Даже в его деланном спокойствии таилась угроза мгновенно
взорваться, точно у хищника, сидящего в засаде. Бег его,
наверное, был быстр и бесшумен, а прыжок длинен и высок, как у
зайца. Выражение лица у посланца было несколько настороженное и
зловещее. Густые, цвета красного дерева вьющиеся волосы,
овальное лицо, высокий лоб, длинный прямой нос с несколько
оттопыренными ноздрями, что лишь усиливало сходство с диким
зверем, который держит нос по ветру и чутко ловит малейшие
запахи; рот его, казалось, был постоянно искривлен в
полуулыбке, словно юноша втайне ото всех чему-то усмехался;
желтоватые глаза с чуть вздернутыми внешними уголками, темные
брови с изломом. Его горящий взгляд был несколько притушен, но
не до конца, и этого огня не могли скрыть длинные, как у
женщины, ресницы. Зачем старому святоше понадобилось принимать
себе в услужение такое нервное и прекрасное существо?
Как бы то ни было, выждав положенное время, дабы
удовлетворить любопытствующие взоры присутствующих, юноша
обратил свое искреннее, по-детски невинное лицо к аббату
Радульфусу и весьма галантно и почтительно поклонился.
Он не начинал говорить, пока его не попросили, и медлил,
словно ожидал вопросов.
-- Ты пришел от Эйтонского отшельника? -- спросил аббат и
мягко улыбнулся, взглядом внимательно изучая юношу.
-- Да, милорд. Святой Кутред послал со мной известие. --
Голос посланца был ровен и чист, даже несколько высоковат, и
прозвучал под сводами, словно колокольчик.
-- Как тебя зовут, -- спросил Радульфус.
-- Гиацинт, милорд.
-- Я знавал одного епископа с таким именем, -- заметил
аббат, улыбаясь краешком рта, понимая, сколь мало стоящий перед
ним загорелый юноша имеет общего с епископом. -- Тебя назвали в
его честь?
-- Нет, милорд. Я не слыхал о таком епископе. Но мне
как-то рассказывали старую историю о юноше с таким именем,
когда поспорили два бога и проигравший убил его. Говорят, из
его пролившейся крови выросли цветы. Эту историю мне рассказал
один священник, -- скромно ответил посланец и, неожиданно
улыбнувшись, окинул взором собравшихся, словно отлично понимал,
какое беспокойство у монахов вызвало его появление в аббатстве.
Однако Радульфуса ответ юноши нисколько не смутил.
"Что касается этой истории, -- подумал Кадфаэль, с
нескрываемым удовольствием взиравший на юношу, то ты, парень,
подходишь для нее куда больше, нежели для сана епископа, и сам
это отлично знаешь. Да и в слуги отшельнику тоже не годишься.
Вот только где он тебя откопал и каким калачом заманил к себе?"
-- Могу ли я теперь изложить суть послания? -- спросил
юноша, бесхитростно глядя своими золотистыми глазами прямо в
лицо аббата.
-- Тебе, должно быть, пришлось выучить его на память, --
спросил аббат, улыбнувшись.
-- Да, милорд. Это послание только для вас.
-- Надежный посланник! А теперь говори.
-- Это не мои слова, я лишь голос своего хозяина, --
сообщил юноша вместо вступления и тут же изменил голос, так что
теперь он уже не был похож на звон колокольчика, причем юноша
сделал это так искусно, что заставил Кадфаэля подивиться пуще
прежнего. -- От итонского управляющего и от лесничего с
глубоким прискорбием я услышал, -- мрачно произнес отшельник
устами юноши, -- о тех несчастьях, что внезапно обрушились на
Эйтонский лес. Я усердно молился и много размышлял, и сильно
опасаюсь того, что все это лишь грозные предупреждения о
грядущих, еще более тяжких бедах, которых не избежать, если не
восстановить нарушенного равновесия между добром и злом. Я не
знаю за вами иного прегрешения, кроме как то, что вы
отказываете леди Дионисии Людел в ее праве забрать внука домой.
Разумеется, тут должна быть учтена отцовская воля, но и любовь
вдовой женщины к своему внуку нельзя сбрасывать со счетов, ведь
леди Дионисия осталась совсем одна. Умоляю вас, милорд, во имя
любви Господней, обдумайте еще раз, верно ли вы поступили, ибо
я чувствую, что тень зла нависла над всеми нами.
Все это необыкновенный юноша произнес суровым, мрачным
голосом, который нисколько не был похож на его собственный.
Надо признать, что этот ораторский прием оказал должное
впечатление и вынудил кое-кого из суеверных молодых монахов
испуганно оглядываться и перешептываться. Закончив речь,
посланник вновь поднял на аббата свой невинный взгляд, словно
суть послания нисколько не касалась его самого.
Некоторое время аббат Радульфус сидел молча, устремив взор
на юношу, а тот, явно довольный исполненной миссией, в свою
очередь не сводил взгляд с аббата.
-- Это слова твоего хозяина?
-- Все до единого, милорд. Я заучил их в точности.
-- Не поручал ли он тебе сказать еще что-нибудь от его
имени? Не хочешь ли ты сам что-либо добавить к сказанному?
-- Я, милорд? -- Глаза юноши округлились от удивления. --
Как я могу? Я лишь исполняю его поручения.
-- Из милосердия отшельники часто дают приют и принимают в
услужение какого-нибудь простачка, -- презрительно шепнул приор
Роберт на ухо аббату. -- Таков, видимо, и этот юноша.
Говорил приор негромко, но недостаточно тихо, чтобы его
слова не достигли ушей Гиацинта, которые тот навострил, словно
лис. Юноша сверкнул очами и криво улыбнулся. Кадфаэль, от слуха
которого тоже не ускользнули слова приора, имел основания
сомневаться, что аббат согласится с ними. На взгляд Кадфаэля,
слишком уж хитроватым было это красивое, загорелое лицо, сколь
бы ни помогало оно своему обладателю играть роль простачка.
-- Тогда ты можешь возвращаться к своему хозяину, --
сказал аббат. -- И передай ему мою благодарность за его заботу
о нас и за его молитвы, которые, я надеюсь, он непрестанно
возносит за наши души. Скажи ему, что я обдумал и продолжаю
обдумывать жалобу леди Дионисии и что я поступил и намерен
поступать впредь так, как нахожу справедливым. Что же до
стихийных бедствий, которые так взволновали его, то нам,
простым смертным, не дано управлять силами природы, и лишь
верою мы можем одолеть их. Нам остается лишь принять то, чего
мы не в силах изменить. Ступай с Богом.
Не проронив более ни слова, юноша низко поклонился, вышло
это у него довольно изящно, и неспешно покинул зал капитула.
Шагал он легко, движения его напоминали кошачьи.
Выйдя на большой двор, который сейчас, когда все братья
были на капитуле, оказался почти совсем пустым, юноша не стал
торопиться в обратный путь к своему хозяину, но с любопытством
осматривал все вокруг, -- от окруженных розовыми кустами покоев
аббата до странноприимного дома и лазарета, и далее по кругу
все строения, вплоть до привратницкой и южной стены монастыря.
Ричард, вот уже несколько минут дожидавшийся, пока посланец
выйдет, сейчас незаметно вышел из-под арки южных ворот и
направился юноше наперерез.
Поскольку намерения приближавшегося были Гиацинту
совершенно очевидны, он услужливо остановился, с интересом
поглядывая сверху вниз на серьезное веснушчатое лицо мальчика,
который, в свою очередь, жадным взором разглядывал его самого.
-- Доброе утро, молодой господин! -- вежливо приветствовал
его Гиацинт. -- Что вам угодно?
-- Я знаю, кто ты такой, -- сказал Ричард. -- Ты слуга
отшельника и пришел в Итон вместе с ним. Я слыхал, ты принес от
него какое-то послание. Не обо мне ли, часом?
-- Сперва я хотел бы знать, -- рассудительно заметил
Гиацинт, -- что за важную персону вижу я перед собой и отчего
это мой хозяин должен лично заниматься делами такого
молокососа, как ты.
-- Я тебе не молокосос! -- возмутился Ричард. -- Я Ричард
Людел, лорд Итона. А твой хозяин-отшельник живет на моей земле.
И ты прекрасно знаешь, кто я такой, поскольку я видел тебя
среди прочих слуг на похоронах своего отца. И если ты принес
какие-либо новости, касающиеся меня, то, полагаю, я имею право
знать их. Иначе это будет нечестно.
Высоко подняв подбородок и широко расставив босые ноги,
Ричард с вызовом устремил на Гиацинта свои сине-зеленые глаза.
Некоторое время Гиацинт смотрел на мальчика, раздумывая, а
затем сказал серьезно, как мужчина мужчине и без тени иронии:
-- Верь мне, Ричард, я на твоей стороне. А теперь скажи,
где мы можем спокойно поговорить с глазу на глаз?
Большой двор был и впрямь не самым подходящим местом для
сколько-нибудь продолжительных секретных разговоров. Сразу
сообразив, что этот незнакомец, без всякого сомнения, человек
мирской, и увидев, что речи его изысканны и приятны, не то что
разговорчики братьев-монахов, Ричард вознамерился немедленно
познакомиться с ним поближе, раз уж ему предоставилась такая
возможность. Кроме того, капитул вот-вот должен был
закончиться, а в сложившихся обстоятельствах вряд ли имело
смысл привлекать излишнее внимание приора Роберта или брата
Жерома. Поэтому Ричард взял Гиацинта за руку и поспешно
препроводил его к дальней калитке, откуда они прошли через весь
монастырь прямо к мельнице. Там, на зеленом берегу пруда, их
никто не потревожит, -- позади только стена, под ногами мягкая
травка, полдневное осеннее солнце все еще пригревало сквозь
полупрозрачную дымку.
-- Теперь говори, -- выдохнул Ричард, беря быка за рога.
-- Мне так нужно, чтобы хоть кто-нибудь сказал правду. Сейчас
многие занимаются решением моей судьбы и никак не могут
договориться. И мне трудно самостоятельно позаботиться о себе и
подготовиться к грядущим событиям, если никто не поможет мне
проникнуть в их суть. Если ты на моей стороне, помоги
разобраться. Поможешь?
Гиацинт прислонился спиной к монастырской стене, с
удовольствием вытянул прямые, мускулистые ноги и прикрыл свои
ясные глаза.
-- Вот что я скажу тебе, Ричард. Я смогу тебе лучше
помочь, если буду знать, что, собственно, происходит. Мне
известен лишь конец этой истории, а ты знаешь ее начало. А вот
если мы соединим ниточки и посмотрим, что получится?
-- Согласен! -- обрадовался Ричард. -- Но расскажи мне
сперва, что за послание ты принес от Кутреда.
Гиацинт пересказал мальчику послание отшельника слово в
слово, точно так же как и в зале капитула, но уже не изменяя
голоса.
-- Так я и знал! -- воскликнул Ричард, в гневе ударив
кулаком по дерну. -- Я знал, что речь идет обо мне! Значит,
бабушка даже святого отшельника использует в своих целях! А о
событиях в лесничестве я слыхал, но ведь такие беды
приключаются сплошь и рядом, от них не убережешься. Ты
предупреди своего хозяина, чтобы тот не особенно поддавался
влиянию моей бабушки, даром что та предоставила ему жилье и
прочее. Растолкуй ему как следует, что она себе на уме.
-- Обязательно растолкую, -- покивал головой Гиацинт.
-- А тебе никто не рассказывал, почему она хочет забрать
меня домой? Даже твой отшельник?
-- Видишь ли, парень, я у него на побегушках. Он не
говорит мне о своих делах.
Похоже, слуга отшельника вовсе не торопился возвращаться к
своему хозяину, он устроился поудобней у замшелой стены и
скрестил стройные ноги. Ричард придвинулся вплотную к Гиацинту,
и тому пришлось чуть отстраниться, чтобы острые мальчишеские
локти не впивались ему в бок.
-- Она хочет женить меня, чтобы заграбастать оба соседних
манора, -- тихо вымолвил Ричард. -- А невеста, Хильтруда,
совсем старая, ей по меньшей мере года двадцать два...
-- Возраст уже почтенный, -- мрачно согласился Гиацинт.
-- Да будь она даже молода и хороша собой, не хочу я ее!
Не надо мне никаких женщин! Не люблю я их! Какая в них вообще
