до привратницкой. Хочу взглянуть, что там за лодка идет от
моста.
Эдвин помедлил еще немного, прикидывая в уме, что
перевешивает, -- добродетель или дружеская верность, -- и
решился наконец поступить согласно своему желанию. Черные
одеяния монахов, замыкавших процессию, уже исчезли из виду
подле тракта. Никто из братьев не оглянулся и не окликнул
отставших мальчиков, и те оказались предоставленными своему
собственному чувству долга. Эдвин повернулся и со всех ног,
насколько позволяло больное колено, припустил вдогонку за
монахами. Уже на тракте он оглянулся и посмотрел вниз, но
Ричард был все еще у реки. Стоя по колено в воде, он бросал в
сторону противоположного берега плоские голыши, которые
оставляли на гладкой поверхности воды серебристую пунктирную
дорожку. Однако Эдвин уже избрал путь добродетели и побежал в
обитель.
Вообще-то говоря, Ричард вовсе не собирался отлынивать от
своих обязанностей, но игра в "блинчики" настолько увлекла его,
что он никак не мог оторваться. Он старался сделать бросок
подальше, отыскивая гальку поровнее и поплоще. Он надеялся
сделать такой бросок, чтобы камень проскакал по воде до
противоположного берега. А тут еще какой-то городской
мальчишка, что купался на другом берегу, бросил вызов Ричарду и
тоже принялся пускать "блинчики" в его сторону. Ричард так
увлекся этим состязанием, что и думать забыл о вечерне. Лишь
дальний звон колокола напомнил мальчику о его долге. Бросив
последний камень, Ричард оставил поле брани за соперником,
поспешно вышел из воды на берег и, подхватив свои башмаки,
словно молодой олень, помчался в Форгейт, и дальше в обитель.
Однако спохватился он поздновато, ибо, когда, запыхавшись, он
подбежал к привратницкой и бегом проскочил во двор, пытаясь
остаться незамеченным, до его слуха донеслись из церкви первые
слова псалма.
Само собой разумеется, опоздание на вечерню было не таким
уж и страшным проступком, но в сложившихся обстоятельствах
мальчик никак не желал отягощать совесть, усугубляя своим
поведением бремя всех тех хлопот, что выпали на долю обители
из-за его семейных неурядиц. На его счастье дети мирян из
города имели обыкновение посещать церковь во время вечерни, так
что среди стольких детей отсутствие одного из мальчиков можно
было вполне и не заметить, и если Ричарду удастся смешаться с
толпой, выходящей после службы, можно будет сделать вид, что он
был в церкви вместе со всеми. Ничего лучшего, пожалуй, и не
придумаешь. Поэтому Ричард мышью проскользнул в обитель и
затаился в одной из ниш в южной стене, откуда был хорошо виден
южный вход в церковь, через который после окончания службы
должны были выйти братья, гости обители и горожане с детьми.
Когда монахи минуют место, где он спрятался, ему наверняка не
составит труда затеряться среди детей.
Наконец вечерня закончилась. Мимо Ричарда степенно
проследовали на ужин аббат Радульфус, приор Роберт и братья
монахи. Следом же, уже без всякого порядка, шла ватага детей.
Ричард был уже готов отделиться от скрывавшей его стены и
юркнуть к детям, как вдруг из-за угла до его слуха донесся
знакомый строгий голос.
-- А ну-ка тихо! Что это за гвалт такой после божественной
службы! Разве так вас учили выходить из святого храма? Живо
построились по два! И чтобы все вели себя почтительно!
Ричард похолодел и вновь вжался спиной в стену, отступив
поглубже в нишу. Похоже, брат Жером не прошел вместе со всеми
братьями, а задержался, дабы приструнить детей. Ричарду не
оставалось ничего другого, как затаившись смотреть, как мимо
пара за парой проходят дети, и надеяться, что рано или поздно
ему удастся ускользнуть отсюда незамеченным, поскольку брат
Жером был единственным из монахов, перед которым Ричард вовсе
не желал стоять виновато на коленях и выслушивать наставления.
Вот уже и дети прошли, и кое-кто из задержавшихся в церкви
гостей, а брат Жером все еще чего-то ожидал. Из своего укрытия
Ричард видел его тощую тень.
Неожиданно выяснилось, что брат Жером ожидал одного из
гостей, ибо тень монаха оказалась накрыта более крупной тенью.
Вскоре Ричард увидел и самого гостя, -- могучий, крепкий
мужчина с лицом, словно вырубленным из камня, в богатом платье
знатного человека, никак не ниже барона.
-- Я ожидал вас, сэр, чтобы сказать вам несколько слов, --
вымолвил брат Жером с важным видом, но почтительно. -- Я
размышлял над тем, что вы говорили у нас на капитуле. Не
соизволите ли вы присесть и выслушать меня наедине?
Сердце Ричарда едва не выскочило у него из груди,
поскольку в одной из ниш на каменной скамье сидел он сам.
Мальчик пришел в ужас от сознания, что они вот-вот наткнутся
прямо на него. Однако у брата Жерома были, похоже, свои причины
не показываться на глаза кому-либо из задержавшихся в церкви.
Он предпочел уединенную, дальнюю нишу, куда и отвел своего
собеседника. Ричарду теперь было самое время выскользнуть из
своего укрытия, -- путь был свободен, однако мальчик не стал
торопиться. Его удержало простое человеческое любопытство, --
он замер, затаив дыхание и навострив уши.
-- Я вот насчет того злодея, который оскорбил вашего
управляющего, а потом сбежал, -- начал брат Жером. -- Как бишь
его звали?
-- Его имя Бранд. Тебе что-нибудь известно о нем?
-- Вообще-то о человеке с таким именем мне ничего не
известно, но я так полагаю, что долг всякого честного человека
помочь вам в поимке беглого виллана, -- вымолвил брат Жером
самым добродетельным тоном. -- И тем более это долг церкви,
которая постоянно печется о справедливости и законности и
проклинает преступников и нарушителей закона. Вы сказали, тот
парень молод, лет двадцати? Без бороды, темные волосы с
рыжиной, не так ли?
-- Именно так. Выкладывай, что ты о нем знаешь! --
потребовал Дрого.
-- Быть может, это и не тот человек, но есть тут один
парень, который вполне подходит под ваше описание. Насколько
мне известно, он один такой из всех, кто недавно появился в
наших краях. Надо бы проверить. Он явился сюда с неким
пилигримом. Этот святой человек поселился в скиту, что всего в
нескольких милях отсюда, в Итоне. Этот парень прислуживает
отшельнику. Если он и впрямь ваш беглец, то, должно быть, он
обманул доверие пилигрима, который из милосердия дал ему работу
и кров над головой. Если это так, то будет только справедливо
открыть глаза святому отшельнику на то, какого слугу он
приютил. А если нет, то ничего страшного. Однако этот парень
мне и впрямь кажется подозрительным. Он лишь однажды побывал в
обители, принес послание от отшельника, причем вел себя столь
дерзко, как, я полагаю, вести себя не пристало человеку,
находящемуся на службе у святого отшельника.
Ричард боялся пошевелиться. Напрягшись, он вслушивался,
стараясь не пропустить ни единого слова.
-- Как добраться до этого скита? -- резко оборвал Дрого
монаха. В его голосе слышался охотничий азарт. -- И еще, как
тот парень назвался?
-- Он назвался Гиацинтом. А отшельника зовут Кутред. В
Рокстере и в Итоне любой укажет вам дорогу к его жилищу.
Тут брат Жером не преминул выступить в роли доброхота и
подробно объяснил Дрого Босье дорогу к скиту. А тот
воодушевился настолько, что едва ли обратил внимание на слабые
шорохи в соседней нише, даже если и услышал их. Однако босые
ноги Ричарда двигались почти бесшумно, он тихо выскользнул из
ниши, свернул за угол и помчался прямо к конюшне, все еще держа
в руках свои башмаки. Его задубелые пятки звонко простучали по
булыжнику мощеного двора. Вырвавшись из тесной, темной ниши, в
которой гулким эхом отдавались два голоса, -- один
самовлюбленный и один чисто волчий, -- принадлежавших людям,
замыслившим схватить и погубить Гиацинта, -- молодого,
красивого, и что ни говорите, друга! -- Ричард больше не
заботился о том, чтобы его не услышали. Ничего-то у них не
выйдет! Надо лишь вовремя предупредить Гиацинта. Даром что брат
Жером обстоятельно объяснил дорогу этому человеку, который
столь жаждет изловить своего беглого виллана и наверняка
уготовил ему ужасную участь, -- если только изловит его! Этому
охотнику придется еще поплутать на лесных тропах, покуда он
доберется до скита отшельника. А уж Ричард знает там каждую
тропку и поедет быстро, короткой дорогой, напрямик через лес,
-- ему бы только оседлать и потихоньку вывести из конюшни
своего пони до того, как охотник пришлет в конюшню своего грума
седлать его рослого коня. Не будет же он сам седлать коня, если
у него есть слуга. Ричарда вовсе не пугала предстоящая поездка
через сумеречный лес. Наоборот, его сердце радостно колотилось,
ожидая приключений!
Удача, а быть может, и сами Небеса благоволили мальчику,
ибо в этот час монахи пошли ужинать, даже привратник забрал
свою еду в привратницкую и на время оставил ворота без
присмотра. Если бы он и услышал перестук копыт и вышел
посмотреть, кто это там скачет, все одно он опоздал бы, ибо
Ричард, вскочив в седло, уже пустил своего пони резвой рысью,
направляясь через Форгейт к приюту Святого Жиля. Мальчик забыл
даже о голоде и, похоже, вовсе не страдал, оставшись без ужина.
Впрочем, он ходил в любимчиках у брата Петра, монастырского
повара, и вполне мог рассчитывать на то, что попозже ему
удастся разжиться чем-нибудь на кухне. Ричард вовсе не
задумывался о том, что будет, когда его отсутствие обнаружат
при отходе ко сну, -- а в этом можно было не сомневаться, даже
если его отлучки не обнаружили во время ужина. Главное было
отыскать Гиацинта и предупредить его, если он и впрямь тот
самый беглый Бранд, чтобы он скрылся, да побыстрее, ибо на него
идет охота и охотники буквально наступают ему на пятки. А там
хоть трава не расти!
За Рокстером Ричард свернул в лес по широкой просеке,
которую Эйлмунд сделал, чтобы удобнее было переходить от одной
из его делянок к другой. Просека вела прямо к сторожке
лесничего, но в то же время она кратчайшим путем выводила на
тропу, идущую к скиту отшельника, где скорее всего и следовало
искать слугу Кутреда. Лес тут был старый, в основном дубовый,
без подлеска, и копыта пони были почти не слышны на толстом
ковре палой листвы, что наслаивалась тут не одну осень. Под
этими старыми деревьями Ричард сбавил шаг, пони шел мягко, не
торопясь. Если бы не это обстоятельство, мальчик едва ли
услышал бы голоса, звучавшие очень тихо, -- один голос был явно
мужской, другой -- женский, хотя слов, предназначенных, видимо,
лишь друг для друга, разобрать никак не удавалось. Наконец,
Ричард увидел говоривших, -- они стояли на краю просеки под
большим дубом, близко-близко. Хотя они не касались друг друга,
взгляды их были сплетены, и о чем бы ни шел у них разговор,
говорили они, без сомнения, искренне и о чем-то очень важном.
Оклик Ричарда, неожиданно вынырнувшего из темноты, заставил их
вспорхнуть, словно двух вспугнутых птиц.
-- Гиацинт! Гиацинт!
Ричард скорее упал со своего пони, нежели степенно
спешился, и опрометью кинулся к дубу навстречу настороженно
ожидавшему его юноше.
-- Гиацинт! Тебе нужно скрыться! Уходи отсюда побыстрее!
Если ты Бранд, то за тобой гонятся. Ты Бранд? У нас объявился
человек, он говорит, что гонится за беглым вилланом по имени
Бранд...
Гиацинт встрепенулся, взял мальчика за плечи и опустился
на колени, внимательно глядя ему в глаза.
-- Что за человек? Слуга? Или сам хозяин? Когда это было?
