несчастьях своего бывшего соседа. -- Его раздирают два желания
-- повесить Бранда и заставить его работать на себя до конца
дней своих. Причем ему все равно, убил ли он его отца или нет.
Не больно-то они с отцом ладили. Этого в их семейке не водится,
все ненавидят друг друга.
-- А велика ли семья? -- заинтересовался Кадфаэль. -- У
Дрого осталась вдова?
-- Несчастная женщина, он высосал из нее все соки, даром
что она родом из куда более благородной семьи и имеет
могущественных родственников. Они, пожалуй, могли бы найти ей
партию и получше. А у Эймера есть еще младший брат. Не такой,
слава Богу, буян и насильник. Этот и соображает, и с людьми
помягче.
-- Оба брата не женаты?
-- У Эймера была жена, но такая чахлая. Бедняжка умерла
совсем молодой. А неподалеку от Босье живет одна богатая
невеста, и оба брата имеют на нее виды. Не на нее, конечно, а
на ее земли. С одной стороны, Эймер наследник, однако Роджера
там могли бы и предпочесть старшему брату. Но теперь уже вряд
ли.
Невеселый был выбор у той невесты -- выбирать, какой из
двух братьев Босье лучше, но было ясно, что у Эймера есть
веская причина н задерживаться долго в Шрусбери, рискуя в
противном случае потерять богатую невесту. Кадфаэля эти новости
обрадовали. Новоявленному владетельному лорду было и впрямь
опасно оставлять у себя за спиной смышленого соперника в лице
младшего брата, который наверняка не преминет воспользоваться
отсутствием старшего. Все это Эймер должен был держать в уме,
занимаясь в порыве мщения поисками Гиацинта. Кадфаэль как-то не
мог называть его Брандом, поскольку выбранное юношей имя
Гиацинт подходило ему как нельзя лучше.
-- Интересно, куда подевался Бранд? -- спросил Варин,
вновь возвращаясь мыслями к беглому юноше. -- Его счастье, что
они дали ему время уйти подальше, хотя, конечно, никто этого
делать не собирался! Сперва они думали, что такой искусный
ремесленник наверняка подастся в Лондон, и больше недели
потратили впустую на поиски по южным дорогам. Мы добрались аж
за Темзу, когда один из наших людей, выехавший позже нас,
сообщил, что Бранда видели в Нортгемптоне. Дрого решил, что раз
уж Бранд подался на север, то двинет потом к западу, в Уэльс.
Интересно, добрался ли он туда? За границу-то Эймер не сунется.
-- И больше никаких известий о Бранде не было? -- спросил
Кадфаэль.
-- Нет, больше ни слуху, ни духу. Ведь мы рыскали по
местам, где никто его не знает в лицо. Да и люди очень неохотно
помогают в таких делах. Наверняка Бранд назвался другим именем.
-- Без особой охоты Варин встал, собираясь уходить. -- Надеюсь,
ему повезет. Даром что Босье клянут его, парень-то он славный.
Брат Винфрид сгребал в саду опавшие листья. Этой мокрой
осенью они раньше срока облетели зеленым дождем, не успев
приобрести свою соответствующую сезону цветную окраску, и гнили
теперь в траве. Когда Варин ушел, Кадфаэль остался один, и
заняться ему было нечем. Тем больше было у него оснований
просто посидеть и подумать, да и молитва-другая оказалась бы
совсем не лишней, -- и о мальчике, который умчался невесть куда
на своем черном пони, дабы исполнить свою безумную и
благородную миссию, и о безрассудном юноше, которого ричард
собирался спасти, несмотря на все старания ненавидящего его
хозяина. У Кадфаэля не было времени на раскаяние и отпущение
грехов, ибо этот юноша остро нуждался в милосердии.
Из раздумья монаха вывел удар колокола, звавшего к
вечерне, и Кадфаэль с радостью последовал его зову, -- прошел
через травный сад, пересек большой двор и направился к южному
входу в церковь, намереваясь пораньше занять свое привычное
место. За последние несколько дней он пропустил слишком много
служб, и ему было необходимо вновь почувствовать свое единство
с братьями.
К вечерне всегда приходили миряне из Форгейта, --
богомольные старушки, жившие в монастырском доме призрения,
пожилые супруги, радовавшиеся лишнему поводу занять свой досуг
и повидать в церкви своих знакомых, а также постояльцы
странноприимного дома, воротившиеся в аббатство после дневных
забот. Кадфаэль слышал, как ходят люди по другую сторону от
алтаря. Он заметил, что со стороны монастыря в церковь вошел
Рейф из Ковентри и занял место, откуда мог видеть всех
пришедших, -- за алтарем, ближе к хорам. Преклонив колени в
молитве, он внимательно смотрел по сторонам. Держался он
совершенно спокойно, лицо его было непроницаемо, однако это
лицо было для него скорее щитом, нежели маской. Стало быть, он
пока еще не уехал в Уэльс. Из гостей аббатства он единственный,
кто пришел к вечерне. Эймер Босье, наверное, был еще занят
хлопотами в городе, либо мотался где-нибудь по окрестным полям
и лесам в поисках своего беглого виллана.
Наконец вошли монахи и заняли свои места, за братьями
проследовали послушники и ученики. Кадфаэль с горечью подумал,
что одного из мальчиков здесь не хватает. Но о Ричарде не
забыли. Покуда его здесь нет, у этих мальчиков не будет
душевного покоя.
После окончания службы Кадфаэль решил задержаться и
следил, как вереница братьев-монахов и послушников потянулась к
выходу. Разумеется, сама церковная служба была великолепна и
несла утешение, однако были свои прелести и в наступившей после
нее тишине, когда смолкли последние отголоски звучавшей под
сводами музыки, -- одиночество в такой час наполняло душу
благостью, обязанной то ли никнущему голубиному свету, то ли
некоему душевному просветлению, побуждая душу подняться и
навеки разлиться в одном из углублений под церковными сводами,
подобно тому, как капля становится морем, попадая в надлежащий
сосуд. Было самое подходящее время для проникновенной молитвы,
в которой так нуждалась душа Кадфаэля. И особенно ему хотелось
помолиться о Ричарде, -- где он теперь, одинокий, напуганный?..
-- Свои мольбы Кадфаэль обратил к Святой Уинифред, -- валлиец,
он обратился к валлийской святой, которую он глубоко чтил и
считал ее почти своей близкой родственницей. Сама Святая
Уинифред приняла свои муки, едва выйдя из детского возраста, и
она не допустит, чтобы случилась беда с каким-либо ребенком.
Когда Кадфаэль подошел к алтарю, брат Рун, которого Святая
Уинифред не так давно излечила от тяжкого недуга, занимался
тем, что снимал нагар с благовонных свечей, стоявших у алтаря.
Молодой монах был целиком поглощен своей работой, однако
обернулся к подошедшему Кадфаэлю, глянул на него своими
аквамариновыми глазами, которые, казалось, излучали некий
внутренний свет, после чего улыбнулся и удалился. Нет, юноша не
задержался, дабы закончить работу после того, как Кадфаэль
совершит свою молитву, не спрятался в темном уголке, дабы
подслушивать, -- он ушел совсем, молча, быстрым шагом, хотя и
прихрамывая, ушел, дабы освободить гулкое поднефное
пространство, внимающее молитве Кадфаэля и препровождающее ее
выше.
Кадфаэль встал с колен умиротворенным, не отдавая себе
отчета и не задаваясь вопросом -- почему. За стенами храма уже
смеркалось, однако здесь, у алтаря Святой Уинифред, свет
лампады и благовонных свечей еще хранил островок чистого сияния
посреди обволакивающих мир сумерек, и это сияние согревало,
подобно теплому плащу, накинутому на плечи, когда во внешнем
мире царят холода. Теперь Кадфаэль был уверен, что ему будет
оказана милость и что Ричард найдется, где бы он ни был, что он
получит свободу, если находится в заточении, и излечится, если
болен. С чувством исполненного долга Кадфаэль покинул алтарь
Святой Уинифред и, обогнув общий алтарь, направился к выходу,
готовый терпеливо и страстно ожидать проявлений обещанной ему
милости.
Проходя через главный неф, Кадфаэль заметил Рейфа из
Ковентри, который только что встал с колен, и, казалось, тоже в
одиночестве вершил свою торжественную и какую-то очень
сокровенную молитву. Тот узнал в Кадфаэле монаха, с которым
беседовал в конюшне, и слабо, но вполне дружелюбно улыбнулся
ему, -- эта улыбка быстро сошла с его губ, однако во взгляде
его осталась приязнь.
-- Добрый вечер, брат! -- поприветствовал он Кадфаэля. Оба
они были примерно одного роста и теперь шаг в шаг направились
вместе к южному выходу из храма. -- Надеюсь, ты извинишь меня,
-- сказал Рейф, -- за то, что я заявился в храм в сапогах и при
шпорах, не отчистив их дорожной грязи. Но я приехал поздно, и у
меня не было времени привести себя в надлежащий порядок.
-- Это не так уж и важно, -- заметил Кадфаэль. -- Здесь
вас всегда ждут. Ведь далеко не каждый из наших постояльцев
захаживает в храм. В последние два дня меня не было в монастыре
и я не видел вас. Как идут ваши дела в наших краях?
-- Во всяком случае, лучше, нежели у одного из ваших
гостей, -- ответил Рейф, бросив короткий взгляд в сторону
часовни, где лежал мертвый Дрого Босье. -- Правда, я не могу
сказать, что отыскал то, что мне нужно. Пока не отыскал!
-- Его сын уже здесь, -- заметил Кадфаэль, проследив
взгляд Рейфа. -- Он прибыл нынче утром.
-- Я видел его, -- откликнулся Рейф. -- Как раз перед
вечерней он вернулся из города. Судя по всему, он вернулся ни с
чем. Кажется, он ищет кого-то, не так ли?
-- Именно так. Он ищет молодого человека, о котором я вам
уже говорил, -- сухо ответил Кадфаэль, приглядываясь к своему
собеседнику, когда они проходили мимо освещенного общего
алтаря.
-- Да-да, помню. Как бы то ни было, он приехал с пустыми
руками, и никакой бедолага не был привязан к его стремени.
Похоже, Рейфа совершенно не интересовали молодые люди,
равно как и все семейство Босье. Его мысли были устремлены в
какую-то другую сторону. Рейф неожиданно остановился подле
стоявшей у алтаря кружки для пожертвований, сунул руку в свой
поясной кошель и вынул горсть монет. Одна из них упала на пол,
однако Рейф не сразу наклонился за ней, а сперва опустил
несколько штук в кружку. Вышло так, что Кадфаэль наклонился
первым, поднял монету с каменного пола и принялся разглядывать
ее на ладони.
Если бы они не стояли подле освещенного свечами алтаря,
Кадфаэль наверняка не заметил бы в монете ничего необычного.
Обыкновенный серебряный пенни, самая ходовая монета. Однако
этот пенни был не совсем такой, как его собратья, какие
попадали в монастырскую кружку для пожертвований. Он был совсем
новый, н затертый, не вполне четкой чеканки, а также на вес
казался легковатым. Вокруг небольшого креста на реверсе было
отчеканено имя чеканщика, -- нечто вроде "Сигеберт". О таком
чеканщике Кадфаэль и слыхом не слыхивал. Перевернув монету,
Кадфаэль не увидел знакомых профилей ни короля Стефана, ни
покойного короля Генри, -- профиль был несомненно женский, в
чепце и в короне. Едва ли имелась необходимость в идущей по
кругу надписи -- "Матильда Влад. Англ.", то есть официальное
имя императрицы и ее титул. Похоже, ее монета содержала меньше
серебра, чем было положено.
Кадфаэль поднял глаза и увидел, что Рейф смотрит прямо на
него, на губах его играла легкая улыбка, в которой было больше
иронии, нежели удивления. Некоторое время они смотрели друг
другу в глаза.
-- Ты все понял, -- вымолвил наконец Рейф. -- Но это
должно было открыться лишь после моего отъезда. И все же, эти
деньги кое-чего стоят, даже здесь. Приходящие к вам нищие не
откажутся от них лишь по той причине, что они отчеканены в
Оксфорде.
-- И совсем недавно, -- добавил Кадфаэль.
-- Да, совсем недавно.
