проявила большую неуклюжесть. Мосье Бове, не будучи идиотом, при
опознании трупа вряд ли привел бы в качестве доказательства
просто волоски на руке. Волоски есть на любой руке.
Неопределенность выражения, употребленного "Этуаль", искажает
слова свидетеля. Он, без сомнения, указал на какое-то
своеобразие этих волосков - особый цвет, густоту, длину или
расположение.
"Ее нога, - пишет газета, - была маленькой, как и тысячи других
женских ног. Ее подвязка не может служить серьезным
доказательством, как и ботинки - ведь ботинки и подвязки
продаются тысячами одинаковых пар. То же можно сказать о цветах
на ее шляпе. Мосье Бове особенно упирает на то, что застежка на
подвязке переставлена. Это просто ничего не значит, так как
женщины почти всегда предпочитают, купив подвязки, затем
подогнать их дома, нежели примерять подвязки в лавке перед
покупкой". Трудно предположить, что автор утверждает это
серьезно. Если бы мосье Бове, разыскивая Мари, нашел труп
женщины, сложением и внешностью схожей с исчезнувшей девушкой,
он имел бы все основания (вообще не рассматривая одежды) счесть,
что его поиски увенчались успехом. А если, кроме общего
сходства, он обнаружил бы на руке умершей те своеобразные
волоски, которые видел на руке Мари, его уверенность с полным
нравом могла бы возрасти в степени, прямо пропорциональной
необычности этой приметы. Если ноги Мари были маленькими и ноги
трупа - тоже, уверенность в том, что это труп именно Мари,
возросла бы не в арифметической, но в геометрической прогрессии.
Добавьте ко всему этому ботинки, такие же, какие были на ней в
день исчезновения, и пусть даже эти ботинки "продаются тысячами
одинаковых пар", вы доведете вероятность уже почти до степени
абсолютной несомненности. То, что само по себе не является
точной приметой, теперь благодаря своему месту в целом ряду
других признаков становится почти неопровержимым
доказательством. Добавьте еще цветы на шляпе, такие же, какие
носила исчезнувшая девушка, и опознание можно считать полным.
Достаточно было бы и одного цветка. Но что, если их два, или
три, или больше? Каждый из них не просто дополняет нашу
уверенность, но стократ ее умножает. А теперь обнаружим на
покойнице такие же подвязки, какие носила живая девушка, - и
всякие дальнейшие поиски становятся просто нелепыми. Но
оказывается, застежки на этих подвязках были переставлены, чтобы
подогнать их по ноге, - точно так, как Мари затянула свои
подвязки незадолго до ухода. После этого сомневаться может
только сумасшедший или лицемер. Эластичная природа подвязок уже
указывает на необычность такой перестановки застежки. Если
предмет способен укорачиваться сам, то дополнительное его
укорачивание по необходимости не может не быть редким. То, что
подвязки Мари потребовали такой переделки, было случайностью в
самом строгом смысле слова. Одних этих подвязок было бы вполне
достаточно, чтобы точно установить ее личность. Но ведь на трупе
не просто нашли подвязки исчезнувшей девушки, или ее ботинки,
или ее шляпку, или цветы с ее шляпки, не просто оказалось, что
ноги убитой такие же маленькие, или что у нее такие же волоски
на руке, или что она напоминает Мари сложением и внешностью, -
нет, труп имел все эти приметы до единой. Если бы удалось
доказать, что редактор "Этуаль" при таких обстоятельствах все же
продолжает искренне сомневаться в личности убитой, его можно
было бы объявить сумасшедшим и без заключения медицинской
комиссии. Он решил, что будет очень хитро с его стороны
прибегнуть к профессиональному языку адвокатов, которые по
большей части удовлетворяются повторением прямолинейных
юридических понятий. Кстати, многое из того, что суды
отказываются считать доказательствами, является для острого ума
наиболее убедительным доказательством. Ибо суд руководствуется
общими принципами, определяющими, что составляет доказательство,
а что - нет, то есть руководствуется признанными, записанными в
кодексах принципами и не склонен отступать от них в конкретных
случаях. Несомненно, такое неуклонное следование принципу и
полное игнорирование противоречащих ему исключений в конечном
счете представляет собой верный способ обнаружения максимума
поддающейся обнаружению истины. Следовательно, в целом такая
практика вполне философически оправдана, однако верно и то, что
она приводит ко множеству индивидуальных ошибок ["Теория,
опирающаяся на качества какого-либо предмета, препятствует тому,
чтобы он раскрывался согласно его целям; а тот, кто располагает
явлениями) исходя из их причин, перестает оценивать их согласно
их результатам. Посему юриспруденция любой страны показывает,
что закон, едва он становится наукой и системой, перестает быть
правосудием. Нетрудно убедиться в ошибках, к которым слепая
преданность принципу классификации приводила обычное право,
проследив, как часто законодательным органам приходилось
вмешиваться и восстанавливать справедливость, которую оно
успевало утратить" (Лендор).].
Что касается инсинуаций, направленных против Бове, вы, конечно,
отбросите их без долгих размышлений. Истинный характер этого
господина вам, разумеется, уже ясен. Это романтичный и не очень
умный любитель совать нос в чужие дела. Каждый человек подобного
типа в действительно серьезных случаях обычно ведет себя так,
что вызывает подозрение у излишне проницательных или
нерасположенных к нему людей. Мосье Бове (как вытекает из ваших
заметок) имел личную беседу с редактором "Этуаль" и задел его
самолюбие, настаивая на том, что труп, вопреки теории редактора,
все-таки и без всяких сомнений труп Мари Роже. "Он, - говорит
газета, - упрямо утверждает, что это труп Мари, но не может
сослаться в подтверждение ни на какие более убедительные для
других приметы, кроме тех, которые мы уже обсудили". Не
возвращаясь к вопросу о том, что "более убедительные для других
приметы" найти вообще невозможно, надо указать на следующее: в
подобного рода дедах человек вполне может быть твердо убежден
сам и в то же время не располагать никакими доводами,
убедительными для других. Впечатление, которое вы храните о
личности того или иного человека, очень трудно поддается
определению. Каждый человек узнает своих знакомых, но весьма
редко кто бывает способен логически объяснить, каким образом он
их узнает. Редактор "Этуаль" не имеет права обижаться на мосье
Бове за его нерассуждающую уверенность.
Связанные с ним подозрительные обстоятельства куда легче
объяснить, исходя из моего представления о нем как о
романтическом любителе совать нос в чужие дела, чем из
виновности, которую обиняком пытается ему приписать автор
статьи. Если мы будем исходить из более милосердного
предположения, то легко поймем и розу в замочной скважине, и
"Мари" на грифельной доске, и "оттирание в сторону родственников
мужского пола", и нежелание, чтобы они увидели труп, и
предостережение, с которым он обратился к мадам Б., указывая,
что ей не следует ничего говорить жандарму до его (Бове)
возвращения, и, наконец, его твердую решимость "не позволять
никому другому принимать участие в расследовании". Мне
представляется безусловным, что Бове был поклонником Мари, что
она с ним кокетничала и что он стремился внушить всем, будто
пользуется ее особым доверием и расположением. Больше я ничего
об этом говорить не стану, а поскольку факты полностью
опровергают утверждение "Этуаль" относительно равнодушия матери
Мари и других ее родственников - равнодушия, которое ставило бы
под сомнение искренность их убеждения, что найден действительно
труп Мари, - мы будем далее исходить из того, что вопрос об
установлении личности убитой разрешен к полному нашему
удовлетворению.
- А что вы умаете, - спросил я, - о предположениях
"Коммерсьель"?
- Я думаю, что по своему духу они заслуживают значительно
большего внимания, чем все прочие мнения, высказанные об этом
деле. Выводы из предпосылок философски верны и остроумны, однако
по меньшей мере в двух случаях предпосылки опираются на неточные
наблюдения. "Коммерсьель" дает попять, что Мари неподалеку от
дома ее матери схватила шайка негодяев. "Невозможно
предположить, - настаивает газета, - чтобы кто-нибудь, столь
известный публике, как эта молодая особа, мог пройти
незамеченным три квартала". Такую мысль мог высказать лишь
мужчина, коренной парижанин, видный член общества, который, как
правило, ходит только по определенным улицам в деловой части
города. Он по опыту знает, что ему редко удается пройти пять
кварталов от своей конторы без того, чтобы его кто-нибудь не
узнал и не заговорил с ним. Он знает обширность своих знакомств
и, сравнивая собственную известность с известностью продавщицы
из парфюмерной лавки, не обнаруживает существенной разницы, а
потому тут же приходит к заключению, что и ее на улице должны
узнавать не реже, чем его. Но так могло бы быть только, если бы
она, подобно ему, ходила одним и тем же неизменным путем в
пределах четко ограниченной части города. Он проходит туда и
обратно в определенные часы, и его маршрут пролегает по улицам,
где ему на каждом шагу встречаются люди, интересующиеся им из-за
общности их занятий. Мари же в своих прогулках вряд ли
придерживалась какого-либо определенного маршрута. А в данном
случае наиболее вероятным будет предположение, что она избрала
путь, как можно более отличавшийся от обычных. Сопоставление,
которое, как мы полагаем, подразумевала "Коммерсьель", оказалось
бы справедливым, только если бы два сопоставляемых индивида
прошли через весь город. В этом случае, при условии равной
обширности круга их знакомств, были бы равны и их шансы на
равное число встреч со знающими их людьми. Я же считаю не только
возможным, но и гораздо более вероятным, что Мари могла в любое
заданное время проследовать по какому-либо из многочисленных
путей, соединяющих ее жилище и жилище ее тетки, не встретив ни
единого человека, который был бы ей известен или которому была
бы известна она. Рассматривая этот вопрос наиболее полно и
правильно, мы должны все время помнить о колоссальном
несоответствии между кругом знакомств даже самого известного
парижанина и всем населением Парижа.
Если предположение "Коммерсьель" тем не менее еще сохраняет
некоторую силу, нам следует вспомнить час, в который Мари вышла
из дома. "И она вышла из дома в час, - утверждает "Коммерсьель",
- когда улицы были полны народа". Однако дело обстояло
по-другому. Это произошло в девять часов утра. Действительно, в
девять часов утра улицы бывают полны народа в любой день недели,
кроме воскресенья. В воскресенье же в девять часов утра горожане
обычно бывают дома, собираясь идти в церковь. Любой
наблюдательный человек, несомненно, замечал особую пустынность
городских улиц в воскресное утро с восьми до десяти часов. Между
десятью и одиннадцатью часами их действительно заполняют
прохожие, но не ранее, не в час, о котором идет речь.
Наблюдательность изменила "Коммерсьель" и в другом случае. "От
одной из нижних юбок злосчастной девушки, - указывает газета, -
был оторван кусок длиной в два фута и шириной в фут. Из него
была устроена повязка, проходившая под ее подбородком и
затянутая узлом у затылка. Проделано это, возможно, было для
того, чтобы помешать ей кричать, и сделали это субъекты, не
располагающие носовыми платками". Насколько это предположение
основательно само по себе, мы рассмотрим позже, но во всяком
случае под "субъектами, не располагающими носовыми платками",
автор подразумевает бродяг самого низшего разбора. Однако именно
у них всегда бывают платки, даже у тех, у кого и рубашки нет.
Вероятно, вы заметили, что за последние годы платки превратились
в обязательную принадлежность всего городского отребья.
- А как следует оценить статью в "Солей"? - спросил я.
- Очень жаль, что ее сочинитель не родился попугаем - в этом
случае он, несомненно, стал бы самым знаменитым попугаем на
свете. Он всего-навсего повторяет отдельные положения из того,
что уже было высказано кем-то другим, разыскивая их с похвальным