-- Варин. Твое имя я знаю, брат. Мне сказал попечитель
странноприимного дома. Звучит красиво и приятно.
-- Я вот думаю, -- сказал Кадфаэль, -- что, раз у твоего
хозяина проблемы с беглым вилланом, ему бы перво-наперво к
шерифу надо сходить. Городские ремесленники все одно ничего не
скажут, даже если знают что, потому как город заинтересован в
толковых мастерах. Другое дело, солдаты короля -- это их долг.
Хочешь не хочешь, помогай человеку, потерявшему свою
собственность.
-- Ты же видел, мы приехали слишком поздно, чтобы сразу
идти к шерифу. Да и хозяин отлично знает, что в Шрусбери свои
законы, и если тот парень и впрямь ушел так далеко, хозяину
могут попросту отказать в притязаниях. Но к шерифу завтра он
все равно пойдет. И раз уж он остановился в аббатстве, то,
полагая, что церковь, равно как и закон, обязана блюсти права
собственности, он намерен завтра изложить свое дело на капитуле
и лишь потом отправиться в город на поиски шерифа. Он готов
перевернуть тут все вверх дном, лишь бы схватить Бранда!
Кадфаэль подумал, но вслух не сказал, что у него, пожалуй,
есть еще время послать весточку Хью Берингару, чтобы тот
заставил как следует поискать себя.
-- Но ради всего святого, скажи мне, -- спросил Кадфаэль,
-- с чего это твой хозяин так взъелся на своего виллана?
-- Этот парень давно сидит у него в печенках и за себя
постоять умеет вот как, и за других. Одного этого достаточно,
чтобы Дрого в порошок его стер. Точно не знаю, что там
случилось, но я видел, как в тот день управляющего Босье,
который нравом ничуть не лучше хозяина, принесли в манор на
носилках, и тот несколько дней лежал пластом. Видно, между ними
вышла ссора, и Бранд избил управляющего, а потом уже мы узнали,
что парня и след простыл. Вот за ним и пошла охота по всем
дорогам Нортгемптона. Гоняемся за ним, да все пока без толку.
Если Дрого схватит Бранда, он с него шкуру спустит, но калечить
наверняка не станет, не захочет, поди, терять такого мастера. А
уж злобу свою он на нем выместит сполна и заставит его всю
жизнь отрабатывать причиненный ущерб до последнего пенни, да и
бежать ему больше не даст.
-- Придется твоему хозяину попотеть с поимкой-то, --
мрачно произнес Кадфаэль. -- И пусть поищет себе
помощников-доброхотов. А теперь подержи примочку, вот так. Эту
мазь я даю тебе с собой, применяй по мере надобности. Она
притупляет боль и рассасывает синяки.
Повертев склянку в руках, Варин потрогал пальцем свою
разбитую скулу.
-- А что в ней такого целебного?
-- Тут маргаритка и зелье Святого Иоанна, в самый раз для
заживления ран. Если получится, завтра покажись мне еще разок и
скажи, как себя чувствуешь. Да лишний раз не попадайся хозяину
под горячую руку! -- сказал Кадфаэль на прощанье и,
повернувшись к своей жаровне, набросал в нее свежего торфа,
чтобы та слегка пригасла, но до утра не остыла.
С утра Дрого Босье и впрямь заявился на капитул, --
могучий, громкоголосый, властный. Человек поумней сообразил бы,
что на этом собрании вся власть, власть неограниченная,
находится в руках аббата, даром что голос его тих и размерен, а
выражение лица бесстрастно. Стоя у стены и внимательно, даже с
некоторым волнением, наблюдая за происходящим, Кадфаэль
подумал, что кто-кто, а аббат Радульфус умеет держать себя и
видит собеседника насквозь.
-- Милорд, -- наал свою речь Дрого, переминаясь с ноги на
ногу, словно бык, готовый броситься в атаку, -- я прибыл в ваши
места, разыскивая злодея, который избил моего управляющего, а
после сбежал из моих владений. Мой манор находится в
Нортгемптоне, в нескольких милях к юго-востоку от города, а
злодей этот -- мой виллан. Я думаю, он подался в сторону
границы с Уэльсом. Мы гонимся за ним от самого Нортгемптона. Из
Варвика я поехал по тракту на Шрусбери, а мой сын направился
сюда же, но через Стаффорд. Скоро он будет здесь. Все, о чем я
прошу, это сказать мне, не появлялся ли здесь в последнее время
какой-нибудь приезжий, тех же лет, что и разыскиваемый злодей.
-- Насколько я понимаю, этот человек ваш виллан, --
вымолвил аббат после довольно продолжительного раздумья, во
время которого внимательно изучал взглядом своего высокомерно
держащегося посетителя.
-- Да, милорд.
-- Вам, должно быть, известно, -- продолжал аббат
Радульфус, -- что, раз вам не удалось изловить его в течение
четырех дней, вам следует обратиться в суд, дабы вернуть свою
собственность законным порядком.
-- Милорд, -- нетерпеливо перебил аббата Дрого, -- так я и
поступлю, мне бы только поймать его. Этот человек принадлежит
мне, и я намерен вернуть его. Он виноват передо мной, но он
весьма искусный мастер, и я не желаю терпеть убытки из-за его
бегства. Все права на моей стороне, поскольку в данном случае
действует закон, имеющий силу в землях, где было совершено
преступление.
Такой закон, все еще остававшийся как пережиток в его
родном графстве, и впрямь стоял за него. Дрого было бы
достаточно лишь бровью повести.
-- Что ж, расскажите, как выглядит ваш беглец, --
рассудительно предложил аббат. -- Полагаю, брат Дэнис прямо
сейчас ответит вам, не видал ли он такого среди наших гостей.
-- Зовут его Бранд, лет двадцати, темные волосы, с
рыжиной, высокий, сильный, без бороды...
-- Нет, -- подумав, ответил попечитель странноприимного
дома брат Дэнис. -- Сколько помню, за последние недель
пять-шесть не было у нас такого молодого человека. Конечно,
если он прибился к купцам, что проезжают тут с товаром и
двумя-тремя слугами, может, он и побывал у нас. Но чтобы в
одиночку, нет, не было такого.
-- Таким образом, -- властно заключил аббат, намеренно
опережая любого, кто мог бы вмешаться в разговор, хотя на такое
мог осмелиться разве что приор Роберт, -- со своими вопросами
вам лучше обратиться в замок к шерифу, потому как его солдаты
куда более, нежели мы, редко выходящие за стены обители,
осведомлены о прибывающих в город людях. Это их прямой долг
разыскивать преступников вроде вашего, и они хорошо знают свое
дело. Да и городские ремесленники не допустят посягательств на
свои права и глядят в оба. Советую вам поспрашивать и у них.
-- Обязательно, милорд. Но я прошу вас иметь в виду мою
просьбу, и если кто-либо вспомнит что-нибудь, относящееся к
моему делу, дайте мне знать.
-- Наша обитель сделает все долженствующее ей, согласно
доброй воле и совести, -- сухо вымолвил аббат, с непроницаемым
видом глядя, как Дрого Босье, едва кивнув головой на прощание,
развернулся на каблуках и быстрым шагом покинул зал капитула.
Аббат даже не счел необходимым делать какие-либо
разъяснения относительно удалившегося посетителя, словно все
разъяснения и назидания уже изложены самим тоном и характером
его слов, обращенных к высокомерному Дрого. Вскоре монахи
разошлись с капитула, а Дрого со своим грумом тем временем уже
оседлали коней и выехали из обители, направляясь, очевидно,
через мост, в город на поиски Хью Берингара.
Брат Кадфаэль собирался ненадолго заглянуть в свой
сарайчик в травном саду, убедиться, что все там в порядке, дать
работу брату Винфриду, которая не требовала бы его, Кадфаэля,
личного присутствия, и сразу же отправиться в сторожку
лесничего, однако дело обернулось иначе. Дело в том, что утром
в лазарете умирал один из удалившихся от дел монахов-старцев, и
после того, как умирающий еле слышно прошептал слова своей
последней исповеди и получил последнее причастие, брату Эдмунду
требовалось общество его ближайшего друга. Много раз им вместе
приходилось совершать эту печальную службу, связанную с их
работой, что была рукоположена Эдмунду с малолетства, сорок лет
назад, и которую избрал Кадфаэль, прожив полжизни в миру. Они
пришли к ней с разных сторон: один от посвящения, другой от
обращения, но оба так хорошо понимали друг друга, что могли
обходиться без слов.
Смерть старика была легкой и безболезненной. Эта гаснущая
лампада не чадила, но теплилась, так тихо и покойно, что братья
даже не заметили, как потухла последняя искорка. Лишь когда
печать старости изгладилась на челе старика, они поняли, что
тот отошел в мир иной.
-- Так уходят праведники! -- вымолвил Эдмунд. -- Блаженная
смерть! Хорошо бы Господь обошелся столь же милостиво и со
мной, когда придет мой черед.
Они вместе обрядили покойника и вместе вышли на большой
двор, и сделали необходимые распоряжения, дабы усопщего
перенесли в часовню. На дворе они увидели, как один из
подопечных мальчиков брата Павла споткнулся в спешке на
ступеньках и кубарем полетел на булыжники, ободрав коленку.
Пришлось его поднимать, промывать ссадину и делать перевязку.
Потом Кадфаэль отпустил мальчика к товарищам, вручив на
прощанье яблоко за то, что тот не плакал истойко перенес
болезненную перевязку. И лишь после этого Кадфаэль освободился
и пошел в конюшню седлать предоставленную в его распоряжение
лошадь, а дело было уже к вечерне.
Он как раз вел свою лошадь через двор к привратницкой,
когда в арку въехал Дрого Босье, платье его было в дорожной
пыли и грязи, лицо мрачнее тучи. В нескольких ярдах позади него
поспешал грум Варин, готовый повиноваться малейшему жесту
хозяина, но старающийся все же держаться подальше и не
попадаться лишний раз ему на глаза. Было совершенно ясно, что
охота закончилась ничем и охотники с пустыми руками вернулись
домой из-за темноты. Нынче вечером Варин держался как можно
дальше от могучей руки хозяина.
Вполне довольный собой Кадфаэль выехал за ворота и рысью
пустился в Эйтон к своему пациенту.
Глава Пятая
Весь день Ричард вместе с другими мальчиками провел в
большом монастырском саду у реки, где монахи собирали поздние
груши. Детям разрешили помогать, ну и поесть в меру, хотя
грушам полагалось еще как следует вылежаться. Впрочем, эти
поздние груши уже так долго висели на ветках, что стали вполне
съедобными. День стоял погожий, солнечный, река звонко журчала
на перекате, и Ричард вовсе не торопился обратно, в обитель,
где его ожидали вечерня, ужин и постель. Он задержался в конце
процессии монахов, потянувшихся длинной цепочкой вдоль реки, по
зеленому склону в сторону Форгейта. В тихом вечернем воздухе
над рекой толклись комары, и, охотясь за ними, из воды то и
дело выпрыгивали рыбы. Водная гладь под мостом казалась
совершенно неподвижной, хотя Ричард отлично знал, что река там
глубокая и течение сильное. Вниз по течению пошла лодка,
стоявшая до этого на якоре.
Девятилетний Эдвин, закадычный друг Ричарда, задержался
вместе с ним, однако он все время оглядывался, с тревогой глядя
на удаляющихся монахов. Мальчик был весьма горд и доволен
собой, -- ведь его наградили яблоком за мужество, проявленное
при перевязке разбитого колена, и вовсе не хотел омрачать своей
добродетели каким-либо проступком, в том числе и опозданием на
вечерню. Но и бросить друга он никак не мог. Эдвин стоял подле
Ричарда, потирая перевязанное колено, которое все еще
побаливало.
-- Пошли, Ричард! Гляди-ка, они уже у самого тракта.
-- Да ладно, догоним, -- небрежно бросил Ричард, болтая в
воде босыми ногами. -- Но ты, если хочешь, ступай.
-- Без тебя не пойду. Но, знаешь, я не смогу бежать
быстро. Колено плохо гнется. Пойдем, а то опоздаем.
-- Я не опоздаю. Еще до удара колокола я буду на месте. А
ведь я забыл, что ты не можешь бежать. Иди, я догоню тебя еще
