"Мужики". Здесь крестьяне наделены самыми отрицательными черта-
ми, какие можно найти в человеческой природе. Крестьянские труже-
ники представлены в рассказе безнадежно грубыми, тупыми, нечестны-
ми, грязными, нетрезвыми, безнравственными, живущими несогласно,
постоянно ссорящимися, подозревающими друг друга. Рассказ вызвал
восторг марксистов и интеллигентов либерального толка и резкий про-
тест патриотически настроенных деятелей русской культуры. Крайняя
тенденциозность, односторонность и ошибочность оценок образа рус-
ского крестьянства отмечалась еще в момент выхода этого рассказа; тем
не менее написанный талантливым писателем, он стал своего рода хре-
стоматийной иллюстрацией крестьянина и всегда приводится в пример
людьми, враждебными русской культуре, когда заходит речь о россий-
ской дореволюционной деревне. Подобный показ крестьянской жизни
вызывал у многих желание идти и учить крестьянина, как ему жить.
"Прочитайте "Мужиков" А. Чехова, - писал критик Фингал, -и вы в
миллионный раз убедитесь, что в деревню идти надо, но не за тем, что-
бы учиться, а чтобы учить..." Прошло немного времени, и эти самона-
деянные критики, закосневшие в своем непонимании крестьянской
жизни, пошли приказом и свинцом учить крестьян жить.
Рассказы, подобные чеховским "Мужикам", вызывали резкий про-
тест в русском обществе. Лев Толстой оценивал рассказ Чехова "Му-
жики" как "грех перед народом. Он (Чехов) не знает народа". "Из 120
млн. русских мужиков Чехов взял только темные черты. Если бы рус-
ские мужики были действительно таковы, то все мы давно перестали
бы существовать". Да, это был грех перед народом, но и величайшая
трагедия значительной части российской интеллигенции.
Не надо, однако, думать, что нигилизм, леворадикальный террор
(тогда еще только моральный) заразил всю русскую интеллигенцию.
Конечно, нет. Многие как могли противостояли ему. Пушкин, Гоголь,
Толстой, Достоевский, тысячи других истинно русских людей открещи-
вались от этой духовной чумы. Тогда их объявляли "противниками
прогресса". Удивительно актуально читаются сегодня слова Ф.М. До-
стоевского: "Не против прогресса мы, Боже сохрани, но дело в том, что
в прогресс-то идут стертые пятиалтынные люди, люди без предания, с
ненавистью, а ненависть есть явление ненормальное".
---------------------------------------------------------------------------
*1 Чернов В.М. Перед бурей.М., 1993.С. 205.
---------------------------------------------------------------------------
110
Прослеживая пути национальной русской мысли, невозможно прой-
ти мимо такого противоречивого явления второй половины XIX - на-
чала XX века, как религиозно-философские искания русской интелли-
генции. В этих исканиях отразились ее самые лучшие и самые худшие
стороны, желание общественного блага и разрушение общественных ус-
тоев, сила мысли и национальная обреченность.
Давая оценку русской религиозной философии конца XIX - нача-
ла XX века, с горечью следует отметить, что русскими в ней были толь-
ко выбор главных тем и обостренное внимание к проблемам добра и
зла, нравственным аспектам веры, сама же трактовка многих вопросов
отходила от традиций Русской Православной Церкви и носила, скорее,
западный характер, а у некоторых философов, например у В. Соловье-
ва, смыкалась с католическим богословием.
Нет никаких сомнений в искренности религиозных исканий, уси-
ленной мощью ума и глубокой эрудицией, таких философов, как
В. Соловьев, С. Булгаков, Н. Бердяев, П. Флоренский и целого ряда
других; но воспитанные и получившие образование в среде, лишенной
русского национального сознания, эти люди были духовно обречены.
Обреченность их состояла в том, что они не чувствовали органической
связи с Православной Церковью, подходили к ней преимущественно
критически и даже пытались научить ее религиозному знанию. По су-
ти дела, они ее не принимали, так как связывали с российской отста-
лостью и реакционностью, и пытались создать своего рода новую ве-
ру для образования слоев. Вся глубина национальной святоотеческой
традиции была отрезана от них их собственной гордыней. Религиоз-
ные идеи, которые создавались ими, скорее, были представлениями
этих философов на то, какой должна быть христианская вера, чем от-
ражением святоотеческой православной традиции, переданной нам в
наследие от предков.
Русская религиозная философия этого времени отражала духовный
распад русской интеллигенции. Русская интеллигенция не смогла вы-
полнить свой долг перед Отечеством, а этот долг интеллигенции в лю-
бом государстве состоит в сохранении, творческом развитии и совер-
шенствовании национальных основ, традиций и идеалов. В России про-
изошло чудовищное. Значительная часть образованного общества была
сторонниками не сохранения и развития, а разрушения национальных
основ, рассматривая их как реакционные и отсталые. Русская Право-
славная Церковь была главной мишенью разрушителей. Она не подхо-
дила им из-за своей "реакционности". В этой "духовной" обстановке и
начинают возникать религиозные учения, которые в древности назвали
бы еретическими, целью которых было создать веру, подходящую для
111
интеллигентов, лишенных национального сознания, или хотя бы при-
способить Православие к нуждам этих интеллигентов.
Совершенным примером национальной глухоты и отсутствия наци-
онального сознания был философ В. Соловьев. Этот философ, несмот-
ря на огромную эрудицию и мощный ум, никогда не понимал идей
Святой Руси, сводя их к какой-то абстрактной религиозности и мисти-
цизму, рабскому самоотречению и покорности. Главная причина такой
глухоты - тенденциозная католическая, западная заданность, обесце-
нивавшая его глубоко оригинальный ум. Преклонение национальных
русских философов Киреевского, Хомякова, Аксакова перед Святой
Русью рассматривается Соловьевым как "преклонение перед татарско-
византийской сущностью". В самом этом термине видно его непонима-
ние особенностей духовной культуры и истории России, сведение их к
каким-то мифическим привностным влияниям. Совершенно поверхно-
стна и убога его критика работ Данилевского. Она недостойна его фи-
лософского ума и только свидетельствует, на какую обочину может
быть выкинут мыслитель, лишенный национального сознания и живу-
щий эрзац-духовностью, занесенной с Запада.
Идеи христианского универсализма и вселенской правды в интер-
претации Соловьева - это подчинение Православия католицизму.
Отсутствие национального сознания толкало Соловьева на утопичес-
кий проект соединения Православия и католичества в "свободную тео-
кратию", в рамках которой Русский народ (который, по Соловьеву, ли-
шен особых талантов) должен пойти на самоотречение и признать па-
пу главой Вселенской Церкви. Место Русского народа в этой "теокра-
тии" - служить другим народам и всему человечеству (чем не идея ми-
рового коммунизма!).
Хотя в философии Соловьева есть ряд моментов, которые совершен-
но очевидно связаны с идеями Русской цивилизации. Это прежде все-
го его этическое учение.
Задача человека, считает Соловьев, - в развитии добра, которое из-
начально присуще ему, в преодолении всех проявлений зла и несовер-
шенства, являющихся следствием грехопадения и связанных с непро-
ницаемой вещественностью. Путь к этому идет через жертву ради люб-
ви к Богу и цельному миру. Существуют три абсолютные ценности -
благо, истина и красота, которые суть просто различные формы любви,
если под этим словом понимать "всякое внутреннее единство, всякое
изнутри идущее соединение многих". Эти абсолютные ценности соот-
ветствуют трем ипостасям Святой Троицы, которые есть высший иде-
ал, достигнутый на основе совершенной любви, - Бог есть любовь. Не-
даром св. Сергий Радонежский, пишет Соловьев, посвятил Святой Тро-
ице церковь в своем монастыре, чтобы созерцающие истину Божествен-
ного триединства монахи имели возможность сделать все, что было в
их силах, для воплощения этой истины в жизнь. Совершенное добро, к
которому мы должны стремиться, есть добро не для отдельной лично-
сти, а для всего человечества.
Тем не менее В. Соловьев во многом был далек от Православия. "Ис-
поведуемая мною религия Св. Духа, - писал он, - шире и вместе с тем
содержательнее всех отдельных религий..." Такое "религиотворчество"
было свойственно не только В. Соловьеву, оно проявлялось и у многих
российских интеллигентов, лишенных национального сознания. Собрать
из всех религий все лучшее, отказаться от всего "плохого" в Правосла-
вии весьма характерно для отношения интеллигенции к религии.
Беспочвенность рождала дикие религиозные сочетания, религия
приобретала эстетский характер, причем из нее бралось только то, что
нравилось эстету и добавлялось тоже по вкусу. "Мы зачарованы, - пи-
сал Н. Бердяев в 1907 году, - не только Голгофой, но и Олимпом, зо-
вет и привлекает нас не только Бог страдающий, умерший на Кресте,
но и бог Пан, бог стихии земной, бог сладострастной жизни, и древняя
богиня Афродита, богиня пластичной красоты и земной любви... И мы
благоговейно склоняемся не только перед Крестом, но и перед божест-
венно прекрасным телом Венеры".
Превосходную, хорошо аргументированную критику многих русских
религиозных философов дал отец Георгий Флоровский в своей работе
"Пути русского богословия". Он совершенно справедливо отмечал, что
многим из этих философов присуще отсутствие понимания смысла ис-
тории и церковной жизни. Он выявляет целый ряд моментов в их тру-
дах, которые прямо противоречат Православию, и в частности учение
о Боге как всеединстве, учение о перевоплощении, а также софиология
П. Флоренского и С. Булгакова.
Вера в трудах этих философов приобретала абстрактный характер,
создавались сложные умозрительные построения, наполненные проти-
воречиями. Христианские идеи приобретали абстрактно универсаль-
ный характер, терялась качественная ткань Русского Православия, на-
меренно стирались его самобытные национальные черты. Говоря об
универсальности христианских ценностей, забывали о разных путях их
воплощения у разных народов, особый путь Русского Православия поч-
ти не рассматривался, а если и рассматривался, то только с точки зре-
ния отрицательного опыта.
Такая религиозная философия не могла удовлетворить настоящего
православного человека, который рассматривал ее как какую-то заумь.
Вместе с тем она и не способствовала возвращению к православной ве-
113
ре русской интеллигенции. А если вообще и способствовала возвраще-
нию к вере, то скорее к католицизму, протестантизму или даже буддиз-
му, настолько абстрактны, неопределенны и далеки от Православия бы-
ли умозаключения этих философов. Даже лучшие из них, такие, как
отец Павел Флоренский, чужды православному миру. Об этом совер-
шенно справедливо пишет в книге "Пути русского богословия" отец Ге-
оргий Флоровский. Дух философии Флоренского, отмечает он, по су-
ществу, западнический. Это философия западника, который мечтатель-
но и эстетически ищет спасения на Востоке. В своей работе Флорен-
ский делает, по-видимому, шаг назад, отступая от христианства к пла-
тонизму и религии древности или в царство оккультизма и магии. Та-
кое обращение к другим культам и слабое изучение духа Православия
характерно было для большинства русских философов, даже некоторых
из тех, которых считали славянофилами.
У К. Леонтьева, например, по мнению Г. Флоровского, была религи-
озная тема жизни, но вовсе не было религиозного мировоззрения. В ра-
ботах К. Леонтьева чувствуются западные, латинские мотивы, его тя-
нет к католичеству, он близок к идее Соловьева о мировой теократии.
В национальном смысле Леонтьев был далек от русского Православия,
так как не верил в идею преображения мира, христианство было для
него религией конца.К. Леонтьев сводит религиозно-культурные кор-
ни России к некоему упрощенному византизму, которые, по его мне-
