буквально нельзя и шагу
ступить, ибо, куда ни поворачиваешь, обязательно натыкаешься на
него... По какой-то причине он твердо решил не позволять никому
другому принимать участие в расследовании и, как утверждают
родственники мужского пола, он оттер их в сторону самым странным
образом. Он, как кажется, всячески старался воспрепятствовать
тому, чтобы родственники увидели труп".
Нижеследующий факт как будто подтверждает подозрения, брошенные
на Бове этой статьей. За несколько дней до исчезновения девушки
какой-то посетитель, оставшись один в конторе Бове, заметил в
замочной скважине розу, а на висевшей поблизости грифельной
доске было написано "Мари".
Общее мнение, однако, насколько мы могли судить по газетам,
склонялось к тому, что Мари стала жертвой шайки бандитов,
которые увезли ее на тот берег реки, надругались над ней и
убили. Однако "Коммерсьель", [Нью-йоркская "Джорнел оф
коммерс".] газета весьма влиятельная, всячески оспаривала это
предположение. Я приведу несколько абзацев с ее страниц.
"Мы убеждены, что следствие все это время в той мере, в какой
оно занималось заставой Дюруль, шло по ложному следу. Невозможно
предположить, чтобы кто-нибудь, столь известный публике, как эта
молодая особа, мог пройти незамеченным три квартала, а увидевшие
ее люди не забыли бы об этом, так как ею интересовались все,
кому она была известна. И вышла она из дома в час, когда улицы
были полны народа... Прежде чем она достигла бы заставы Дюруль
или улицы Дром, ее неизбежно узнали бы два десятка прохожих, и
все же не нашлось ни одного свидетеля, который видел бы ее после
ухода из дому, и, кроме сообщения о выраженных ею намерениях, мы
не располагаем никакими доказательствами того, что она
действительно покинула материнский дом именно тогда. Ее платье
было разорвано, полоса материи была обмотана вокруг ее тела и
завязана так, что труп можно было нести, точно узел. Если
убийство произошло возле заставы Дюруль, не было бы никаких
причин проделывать все это. То обстоятельство, что тело было
обнаружено в реке неподалеку от заставы, вовсе не показывает,
где именно оно было брошено в воду... От одной из нижних юбок
злосчастной девушки был оторван кусок длиной в два фута и
шириной в фут, и из него была устроена повязка, проходившая под
ее подбородком и затянутая узлом у затылка. Проделано это,
возможно, было для того, чтобы помешать ей кричать, и сделали
