проведешь. И вот что я вам скажу -- на поясе, под одежонкой, у
него припрятан толстенный кошель. Я его нащупал, но вытащить не
мог. Пришлось бы резать одежку, а на это я не решился. Точно
вам говорю, этот малый припас деньжат на дорогу. Шевелитесь,
приятели, не зевайте -- добыча сама нам в руки идет.
Бэгот не сомневался в успехе, да и дружки его были вовсе
не прочь разжиться лишним кошельком. Они проворно поднялись на
ноги и, держа руки на рукоятках кинжалов, бесшумно заскользили
сквозь кусты к тонкой нитке дороги, над которой все еще
светилась полоска ясного вечернего неба. Шур и Бэгот незаметно
подкрадывались с ближней стороны тропы, а Симон Поер перемахнул
через нее и спрятался в густом, пышно разросшемся подлеске. Над
ними высились огромные старые, с узловатыми, в три обхвата
стволами буки. В окрестностях заросли раскорчевывались или
расчищались, превращаясь если не в пашню, то в охотничьи
угодья, но Долгий Лес оставался нетронутым. Трое разбойников,
неподвижно, словно сами обратились в деревья, замерли в зеленом
сумраке. Они ждали.
Вскоре послышались шаги Сиарана -- медленные, тяжелые и
упорные. Каменистая тропа давалась ему нелегко, по мягкой
луговой травке он за то же время прошел бы куда большее
расстояние. Сначала до разбойников донеслось натужное дыхание
Сиарана, а затем ярдах в двадцати вырисовалась его фигура. Он
ступал, тяжело опираясь на подобранную где-то в лесу суковатую
палку, и припадал на одну ногу -- видать, порезал острым камнем
стопу или подвернул лодыжку. Облик его мог бы внушить жалость
человеку сострадательному, но таких поблизости, увы, не было.
-- Сиаран шел, настороженно озираясь по сторонам и
прислушиваясь к каждому шороху. Страх, бывший его постоянным
спутником все то время, когда он путешествовал в компании
Мэтью, не оставил Сиарана и сейчас. Он сумел избавиться от
Мэтью, но ужас, казалось, следовал за ним по пятам.
Именно боязливая настороженность и спасла Сиарану жизнь.
Разбойники хотели взять свою жертву в кольцо, а потому
скрывавшийся в засаде Бэгот пропустил путника мимо себя, с тем
чтобы оказаться у него за спиной,. тогда как Поер и Шур
намеревались преградить дорогу. Однако, Когда Бэгот выскочил на
тропу и размахнулся, целя кинжалом в спину Сиарана, тот даже не
услышал а всей кожей почувствовал позади себя движение. Издав
испуганный крик, Сиаран завертелся на месте, вслепую размахивая
своим посохом. Удар кинжала пришелся по палке и вырвал из нее
полоску коры. Разбойник попытался схватить Сиарана за рукав, но
тот увернулся, отпрыгнул в сторону и, подгоняемый страхом,
пустился наутек, но не по тропе, где непременно угодил бы в
руки Поера и Шура, а напролом, сквозь заросли. Трудно было
ожидать от него такой прыти. Несмотря на то что корни, камни и
сучья безжалостно терзали босые ноги, он летел как стрела.
Однако надежды оторваться от преследователей у него не было.
Легко и бесшумно, словно тени, следовали разбойники за ним по
пятам и даже не слишком спешили, полагая, что беглец никуда не
денется и все равно скоро выбьется из сил. Хриплое, надсадное
дыхание Сиарана и непроизвольно вырывавшиеся у него стоны
оглашали сумрачную чащу.
Колючие ветви ежевики хлестали Сиарана по лицу. Он мчался
напролом, размахивая длинной палкой и то и дело спотыкаясь о
корни, кочки и сучья. Сиаран задыхался, ноги его подкашивались,
что не могло укрыться от неотступно следовавших за ним
грабителей. Портной -- сухопарый, проворный малый -- без труда
обогнал беглеца, стараясь зайти сбоку, чтобы перерезать ему
дорогу. Бежал он легко, без напряжения, ничуть не запыхался и
даже сумел громко свистнуть, давая знак своим помощникам, чтобы
те сомкнулись и гнали Сиарана вперед, как собаки отбившегося от
стада барана.
Сиаран вылетел на прогалину возле огромного векового бука
и из последних сил метнулся вперед, стараясь как можно скорее
преодолеть открытое пространство и снова исчезнуть в гуще
кустарников. Но тут его нога угодила в ложбинку, присыпанную
слоем сухих прошлогодних листьев. Сиаран оступился и полетел на
землю. Он едва успел вскочить на ноги и прижаться спиной к
толстому шершавому стволу, как на поляну выскочили разбойники.
Бешено размахивая палкой, Сиаран принялся истошно кричать.
Возможно, сам того не сознавая, он в отчаянии призывал на
помощь не кого иного, как Мэтью.
-- Помогите! Убивают! Мэтью! Мэтью, спаси меня!
И этот почти безнадежный вопль был услышан. Раздался треск
ломающихся ветвей, и на поляну стремглав выскочил Мэтью. Он
оттолкнул Бэгота с такой силой, что тот отлетел в сторону, и,
закрыв собой Сиарана, преградил разбойникам путь. В руке у него
сверкал обнаженный кинжал. Последний отблеск закатного солнца
упал на его лицо -- яростное и грозное.
-- Назад! -- взревел Мэтью, потрясая клинком. -- Руки
прочь от этого человека! Вы его не получите! Он мой!
Глава 14
Трое нападавших непроизвольно отпрянули, но уже в
следующий миг поняли, что на выручку их жертве пришел только
один человек, а стало быть, им нет никакого резона пускаться
наутек. Обступив Мэтью полукругом, они держались вне пределов
досягаемости его кинжала, но вовсе не помышляли о том, чтобы
отказаться от своих намерений. Разбойники внимательно следили
за каждым движением Мэтью, прикидывая, как им лучше действовать
в неожиданно изменившихся обстоятельствах. Теперь им
приходилось иметь дело с двумя противниками. Грабители знали
обоих молодых людей, потому что провели с ними несколько дней
под одной крышей, и прекрасно понимали, что и те скорее всего
узнали, кто на них напал. Сумерки не были достаточно надежным
прикрытием -- для того чтобы узнать знакомого человека, не
обязательно всматриваться в черты его лица. Впрочем, опасность
быть раскрытыми отнюдь не обескуражила разбойников. -- Говорил
же я вам, что этот тип наверняка отирается где-нибудь
поблизости, -- проворчал Поер, переглянувшись со своими
приятелями. -- Ну да ладно. Одним покойником больше, одним
меньше -- невелика разница.
Мэтью, в свою очередь, не спускал глаз с разбойников и
держал кинжал наготове. Толстенное дерево надежно защищало ему
и Сиарану спины, не давая возможности подкрасться к ним сзади.
Всякий раз, когда кто-то из нападавших пытался зайти со
стороны, Мэтью скользил вокруг дерева, все время оставаясь
лицом к противнику. Однако грабители имели явное преимущество.
Их было трое против двоих паломников, один из которых,
охромевший, насмерть перепуганный и безоружный, едва ли мог
оказать серьезное сопротивление. Однако Сиаран, вжавшись спиной
в ствол бука, судорожно сжимал в руках суковатую палку и, судя
по всему, готов был отчаянно драться, спасая свою незадавшуюся
жизнь.
Губы Мютью скривились в невеселой усмешке -- сейчас он мог
только порадоваться тому, что Сиаран так неистово цепляется за
жизнь.
Прижимаясь щекой к шершавой коре, Сиаран прошептал:
-- Не стоило тебе меня догонять.
-- Разве я не поклялся следовать за тобой повсюду до
самого конца? Я верен своему слову, и уж во всяком случае эту
клятву исполню во что бы то ни стало.
-- Оставив меня в покое, ты избежал бы смерти. А теперь мы
погибнем вместе -- вот и все, чего ты добился.
-- Мы пока еще живы. А если ты считаешь, что мне не надо
было следовать за тобой, то почему же сам звал меня на помощь?
Сиаран растерянно молчал, не зная, что и ответить.
-- Слишком уж мы с тобой привыкли друг к другу, --
продолжал Мэтью. -- Думаю, ты позвал меня, потому что знал -- я
никому не позволю посягать на твою жизнь.
Между тем разбойники, видимо, решили сменить тактику. Они
собрались вместе и, склонив друг к другу головы, принялись
совещаться, при этом ни на миг не упуская Сиарана и Мэтью из
виду.
-- Сейчас они набросятся на нас, -- едва ворочая языком,
словно жизнь уже покидала его, пробормотал Сиаран.
-- Нет, -- возразил Мэтью, -- они дождутся, когда совсем
стемнеет.
Грабители нападать не торопились и ни словом, ни жестом не
выдавали своих намерений, а просто ждали спокойно и терпеливо,
как умеет ждать кот возле мышиной норы. Они растянулись цепью,
на равном расстоянии один от другого, держась в тени, на самом
краю поляны, так чтобы те, кого они наметили в жертвы, видели
их смутные очертания и знали, что нападение может последовать в
любой миг. Разбойники надеялись, что страх заставит путников
потерять голову, и не без основания полагали, что время
работает на них.
-- Я больше не вынесу, -- с дрожью в голосе прошептал
Сиаран, -- лучше уж умереть сразу.
-- Это легко устроить, -- процедил сквозь зубы Мэтью. --
Сними с шеи крест, и ты мигом избавишься ото всех тревог.
Тем временем становилось все темнее и темнее. Сиаран и
Мэтью до боли в глазах всматривались в сумрак, нервы их были
напряжены до предела. Грабители не сомневались, что кто-нибудь
из двоих, скорее всего, конечно, Сиаран, ибо он и так уже
наполовину сломлен, очень скоро окончательно впадет в панику и
его можно будет взять голыми руками. Близилась развязка.
Брат Кадфаэль ехал по лесной тропе и находился примерно в
полумиле от того места, где Сиаран подвергся нападению, когда
где-то впереди раздался громкий, душераздирающий крик. Несмотря
на то что в тишине леса, при полном безветрии, когда даже
листья не шелестят, звуки разносились далеко, слов на таком
расстоянии было не разобрать. Однако монах безошибочно
определил, что кричит человек, охваченный смертельным ужасом,
и, пришпорив коня, помчался на звук. Больше всего он боялся,
что уже опоздал, и в его ушах прозвучал предсмертный вопль.
Вполне возможно, именно сейчас долгое, терпеливое, неустанное
преследование пришло к завершению, а он, Кадфаэль, так и не
успел помешать Мэтью сделать то, ради чего он прошагал половину
Англии. Ведь Мэтью наверняка догнал Сиарана, и настиг его не
где-нибудь, а в лесной глуши, где тот, уставший от тяжкого
покаяния и уверенный в том, что никто его не увидит, мог дать
себе поблажку. Недаром ведь Сиаран как-то признался, что не
настолько ненавидит себя, чтобы терпеть муки понапрасну. И
если он по малодушию позволил себе снять крест или надеть
башмаки, и это увидел Мэтью... Не приведи Господи! Из лесу
вновь донесся какой-то шум. Он был заглушен стуком копыт
Кадфаэлева коня, но все же монах почувствовал, что в чаще,
справа от тропы, что-то происходит. Он придержал коня и
прислушался. Кто-то стремительно, так что трещали ломавшиеся
ветки, продирался сквозь кусты. Затем послышалось несколько
злобных восклицаний, которые перекрыл решительный, властный
голос. В нем звучал вызов. Похоже, поблизости намечалась
схватка, причем противников, судя по голосам, было больше чем
двое. Кадфаэль спешился, и, ведя под уздцы коня, торопливо
зашагал вперед, в том направлении, откуда донесся шум.
"Хью наверняка выехал сразу же, как только получил
послание, -- размышлял монах, -- уж кто-кто, а он мешкать не
станет, ежели видит, что дело нешуточное. Должно быть, он
поскакал кратчайшим путем: через западный мост и по
юго-западной дороге, а коли так, то уже выехал на эту тропу
примерно в двух милях отсюда. Значит, сейчас Хью осталось
проехать немногим более мили, и скоро он будет здесь. Надо
оставить ему знак".
Кадфаэль привязал свою лошадь на обочине тропы в расчете
на то, что Хью сразу поймет -- монах где-то здесь, и ежели
полез в самую глухомань, то явно неспроста.
