получил эти сведения от одного из воинов, который сообразил
вовремя убраться из города. Правда, таких счастливчиков, кого
успели предупредить, оказалось не так уж и много. Он говорит,
что Роберт высадился в Варегеме, причем выбил королевский
гарнизон, не потеряв ни одного из своих кораблей. Сам город он
занял, но замок пока еще держится, Роберт осаждает его.
Разумеется, помощи от Джеффри он так и не дождался, разве что
горстку рыцарей.
-- Ты говоришь, он благополучно высадился и занял город,
-- сказал Кадфаэль. -- Но зачем ему осаждать замок? Я думал, он
сразу двинется к Оксфорду, чтобы вызволить свою сестру из
ловушки.
-- Наверняка он хочет подразнить Стефана, заставить его
бросить осаду Оксфорда, хочет выманить его войска на себя. Тот
воин сказал мне, что королевский гарнизон в Варегеме весьма
слаб и уже ведутся переговоры о его сдаче, и послал гонца к
королю с известием, что если тот не придет на выручку к
назначенному сроку, -- а воин, хоть и знал многое, но точной
даты назвать не мог, -- то гарнизону придется сдаться. Это лишь
на руку Роберту. Он-то знает, какой это дерзкий вызов Стефану.
Однако я думаю, что на сей раз король устоит. Он не станет
упускать такую возможность.
-- Нет предела человеческой глупости, -- заметил Кадфаэль
со смирением. -- однако надо отдать королю должное. Все его
промахи происходят от великодушия, чего никак не скажешь о его
кузине. Я так надеялся, что осада Оксфорда положит всему конец.
Ведь если король возьмет замок и пленит императрицу с ее
присными, жизни Матильды ничего не угрожает, скорее сам Стефан
окажется в опасности. Какие еще новости с юга?
-- Говорят, что в лесу, у дороги на Валлингфорд, нашли
оседланную лошадь без седока. Это случилось уже давно, еще в то
время, когда были перекрыты все дороги в Оксфорд и город был
подожжен. У той лошади седло было все в крови, а седельные
сумки кто-то раскрыл и опустошил. Один грум, которому удалось
вырваться из кольца окружения, признал, что и лошадь, и упряжь
принадлежат некоему Рено Буршье, рыцарю из окружения
императрицы, причем он был ее доверенным лицом. Мои люди
толкуют, мол, та послала его из гарнизона на прорыв королевских
кордонов с каким-то посланием в Валлингфорд.
Кадфаэль, неторопливо обрабатывающий междугрядье, перестал
тюкать своей мотыгой и повернулся к Хью Берингару.
-- Ты хочешь сказать, она послала гонца к Бриану
Фиц-Каунту?
Лорд Валлингфорда был одним из самых стойких приверженцев
императрицы и ближайшим соратником, за исключением разве
что ее брата, графа Роберта. Его замок по сути дела являлся
восточным форпостом владений императрицы и неизменно
находился на ее стороне, независимо от того, сопутствовала
ей удача или нет.
-- Как же вышло, что он теперь не в Оксфорде? -- задал
новый вопрос Кадфаэль. -- Едва ли он мог переметнуться в другой
стан.
-- Все дело в том, что никто не ожидал от короля Стефана
такой прыти. Он просто успел отрезать Валлингфорд от Оксфорда.
Однако Бриан нужен императрице как раз в своем Валлингфорде.
Ведь потеряй она этот замок, у нее останется лишь жалкий
островок на западе. Это отрежет ее от Лондона. Видно, попав в
отчаянное положение, она в самый последний момент успела
послать гонца. Поговаривают, что Буршье повез Бриану сокровища,
причем не золото, а драгоценные камни. Очень может статься, что
так оно и есть, поскольку тому нужно чем-то платить своим
людям. Бескорыстная преданность, разумеется, хороша, но людям
нужно есть и пить, а сам Бриан давным-давно разорился на службе
у императрицы.
-- Ходят слухи, что этой осенью сэр Генри, епископ
Винчестерский, пытался переманить Бриана на сторону короля, --
хмуро заметил Кадфаэль. -- Денег у епископа достаточно. Может
любого купить с потрохами, но я сильно сомневаюсь, что
Фиц-Каунта удалось бы подкупить, даже за большие деньги. Этот
человек показал себя абсолютно неподкупным. Так что едва ли у
императрицы была необходимость предлагать ему больше, чем
давали враги.
-- Конечно, но, когда королевские войска окружили ее, она
вполне могла решиться на то, чтобы выслать Бриану изрядную
часть причитающейся ему суммы, полагая, что прорваться еще
можно, по крайней мере, хотя бы одному храброму воину. Как
знать, может, она посчитала, что это вообще последняя
возможность связаться с Брианом, и не захотела ее упускать.
Немного подумав, Кадфаэль согласился с выводами Хью. Какой
бы жестокой ни была борьба за власть между королем Стефаном
и императрицей, король никогда не покусился бы на жизнь
кузины, но, захвати он ее в плен, ему пришлось бы во имя
безопасности короны держать пленницу в заточении. И вряд ли
стоит рассчитывать, что в темнице она откажется от своих
притязаний и согласится принять свободу в обмен на свое
смирение. Таким образом, Матильда могла оказаться в полной
изоляции от своих друзей и союзников и рисковала никогда
больше их не увидеть.
-- Стало быть, какой-нибудь храбрый воин и попытался
прорваться, -- рассудительно заметил Кадфаэль. -- И в лесу
нашли как раз его лошадь с перекошенной упряжью, с пятнами
крови на седле и подседельнике и с пустыми седельными сумками.
Но куда же подевался сам Рено Буршье? Может, его ограбили, а
тело зарыли где-нибудь в лесу или бросили в реку?
-- Может, оно и так. Во всяком случае, тела пока не нашли.
Под Оксфордом у людей короля нынче осенью есть и другие заботы,
помимо прочесывания леса в поисках покойника. После того, как
город был разграблен и сожжен, покойников им и без того
хватает, -- сухо вымолвил Хью, который, казалось, скрепив
сердце смирился с происходившими время от времени побоищами в
этой непредсказуемой гражданской войне.
-- Интересно, многие ли в замке знали о миссии Рено
Буршье? -- задумчиво заметил Кадфаэль. -- Вряд ли императрица
раскрыла свои намерения, но наверняка их кто-нибудь пронюхал.
-- Похоже, что так оно и было. Пронюхал и гнусно употребил
свое знание. -- Хью передернул плечом, словно сбрасывал с себя
зло, которое свершилось далеко отсюда и не подлежало его
юрисдикции. -- Слава Богу, что я не шериф Оксфордшира! Наши-то
беды помельче -- так, семейные ссоры с рукоприкладством, мелкие
кражи да браконьерство. Вот, правда, еще эта чертовщина, что
происходит в Эйтонском лесу. -- Кадфаэль уже успел рассказать
Берингару то, о чем аббат даже не счел нужным упомянуть в
беседе с шерифом: леди Дионисия, похоже, вовлекла отшельника в
свою тяжбу и тот как-то уж слишком серьезно подходит к ее
попыткам выдать себя за несчастную бабушку, которую жестоко
разлучили с ее возлюбленным внуком. -- Ведь отшельник угрожал
еще худшими напастями, не так ли? Интересно, какая беда будет
следующей?
Однако вышло так, что известие о новой беде в Эйтонском
лесу уже спешило к ним, несомое послушником, которого послал
приор Роберт от самой привратницкой. Эавернув за угол высокой
буксовой изгороди, послушник перешел на бег, полы его рясы
развевались. Не дожидаясь вопросов и еле переводя дух, он
торопливо изложил свое послание.
-- Тебя спешно зовут, брат Кадфаэль! Вернулся слуга
отшельника и сказал, что Эйлмунду срочно требуется помощь, он
покалечился. Отец аббат говорит, мол, бери лошадь и поспешай в
Эйтонский лес. И не забудь сразу прислать весточку, что там с
лесничим. На канаве случился еще один оползень, и его придавило
деревом. У него сломана нога.
Уставшему Гиацинту предложили остаться в аббатстве,
отдохнуть и поесть, однако тот наотрез отказался. Пока у него
были силы, он бежал рядом с лошадью Кадфаэля, держась за
стремя, и даже когда ему пришлось сбавить шаг и отпустить
Кадфаэля вперед, чтобы не задерживать, юноша упорно продолжал
идти следом, торопясь поскорее возвратиться, причем именно в
сторожку лесничего, а не в скит своего хозяина. Кадфаэль
подумал, что этот парень, видать, по-доброму относится к
Эйлмунду, однако сильно рискует нарваться на выговор, а то и на
порку от своего хозяина. Впрочем, монах с трудом мог себе
представить, что кому-либо было по силам подвергнуть такое
необузданное существо даже самому легкому наказанию.
Дело было уже к вечерне, когда Кадфаэль спешился у низкой
ограды сторожки лесничего. Девушка живо отворила дверь и
выбежала ему навстречу.
-- Брат, я не ждала тебя так скоро. Правда, слуга Кутреда
мчался как ветер, не останавливаясь! И это после того, как
положил столько сил на вызволение моего отца из канавы! Мы
премногим обязаны ему и его хозяину, ведь отец мог проваляться
в канаве долгое время, тут вообще мало кто ходит.
-- Как его дела? -- спросил Кадфаэль, отстегивая свою суму
и направляясь к дому.
-- Нога сломана ниже колена. Я заставила его лежать
неподвижно, укутала как могла, но без тебя тут все равно не
обойтись. Кроме того, отец ведь долго пролежал в канаве,
наполовину в воде, и я боюсь, он сильно простудился.
Эйлмунд был хорошо укутан и, смирившись со своей
беспомощностью, лежал в весьма мрачном расположении духа.
Стиснув зубы, со стоическим терпением он предался в руки
Кадфаэля, покуда тот выпрямлял ему ногу и соединял сломанную
кость.
-- Ничего страшного, бывает и хуже, -- успокоил его
Кадфаэль. -- Самый обычный перелом, да и кости наружу не
торчат. Жалко только, что тебе пришлось двигаться.
-- Иначе я бы утонул, -- возразил лесничий. -- Вода-то
стала прибывать. Надо бы сказать отцу аббату, пусть людей
пришлет. Они оттащат дерево, а то запрудит так, что озеро
получится.
-- Скажу, скажу! Только сейчас не двигайся, иначе
останешься с одной ногой короче другой. -- Взяв сломанную ногу
за лодыжку, Кадфаэль осторожно распрямил ее, чтобы сравнить со
здоровой. -- А теперь, Аннет, держи вот тут, да покрепче.
Девушка не теряла времени даром, -- она принесла две
прямые толстые лучины, из запасов Эйлмунда, а также полотно для
перевязки. Вдвоем они быстро управились с наложением шины.
Эйлмунд, наконец, откинулся на своем топчане и тяжело вздохнул.
Его обычно обветренное лицо пылало теперь нездоровым румянцем,
и это весьма беспокоило Кадфаэля.
-- А теперь тебе самое лучшее поспать и как следует
отдохнуть, -- сказал он. -- Оставь мысли об аббате, упавшей иве
и всех прочих своих делах в лесничестве. Предоставь все заботы
мне, как-нибудь управлюсь. Я сейчас дам тебе одного зелья, оно
успокоит боль и усыпит тебя.
Он приготовил питье и, несмотря на все протесты Эйлмунда,
заставил его принять лекарство.
-- Он скоро заснет, -- сказал Кадфаэль девушке, когда они
вышли в другую комнату. -- Но проследи, чтобы ночью отец был
тепло укрыт, потому как он и впрямь простудился и его немного
лихорадит. Сейчас я уеду, но буду наезжать сюда через день-два,
покуда не увижу, что дела идут на лад. Если тебе придется с ним
туго, потерпи. Это значит, -- не так уж он и плох.
-- Да нет, он со мной как шелковый, -- сказала девушка
весело и беззаботно. -- Ворчит, конечно, но никогда не бьет. Я
умею с ним ладить.
Когда она открыла дверь, чтобы проводить Кадфаэля, стало
уже смеркаться, но небо все еще золотилось каким-то влажным,
таинственным отсветом, слабо сочившимся сквозь ветви деревьев,
которые окружали сторожку лесничего. А прямо на траве, у ворот,
неподвижно сидел Гиацинт, ожидая с бесконечным терпением,
каким, наверное, обладало лишь дерево, к которому он
прислонился спиной. Кадфаэль подумал, что даже эта
неподвижность напоминает в юноше дикого зверя. И быть может,
