избежать погони, а потому я скажу, что собираюсь провести день у
тетушки на улице Дром, и попрошу Сент-Эсташа, чтобы он не
заходил за мной, пока не стемнеет. Таким образом, до начала
вечера мое отсутствие ни у кого не вызовет ни беспокойства, ни
подозрений, и я выиграю времени больше, чем любым другим
способом. Если я попрошу Сент-Эсташа зайти за мной, когда
стемнеет, он раньше туда не явится, но если я не скажу ему
ничего, то выиграю времени гораздо меньше, так как меня будут
ждать дома в более ранний час и мое отсутствие скорее вызовет
тревогу. Если бы я собиралась вернуться - если бы я хотела
только прогуляться с тем человеком, - то я не попросила бы
Сент-Эсташа зайти за мной, поскольку в этом случае он наверняка
узнал бы, что я его обманула, тогда как мне ничего не стоило бы
скрыть от него это, если бы я ничего ему не сказала, вернулась
бы домой до сумерек, а потом объявила бы, что была в гостях у
тетушки на улице Дром. Но раз я вообще не намерена возвращаться
- во всяком случае, не ранее чем через несколько недель или же
только после принятия некоторых мер предосторожности, - мне
следует думать лишь о том, как выиграть побольше времени, и ни о
чем другом".
Как вы указываете в своих заметках, с самого начала общее мнение
касательно этого печального происшествия склонялось к тому, что
Мари Роже стала жертвой шайки хулиганов. Ну, а при определенных
обстоятельствах общее мнение не следует игнорировать. Когда оно
возникает само собой - когда оно появляется строго
самопроизвольно, - его следует рассматривать как аналогию той
интуиции, которой бывают наделены гениальные люди. И в девяноста
девяти случаях из ста я соглашусь с ним. Но необходимо твердо
знать, что оно никем и ничем не подсказано. Это мнение должно
быть строго мнением самого общества, но такое различие часто
бывает довольно трудно уловить и объяснить. В данном случае я
вижу, что это "общее мнение" о шайке возникло из-за сходного
случая, который подробно описан в третьем из моих извлечений.
Весь Париж неистовствует из-за того, что найден труп Мари -
молодой, красивой девушки, уже привлекавшей к себе внимание
публики. На трупе обнаружены следы насилия, и он был вытащен из
реки. Но тут же становится известно, что тогда же или примерно
тогда же, когда была убита Мари Роже, другая девушка подверглась
такому же надругательству, как и покойная, хотя и с менее
трагическими последствиями, попав в лапы шайки молодых негодяев.
Стоит ли удивляться, что достоверные сведения о возмутительном
преступлении подействовали на общественное мнение и в связи о
другим преступлением, о котором ничего достоверного пока не
известно? Общественное мнение искало виновных, и они были
услужливо подсказаны ему обстоятельствами другой драмы! Ведь
Мари нашли в реке - в той же самой, на которой разыгралась эта
вторая драма. Связь этих двух событий на первый взгляд
представляется абсолютно очевидной, и было бы поразительно, если
бы публика не заметила этого сходства и не ухватилась за него.
Однако в действительности подобное преступление скорее
доказывает, что второе, совершенное примерно в то же время,
носило совсем иной характер. Если бы оказалось, что пока одна
шайка мерзавцев в таком-то месте совершала чрезвычайно редкое по
гнусности преступление, еще одна такая же шайка в тех же
окрестностях того же города при таких же обстоятельствах,
прибегнув к таким же ухищрениям, творила точно такую же
гнусность точно в то же время, - это вышло бы за пределы
вероятного и могло бы называться чудом! А ведь общественное
мнение, сложившееся под воздействием внушения, требует, чтобы мы
поверили именно в эту невероятную цепь совпадений.
Прежде чем идти дальше, поговорим о предполагаемом месте
убийства - о чаще неподалеку от заставы Дюруль. Эта чаща, хотя и
густая, находится возле проезжей дороги. В ее глубине были
найдены три-четыре больших камня, сложенные в виде сиденья со
спинкой и подножкой. На верхнем камне была найдена белая нижняя
юбка, на втором - шелковый шарф. Там же были обнаружены зонтик,
перчатки и носовой платок. На носовом платке была метка "Мари
Роже". На ветках вокруг висели лоскутки платья. Земля была
истоптана, кусты переломаны, и повсюду виднелись признаки
отчаянной борьбы.
Какую бы важность ни придавали газеты этим находкам, с каким бы
единодушием ни было решено, что место преступления наконец
обнаружено, тем не менее есть немало веских причин для сомнения.
Я могу верить или не верить, что преступление было совершено
именно там, но существуют весьма веские причины для сомнения.
Если бы, как предположила "Коммерсьель", преступление
совершилось где-то неподалеку от улицы Паве-Сент-Андре, его
участники, если они остались в Париже, естественно, пришли бы в
ужас оттого, что внимание публики оказалось направленным в
верную сторону, и у людей определенного умственного склада
немедленно возникло бы стремление что-то предпринять, чтобы
отвлечь это внимание. А поскольку чаща у заставы Дюруль уже
вызывала некоторые подозрения, это могло подсказать им мысль
подбросить вещи девушки в то место, где они и были затем
найдены. Вопреки убеждению "Солей" нет никаких реальных
доказательств того, что вещи пролежали в чаще более трех-четырех
дней, тогда как многие косвенные данные свидетельствуют, что они
не могли бы остаться там незамеченными в течение тех двадцати
суток, которые протекли между роковым воскресеньем и вечером,
когда их обнаружили мальчики. "Под действием дождя, - утверждает
"Солей", повторяя другие газеты, - они проплесневели насквозь и
слиплись от плесени. Вокруг них выросла трава, а кое-где стебли
проросли и сквозь них. Шелк зонтика был толстым, но складки его
склеились, а верхняя, сложенная часть настолько проплесневела и
сгнила, что, когда ее раскрыли, он весь расползся". Что касается
травы, которая "выросла вокруг них", и стеблей, "кое-где
проросших и сквозь них", то эти факты могли быть почерпнуты
только из рассказа, а следовательно, из впечатлений двух
маленьких мальчиков, так как эти мальчики унесли все найденные
ими вещи домой и никто третий в чаще их не видел. Однако в такую
теплую и влажную погоду, какая стояла со времени убийства, трава
порой вырастает на два-три дюйма в сутки. Зонтик, положенный
среди молодой травки, через неделю может быть уже полностью
скрыт от взгляда ее вытянувшимися стеблями. Ну а плесень, на
которую редактор "Солей" ссылается с таким упорством, что в
двух-трех фразах, процитированных мной, он трижды ее упоминает,
- неужели этот господин и правда не знает, какова ее природа?
Неужели ему надо объяснять, что это одна из разновидностей
грибов, а грибам свойственно вырастать и сгнивать на протяжении
двадцати четырех часов.
Таким образом, мы сразу видим, что наиболее торжественно
преподносимое свидетельство пребывания этих вещей в чаще "не
менее трех-четырех недель" абсолютно ничем этого факта не
доказывает. С другой стороны, очень трудно поверить, что эти
вещи могли пролежать в указанной чаще дольше недели, то есть
дольше, чем от одного воскресенья до другого. Людям, знакомым с
окрестностями Парижа, хорошо известно, насколько трудно отыскать
там укромное местечко - разве только в большом отдалении от
предместий. В этих лесках и рощах просто нельзя вообразить не
только уединенного уголка, но даже такого, который посещался бы
не очень часто. Пусть-ка любитель природы, прикованный своими
обязанностями к пыли и жаре этой огромной столицы, пусть-ка
такой человек попробует даже в будний день утолить свою жажду
одиночества среди окружающих ее прелестных естественных
пейзажей. Их очарование ежеминутно будет нарушаться голосом, а
то и появлением какого-нибудь бродяги или же веселящейся
компании городских оборванцев. И он тщетно будет искать
уединения в гуще деревьев и кустов. Именно там собираются
неумытые в наибольшем числе, именно эти храмы подвергаются
наибольшему поруганию. И с тоской в сердце такой скиталец
устремится назад в оскверненный Париж, ибо в этом средоточии
скверны она все же менее бросается в глаза. Но если окрестности
города столь многолюдны в будние дни, насколько больше
переполнены они народом в воскресенье! Именно тогда,
освободившись на день от необходимости трудиться или же на тот
же срок лишившись возможности совершать обычные преступления,
подонки города устремляются за его черту не из любви к сельской
природе, которую они в глубине души презирают, но чтобы
освободиться от уз и запретов, налагаемых на них обществом. Их
манит не столько чистый воздух и зелень деревьев, сколько
отсутствие какого-либо надзора. Где-нибудь в придорожном
трактире или под пологом лесной листвы, вдали от чужих глаз, они
в компании собутыльников предаются тому, что сходит у них за
веселье - дикому разгулу, порождению безнаказанности и спиртных
напитков. И повторяя, что в любой чаще под Парижем означенные
вещи могли бы пролежать никем не замеченные дольше, чем от
воскресенья до воскресенья, только если бы произошло чудо, я
утверждаю лишь то, с чем не может не согласиться любой
непредубежденный наблюдатель.
К тому же существует достаточно других оснований подозревать,
что вещи эти были подброшены в чащу у заставы с целью отвлечь
внимание от настоящего места преступления. И в первую очередь я
хотел бы, чтобы вы заметили, какого числа были найдены вещи.
Сопоставьте это число с числом, которым помечено мое пятое
извлечение из газет. Вы обнаружите, что открытие это последовало
почти немедленно за сообщением вечерней газеты о полученных ею
"гневных письмах". Эти письма, различавшиеся по содержанию и,
по-видимому, исходившие от разных лиц, все клонили к одному и
тому же, а именно - называли виновниками преступления шайку
негодяев и указывали на заставу Дюруль как на место, где оно
было совершено. Разумеется, никак нельзя считать, что мальчики
отправились в чащу и отыскали там вещи Мари Роже вследствие этих
писем и того внимания, которое они к себе привлекли; однако
может представляться и представляется вполне вероятным, что
мальчики не отыскали этих вещей раньше, так как раньше этих
вещей в чаще не было, та. что их оставили там, только когда
газета сообщила о письмах (или же незадолго до этого), сами же
виновные авторы указанных писем.
Эта чаща - очень своеобразная чаща, весьма и весьма
своеобразная. Она чрезвычайно густа. А внутри между стенами
кустов находятся необычные камни, образующие сиденье со спинкой
и подножкой. И эта-то чаща, такая необычная, находилась совсем
рядом, всего в нескольких сотнях шагов, от жилища мадам Дюлюк,
чьи сыновья имели обыкновение обшаривать все соседние кусты,
собирая кору сасафрасса. Можно ли будет назвать неразумным пари,
если я поставлю тысячу франков против одного, что не проходило
дня, чтобы хотя бы один из мальчуганов не забирался в тенистую
естественную беседку и не восседал на каменном троне? Те, кто
откажутся предложить такое пари, либо никогда сами не были
мальчиками, либо забыли свое детство. И я повторяю: почти
невозможно понять, как эти вещи могли бы пролежать в чаще больше
двух дней и остаться незамеченными; а поэтому есть достаточно
оснований заподозрить, что, вопреки дидактичному невежеству
"Солей", они были подброшены туда, где их нашли, относительно
недавно.
Однако существуют еще более веские основания полагать, что их
именно подбросили, - куда более веские, чем все, о чем я
упоминал до сих пор. Позвольте мне теперь указать вам на
чрезвычайно искусственное расположение вещей. На верхнем камне
лежала белая нижняя юбка, на втором - шелковый шарф, а вокруг
были разбросаны зонтик, перчатки и носовой платок с меткой "Мари
Роже". Именно такое расположение им, естественно, придал бы не
слишком умный человек, желая разбросать эти вещи естественно. На
самом же деле это выглядит далеко не естественно. Было бы
уместнее, если бы все они валялись на земле и были бы истоптаны.
В тесноте этой полянки юбка и шарф едва ли остались бы лежать на
