были счастливы.
-- Так что же получается, -- требовательно вопросил монах,
-- значит, они ушли не вместе? Ты хочешь сказать, что Сиаран
попросту сбежал от него?
-- Ну почему "сбежал"? -- вздохнула Мелангель. -- Он ведь
хотел добра нам обоим, а украдкой ушел только потому, что иначе
Мэтью непременно бы за ним увязался.
-- Когда? Когда это было? Когда ты говорила с ним? Когда
он ушел?
-- Помнишь, на рассвете я была здесь? Так вот возле Меола
я увидала Сиарана...
Девушка горестно вздохнула, заново переживая случившееся,
и пересказала монаху все подробности той утренней встречи.
Кадфаэль внимательно слушал, и с каждым ее словом уже
посещавшие его смутные догадки приобретали все более четкие
очертания.
-- Так, так, продолжай. Что потом случилось между тобой и
Мэтью? Насколько я понимаю, ты поступила, как просил Сиаран.
Постаралась отвлечь Мэтью и это тебе, кажется, удалось.
Наверное, он за все утро ни разу не вспомнил о Сиаране,
полагая, что без перстня тот все равно не осмелится шагу
ступить из аббатства. Когда же он всполошился?
-- За обедом Мэтью приметил, что Сиарана нигде не видно, и
забеспокоился, хотя поначалу не очень сильно. Пошел его искать,
но конечно же, не нашел... Ну а потом я встретилась с ним в
саду, и он сказал: "Да хранит тебя Господь, Мелангель, ибо, как
мне ни жаль, тебе придется самой о себе заботиться..."
Она помнила почти каждое сказанное им слово и повторяла их
наизусть, как ребенок повторяет заученный урок.
-- Я хотела его успокоить, а вышло так, что ненароком
проговорилась. Сказала слишком много, и Мэтью понял, что я
говорила с Сиараном, знала, что тот собирается тайком уйти, и
скрыла это.
-- А что было потом, когда ты во всем призналась?
-- Он рассмеялся. Но брат Кадфаэль, что это был за смех --
горький, злобный, отчаянный.
Девушка сбивчиво, но подробно рассказала Кадфаэлю, как она
рассталась с молодым человеком. Все, сказанное тогда Мэтью,
настолько врезалось ей в память, что она воспроизвела точно не
только его слова, но и яростный тон. Монах слушал девушку и
поражался тому, как мог он так заблуждаться насчет Сиарана и
Мэтью. В свете услышанного все, известное об этих двоих,
приобретало противоположный смысл. Неустанная забота оказалась
безжалостным преследованием, бескорыстная любовь --
всепоглощающе ненавистью, благородное самопожертвование --
злобным расчетом. Значит, и умерщвление плоти было не знаком
покаяния и смирения, а единственной защитой, подобной броне,
которую нельзя снять ни на миг.
Монах вспомнил: когда он упрашивал Сиарана хоть ненадолго
снять крест, Мэтью негромко промолвил: "Я ему то же самое
говорю, добрый брат. Иначе он так и будет стонать и корчиться
от боли".
Что же, по мнению Мэтью, должно было избавить Сиарана от
страданий? Смерть, конечно же, смерть! Кадфаэль припомнил, как
сам говорил этим двоим, которых он искренне считал неразлучными
друзьями, что Святая Уинифред способна "даровать жизнь даже
обреченному на безвременную кончину", и взмолился: "О
милостивая святая! Сегодня ты уже сотворила два чуда, сотвори
же и третье. Не дай пролиться крови!"
Он взял Мелангель пальцами за подбородок и повернул ее
лицо к себе.
-- Девочка, -- промолвил монах, -- мне придется покинуть
тебя, и спешно. А ты причешись, вытри слезы, приведи себя в
порядок и ступай к своим родичам. Нет, пожалуй, лучше сначала
сходи в церковь, там сейчас тихо и спокойно, а к тетушке
отправляйся, когда возьмешь себя в руки. Никто не удивится
тому, что ты в такой день задержалась в храме. Да и заплаканное
лицо прятать не стоит -- все решат, что это слезы радости. А я
спешу. Мне надо кое-что сделать, причем не мешкая.
Монаху больше нечем было утешить девушку, и потому он, не
теряя понапрасну времени, повернулся и, выйдя из сарайчика,
торопливо зашагал по направлению к аббатским покоям. Мелангель
проводила его взглядом, в котором горькое отчаяние смешалось с
робкой надеждой.
Если Радульфус и удивился тому, что брат Кадфаэль, лишь
недавно побывавший в аббатских покоях, вновь просит принять
его, то не подал виду и принял травника без промедления. Он
даже отложил в сторону книгу, намереваясь выслушать посетителя
со всем вниманием, ибо не сомневался в том, что Кадфаэля к нему
привело срочное и важное дело.
-- Отец аббат, -- начал Кадфаэль, не вдаваясь в долгие
объяснения, -- история с Сиараном и Мэтью приняла новый
поворот. Боюсь, что мессир де Бретань направился по ложному
следу. Эти двое пошли не по дороге на Освестри, а перебрались
через Меол и двинулись прямо на запад, кратчайшим путем в
Уэльс. К тому же они ушли не вместе. Сиаран ускользнул тайком
еще утром, пока его спутник вместе с нами участвовал в
праздничном шествии. Мэтью, как только узнал о его уходе,
поспешил следом. И, отец аббат, есть основания полагать, что
чем скорее удастся их задержать, тем лучше для одного из них, а
точнее сказать, для обоих. Может случиться беда. Поэтому я
прошу дозволения взять коня и отправиться за ними вдогонку.
Кроме того, надо оповестить Хью Берингара, чтобы и он послал
погоню.
Радульфус выслушал монаха с серьезным, но невозмутимым
видом и коротко спросил:
-- Откуда ты это узнал?
-- От девушки, которая виделась с Сиараном и говорила с
ним перед самым его уходом. Не сомневаюсь -- все рассказанное
ею чистая правда. И еще одно, прежде чем я уйду, не позволишь
ли заглянуть в ту суму, что была оставлена в странноприимном
доме. Вдруг да удастся узнать еще что-нибудь об этих двоих или
хотя бы об одном из них.
Не колеблясь ни минуты и не задавая больше вопросов,
Радульфус достал суму, расстегнул застежки и вытряхнул
содержимое на стол, чтобы получше рассмотреть в свете свечей.
-- Я думаю,-- заметил аббат, вскидывая глаза, -- что ты
знаешь, кому из них принадлежит эта сума.
-- Точно не знаю. Догадываться -- догадываюсь, и даже
можно сказать, что почти уверен, но все же могу и ошибиться.
Проверка не помешает
Они разложили по столу скудные пожитки, какие обычно
хранятся в дорожных сумах небогатых, путешествующих налегке
паломников.
Кошелек, который был не слишком толст и тогда, когда суму
осматривал приор Роберт, теперь оказался плоским и совершенно
пустым. Кадфаэль заметил молитвенник в потертом кожаном
переплете, завернутый в складки полотняной рубахи, и, когда
взял его, чтобы рассмотреть, рубаха упала на пол. Монах между
тем раскрыл книгу, и в глаза ему бросилась сделанная явно рукой
писца или клирика аккуратная надпись. Выцветшими от времени
чернилами на пергаменте было выведено имя владелицы -- Джулиана
Боссар. А ниже более светлыми чернилами, но не столь четким
почерком была сделана приписка: "Книга сия дарована мне, Люку
Меверелю на Рождество, в лето Господне 1140. Да не оставит нас
Господь милостию своею".
-- И я беспрестанно молюсь о том же, -- промолвил
Кадфаэль. Наклонившись, он поднял упавшую рубаху и поднес ее к
свету. Сшитая из неотбеленного льняного полотна, она
первоначально имела коричневатый окрас, но после многократной
стирки выцвела и поблекла. На левом плече и левой стороне груди
виднелись расплывчатые очертания тщательно застиранного пятна.
Монах расстелил рубаху на столе и пригляделся. Ошибки не было:
рубаху выстирали на совесть, но слева на груди и верхней части
рукава сохранились едва заметные разводы. По ним можно было
догадаться, чем испачкана рубаха.
Хотя в отличие от Кадфаэля Радульфус в молодости не имел
обыкновения пускаться в рискованные предприятия, он обладал
достаточным жизненным опытом, чтобы понять, что у него перед
глазами. Осмотрев рубаху, аббат спокойно произнес:
-- Это следы крови.
-- Истинно так, -- подтвердил Кадфаэль, сворачивая рубаху.
-- А кроме того, хозяин этой сумы, кто бы он ни был,
явился к нам из владений Джулианы Боссар, -- промолвил аббат,
сосредоточенно глядя в лицо Кадфаэлю. -- Брат, неужто мы
привечали под нашим кровом убийцу?
-- Боюсь, что да, -- ответил Кадфаэль, собирая обратно в
суму разбросанные по столу вещи -- немые свидетельства жизни
человека, по всей видимости, окончательно расставшегося с
надеждой на будущее, -- но я надеюсь, что мы успеем
предотвратить другое убийство, если ты позволишь мне ехать.
-- Отправляйся на конюшню и выбери лучшую лошадь, --
сказал Радульфус. -- Поспеши, а я велю известить обо всем Хью
Берингара. Думаю, он поскачет следом за тобой, причем не один.
Глава 13
Проскакав несколько миль по дороге к Освестри, Оливье
попридержал коня, приметив у обочины шустрого парнишку, со
смышлеными глазами, пасшего коз на сочном придорожном лугу.
Мальчуган, перегонявший свое маленькое стадо, поднял глаза на
незнакомого всадника и непринужденно, без робости и
подобострастия поприветствовал его. Парнишка был наполовину
валлийцем, а от такого не дождешься раболепных поклонов.
Всадник и пастух -- оба стройные, гибкие, со смелыми, открытыми
лицами -- обменялись доброжелательными улыбками.
-- Бог в помощь, паренек, -- промолвил Оливье. --
Скажи-ка, давно ли ты пасешь своих коз здесь у дороги? Не видел
ли, случаем, двух путников пеших, примерно моего возраста? Один
из них босой.
-- Бог в помощь и вам, господин, -- отозвался мальчуган.
-- Я пригнал свое стадо на эту поляну еще до полудня и с тех
пор отсюда не отлучался, потому как обед прихватил с собой. Но
такие путники по дороге не проходили -- уж я-то всех примечал и
почитай со всяким прохожим перекинулся хоть словечком.
-- Выходит, что я зря тороплюсь, -- сказал Оливье,
отпуская поводья. Конь его тут же принялся щипать зеленую
придорожную травку. -- Шагая пешком по этой дороге, они не
могли настолько меня опередить. Послушай, приятель, ежели они,
допустим, двинулись прямиком в Уэльс, смогу я перехватить их по
пути, пустившись на запад в объезд города? Они вышли из
Шрусбери раньше меня, а мне непременно надо передать им
весточку.
Пастушок, компанию которому в течение дня составляли одни
лишь козы, был рад возможности скрасить разговором однообразие
дня. Он почесал в затылке, прикидывая, какой путь лучше
выбрать, а потом подробно растолковал Оливье, как следует
ехать.
-- Пожалуй, сейчас вам стоит повернуть обратно. Примерно
через милю или чуть больше будет Монфордский мост, а прямо за
ним тропка. Езжайте по ней, а когда увидите проселочную дорогу
-- она немощеная, но хорошо укатанная, потому как ею часто
пользуются, -- сворачивайте на нее. Дорога эта забирает на
запад, вот ее и держитесь, а как доедете до развилки,
пускайтесь по той тропе, что опять же ведет на запад. Эдак вы в
конце концов обогнете Шрусбери и окажетесь милях в четырех за
городом, у самой опушки Долгого Леса. Ежели двигаться прямиком
в Уэльс, этих мест не миновать, так что вы еще можете нагнать
тех, кого ищете. Желаю вам удачи.
-- Благодарю тебя за совет и доброе пожелание, --
промолвил Оливье.
В этот момент мальчуган протянул руку -- вовсе не за
подаянием, а чтобы любовно погладить коня по холке, -- и Оливье
сунул ему в ладошку монету.
-- Да пребудет с тобой Господь, -- сказал он на прощание и
тронул коня.
-- И с вами, добрый господин, -- крикнул мальчик вдогонку
и проводил всадника взглядом, пока тот не скрылся за поворотом
и не пропал из виду.
Козы тем временем теснее сбились вокруг паренька. Близился
