трудолюбием на страницах чужих газет. "Все эти вещи, несомненно,
пролежали там не менее трех-четырех недель, и не может быть
никаких сомнений, что место, где совершилось это гнусное
преступление, наконец найдено". Факты, которые тут вновь
перечисляет "Солей", моих сомнений отнюдь не рассеивают, и
подробнее мы о них поговорим позднее, в связи с еще одним
аспектом этой темы.
А пока нам следует заняться другими вопросами. Вы, несомненно,
обратили внимание на чрезвычайную небрежность осмотра трупа. Да,
конечно, личность убитой была установлена достаточно быстро, но
многое осталось невыясненным. Был ли труп ограблен? Надела ли
убитая, выходя из дому, какие-нибудь дорогие украшения? А если
да, то были ли они найдены на ее теле? На эти весьма важные
вопросы материалы расследования не дают никакого ответа, без
внимания остались и другие, столь же существенные моменты. Мы
должны попробовать сами восполнить эти пробелы. Необходимо
заново рассмотреть роль Сент-Эсташа. У меня нет против него
никаких подозрений, но нам следует действовать систематически.
Мы придирчиво проверим его письменное показание о том, где и
когда он был в то воскресенье. Такого рода показания нередко
оказываются весьма ненадежными. Но если мы не обнаружим в них
никаких противоречий, то больше Сент-Эсташем заниматься не
будем. Однако его самоубийство, хотя оно и усугубило бы
подозрения против него в случае, если бы нам удалось доказать
лживость этих показаний, вполне объяснимо, если они верны, а
потому из-за него нам незачем изменять обычные методы анализа.
Я предлагаю пока не заниматься непосредственно самим трагическим
событием, а сосредоточить наше внимание на предшествовавших и
сопутствовавших ему обстоятельствах. Одна из частых и отнюдь не
наименьших ошибок подобного рода расследований заключается в
том, что расследуется только самый факт, а все опосредствованно
или косвенно с ним связанное полностью игнорируется. Суды
совершают значительный промах, ограничивая рассмотрение улик и
свидетельских показаний лишь темп, связь которых с делом
представляется непосредственной и очевидной. Однако, как не раз
показывал прошлый опыт и как всегда покажет истинная философия,
значительная, если не подавляющая часть истины раскрывается
через обстоятельства, на первый взгляд совершенно посторонние.
Именно дух, если не буква этого принципа, лежит в основе
решимости современной науки опираться на непредвиденное. Но,
возможно, вам непонятны мои слова. История накопления
человеческих знаний непрерывно доказывает одно: наибольшим
числом самых ценных открытий мы обязаны сопутствующим, случайным
или непредвиденным обстоятельствам, а потому, в конце концов,
при обзоре перспектив на будущее стало необходимым отводить не
просто большое, но самое большое место будущим изобретениям,
которые возникнут благодаря случайности и вне пределов
предполагаемого и ожидаемого. Теперь стало несовместимым с
философией строить прогнозы грядущего, исходя только из того,
что уже было. Случай составляет признанную часть таких
построений. Мы превращаем случайность в предмет точных
исчислений. Мы подчиняем непредвиденное и невообразимое научным
математическим формулам.
Как я уже говорил, наибольшая часть истины была открыта
благодаря побочным обстоятельствам; и в соответствии с духом
принципа, стоящего за этим фактом, я в данном случае перенесу
расследование с истоптанной и до сей поры неплодородной почвы
самого события на обстоятельства, ему сопутствовавшие. Вы будете
проверять истинность показаний, подтверждающих, где и когда был
в то воскресенье Сент-Эсташ, а я тем временем проштудирую газеты
не столь целенаправленно, как сделали это вы. Пока мы лишь
произвели предварительную разведку, но будет весьма странно,
если широкое ознакомление с прессой, которое я намерен
предпринять, не откроет какие-нибудь второстепенные подробности,
которые, в свою очередь, подскажут нам, в каком направлении надо
вести расследование.
Выполняя поручение Дюпена, я скрупулезно изучил вышеупомянутые
показания и убедился в их истинности, а следовательно, и в
невиновности Сент-Эсташа. Тем временем мой друг с тщанием,
которое представлялось мне совершенно излишним, просматривал
одну газетную подшивку за другой. Через неделю он положил передо
мной следующие выдержки:
"Примерно три с половиной года назад волнение, весьма
напоминающее нынешнее, было вызвано исчезновением той же самой
Мари Роже из парфюмерной лавки мосье Леблана в Пале-Рояль.
Однако неделю спустя она вновь появилась за своим прилавком,
живая и невредимая, хотя, правда, чуть более бледная, чем
прежде. Мосье Леблан и ее мать заявили, что она просто уезжала к
какой-то подруге в деревню, и дело быстро замяли. Мы полагаем,
что и нынешнее исчезновение вызвано сходной причиной и что по
истечении недели или, быть может, месяца мы снова увидим ее
среди нас".
("Вечерняя газета" [Нью-йоркская "Экспресс".], понедельник 23
июня.)
"Одна из вечерних газет сослалась вчера на первое таинственное
исчезновение мадемуазель Роже. Известно, что ту неделю, пока ее
не было в лавке мосье Леблана, она провела в обществе молодого
морского офицера, имеющего репутацию кутилы и повесы. Полагают,
что вследствие ссоры она, к счастью, вернулась домой вовремя.
Нам известно имя этого Лотарио, находящегося в настоящее время в
Париже, но по понятным причинам мы не предаем его гласности".
("Меркюри" [Нью-йоркская "Геральд".], вторник 24 июня, утренний
выпуск.)
"Позавчера в окрестностях нашего города было совершено
возмутительнейшее преступление. Некий господин в сумерках нанял
шестерых молодых людей, которые катались на лодке по Сене,
перевезти его с женой и дочерью через реку. Когда лодка
причалила к противоположному берегу, трое пассажиров высадились
и успели отойти на такое расстояние, что река скрылась из виду,
но тут дочь заметила, что забыла в лодке зонтик. Она вернулась
за ним, но негодяи схватили ее, заткнули ей рот кляпом, вывезли
на середину реки, учинили над ней зверское насилие и в конце
концов высадили на берег примерно там же, где она вошла в лодку
со своими родителями. Преступники скрылись, но полиция напала на
их след, и кое-кто из них скоро будет арестован".
("Утренняя газета" [Нью-йоркская "Курьер энд инквайрер".], 25
июня.)
"Мы получили несколько писем, цель которых - доказать, что
виновником недавнего зверского преступления был Менэ [Менэ был
одним из тех, кого вначале арестовали по подозрению, но затем
отпустили за полным отсутствием улик.], но поскольку после
официального расследования он был полностью оправдан, а доводы
этих наших корреспондентов продиктованы более желанием
обнаружить преступника, нежели фактами, мы на считаем возможным
опубликовать их".
("Утренняя газета", 28 июня.)
"Мы получили несколько гневных писем, по-видимому, принадлежащих
перу разных лиц, которые дышат уверенностью, что злополучная
Мари Роже стала жертвой одной из многочисленных бандитских шаек,
которые по воскресеньям наводняют окрестности города. Это
предположение полностью соответствует нашему собственному
мнению. Несколько позже мы попробуем найти место для некоторых
из этих писем на наших страницах".
("Вечерняя газета" ["Нью-Йорк ивнинг пост".] вторник 30 июня.)
"В понедельник один из лодочников, служащих в налоговом
управлении, заметил пустую лодку, плывущую вниз по Сене. Паруса
лежали свернутыми на дне лодки. Лодочник отбуксировал ее к своей
пристани. На следующее утро ее забрали оттуда без ведома
местного начальства. Ее руль находится в конторе пристани".
("Дилижанс" [Нью-йоркская "Стандард".], вторник 26 июня.)
Я прочел эти разнообразные выдержки, и они не только показались
мне совершенно не связанными между собой, но я не мог
вообразить, какое отношение они имели к делу, которым мы
занимались. И я стал ждать объяснений Дюпена.
- Пока, - сказал он, - я не намерен останавливаться на первой и
второй вырезках. Я дал их вам главным образом для того, чтобы
показать всю степень непростительной небрежности нашей полиции,
которая, насколько я понял из слов префекта, даже не потрудилась
хотя бы навести справки об этом морском офицере. А ведь
утверждать, что между первым и вторым исчезновением Мари
невозможно хотя бы предположительно усмотреть никакой связи, по
меньшей мере глупо. Допустим, что первое бегство из дома
закончилось ссорой и обманутая девушка вернулась к матери.
Теперь мы готовы рассмотреть второе бегство (если нам известно,
что это именно бегство) скорее как свидетельство того, что
обманщик возобновил свои ухаживания, чем как результат новых
предложений кого-то еще, - нам легче счесть его возобновлением
старого романа после примирения, чем началом нового. Десять
шансов против одного, что прежний возлюбленный, однажды уже
уговоривший Мари бежать с ним, уговорил ее снова, а не нашелся
кто-то другой, кто обратился к ней с таким же предложением. И
тут разрешите мне привлечь ваше внимание к тому факту, что
время, миновавшее менаду первым, несомненным, бегством, и
вторым, предполагаемым, лишь на несколько месяцев превышает
обычный срок дальнего плаванья наших военных кораблей. Быть
может, соблазнитель в первый раз не сумел привести в исполнение
свое низкое намерение, так как должен был уйти в море, и, едва
вернувшись, вновь приступил к осуществлению своего
незавершенного гнусного плана - во всяком случае, не
завершенного им самим? Об этом нам ничего не известно.
Однако вы возразите, что во втором случае бегства с любовником
не было. Безусловно так - но возьмемся ли мы утверждать, что оно
и не предполагалось? Кроме Сент-Эсташа и, быть может, Бове, у
Мари, насколько нам известно, не было признанных поклонников,
ухаживавших за ней открыто и с честными намерениями. Ни о ком
другом мы не находим никаких упоминаний. Так кто же этот тайный
возлюбленный, о котором родственники (во всяком случае,
большинство из них) не знают ничего, но с которым Мари
встречается утром в воскресенье и которому она так доверяет, что
без опасения остается в его обществе до тех пор. пока вечерний
сумрак не окутывает пустынные рощи неподалеку от заставы Дюруль?
Кто этот тайный возлюбленный, спрашиваю я, о ком, во всяком
случае, большинство родственников ничего не знает? И что
означает странное пророчество мадам Роже, произнесенное утром в
воскресенье после ухода Мари? Это ее "боюсь, я уже больше
никогда не увижу Мари"?
Но если мы не можем вообразить, что мадам Роже знала о
предполагаемом бегстве, то разве непозволительно будет
допустить, что сама девушка такие планы строила? Уходя, она
сказала, что идет навестить тетку, и попросила Сент-Эсташа зайти
за ней вечером на улицу Дром. На первый взгляд это
обстоятельство как будто опровергает мое предположение. Однако
поразмыслим. Точно известно, что она с кем-то встретилась и что
она отправилась с этим человеком за реку, оказавшись в
окрестностях заставы Дюруль в три часа дня, то есть через
несколько часов после ухода из дома. Но, согласившись
отправиться туда с этим неизвестным (неважно, ради какой цели, с
ведома или без ведома матери), Мари не могла не подумать о том,
как она объяснит свой уход, а также об удивлении ее нареченного,
Сент-Эсташа, и о подозрениях, которые его охватят, когда,
явившись за ней в назначенный час на улицу Дром, он узнает, что
она там даже не появлялась, а затем, воротившись в пансион с
этой тревожной вестью, не найдет ее и там. Конечно, она не могла
пе подумать обо всем этом. Она должна была предвидеть отчаяние
Сент-Эсташа и подозрения, которые ее исчезновение вызовет у
всех. После такой эскапады ей было бы трудно вернуться домой, но
мысль об этом не стала бы ее смущать, если, допустим, она с
самого начала не собиралась возвращаться в дом матери.
Мы можем предположить, что она рассуждала примерно так: "Я
должна встретиться о таким-то человеком, чтобы бежать о ним -
или ради какой-то другой цели, известной мне одной. Надо
устроить так, чтобы мне не помешали, надо выиграть время, чтобы
