священника, и с тех пор меня кличут Оливье Британцем или, на
нормандский лад, Оливье де Бретань.
Хью и Оливье засиделись допоздна, с удовольствием
вспоминая события, приключившиеся полтора года тому назад.
Однако, памятуя о том, что оба они должностные лица, молодые
люди прежде всего кратко обговорили поручение, которое привело
Оливье в Шропшир.
-- Я послан для того, чтобы попытаться убедить шерифов,
назначенных королем Стефаном, подумать: не стоит ли в нынешних
обстоятельствах принять мир, предложенный императрицей
Матильдой, и принести ей клятву верности. Это предложение
исходит от лорда епископа и совета прелатов королевства. Они
считают, что страна понесла большой урон из-за взаимной
враждебности соперничающих партий. Я, правда, не думаю, что во
всех бедах виноваты лишь противники той партии, к которой
принадлежу сам. Я понимаю, что претензии обеих сторон не лишены
оснований, равно как и то, что повинны и те, и другие, ибо не
сумели прийти к разумному соглашению, которое позволило бы
покончить с нынешними невзгодами. Фортуна при Линкольне могла
улыбнуться и другой стороне, но что случилось, то случилось, и
теперь король в плену, а императрица на свободе, и сила на ее
стороне. Не пора ли положить конец распре? Во имя мира, порядка
и установления твердой власти, способной избавить от царящих
повсюду несправедливости и жестокости, о которых вы знаете не
хуже меня. Всякому понятно, что сильная власть, какова бы она
ни была, лучше, чем безвластие. Неужто во имя спокойствия и
порядка вы не согласитесь признать власть императрицы и
передать графство под ее руку, чтобы в дальнейшем управлять им
от ее имени? Государыня сейчас уже в Вестминстере, и
приготовления к ее коронации идут полным ходом. Но для блага
Англии желательно, чтобы в ее поддержку выступили шерифы всех
графств.
-- Короче говря, -- мягко прервал его Хью, -- вы
предлагаете мне преступить клятву верности, данную мною королю
Стефану?
-- Да, это так, -- откровенно признался Оливье. -- Я
понимаю: как бы ни были весомы пичины такого поступка, в
глубине души вы все равно будете считать его предательством. Но
я не призываю вас стать пламенным приверженцем императрицы, а
прошу лишь признать за ней верховную власть. Считайте, что вы
делаете это во имя верности этой земле и народу вверенного вам
графства.
-- Но разве оставать приверженным тому, кто вручил мне
власть, не значит быть верным своей земле и своему народу? -- с
улыбкой возразил Хью. -- По мере сил я поступаю именно так, и
так будет, покуда я жив. Я -- вассал короля Стефана и не изменю
ему никогда.
-- Ну что ж, -- вздохнул Оливье, отвечая собеседнику такой
же улыбкой. -- По правде говоря, иного ответа от вас я и не
ожидал. Я знаю, что такое верность, и сам никогда не нарушу
своей клятвы. Мой лорд служит императрице, а я -- вассал своего
лорда, и, если бы судьбе было угодно поменять нас местами, я
дал бы точно такой же ответ. Но и в том, что я говорил, есть
доля истины. Сколько еще должен терпеть простой люд? Пахарю и
ремесленнику, задушенным поборами так, что им едва хватает на
пропитание, все едино, кто будет восседать на троне -- Стефан
или Матильда. Они с радостью примут любого из претендентов,
только бы избавиться от другого. Ну а я всего лишь стараюсь
выполнить возложенное на меня поручение.
-- И, по моему разумению, весьма достойно, -- промолвил
Хью. -- А куда вы держите путь потом? Правда, я надеюсь, что вы
задержитесь у нас на денек-другой. Мне хотелось бы узнать вас
поближе, у нас найдется о чем поговорить.
-- Отсюда я поеду на северо-восток, в Стаффорд, Дерби и
Ноттингем, а назад двинусь восточными землями. Думаю, что
кое-кого мне удастся уговорить покориться императрице, хотя
некоторые, подобно вам, останутся на стороне короля Стефана. Ну
и, конечно, найдутся такие, кто запросит за свою поддержку
немалую цену, ибо за время усобиц многие взяли в обычай, словно
флюгер, мнять приверженность, почуяв, откуда дует ветер. Ну да
с этим мы как-нибудь сладим.
Оливье отставил в сторону кубок и, подавшись вперед,
доверительно сказал:
-- Откровенно говоря, у меня было, точнее есть, еще одно
дело, и я не прочь задержаться здесь на несколько дней, чтобы
найти то, что ищу, или хотя бы удостовериться, что искать наде
не здесь. Вы упомянули, что на праздник к вам прибыло множество
паломников. Эти слова вселяют в меня надежду: ведь тот, кто
желает остаться незамеченным, скорее всего постарается
затеряться в толпе незнакомых друг другу людей. Я ищу молодого
человека по имени Люк Меверель. Вы, случаем, не знаете, нет ли
здесь такого?
-- Человек с таким именем к нам не приезжал, -- отвечал
Хью, заинтересовавшись услышанным, -- но если он скрывается, то
наверняка назвался другим именем. А какая у вас в нем нужда?
-- Да у меня самого -- никакой. Дело в том, что его
возвращения желает одна дама. Сюда, на север, наверное, не
успели дойти известия обо всем, что происходило в Винчестере,
когда там заседал легатский совет. А там произошло убийство,
которое близко затронуло и меня. Вы слышали об этом? Королева,
супруга короля Стефана, направила к лорду легату писца с
вызывающим посланием. Писец исполнил свой долг, но когда
вечером возвращался назад, подвергся нападению -- видимо, его
хотели покарать за дерзость. Ему удалось спастись лишь ценою
жизни другого человека.
-- Эти вести дошли да наших краев, -- сочувственным тоном
промолвил Хью. -- Аббат Радульфус был на легатском совете и
поведал мне обо всем случившемся. Помнится, рыцаря, что пришел
на помощь писцу, звали Рейнольд Боссар. И вроде бы он был
вассалом Лорана д'Анже.
-- Так же, как и я.
-- Я мог бы догадаться об этом по тому, какую неоценимую
услугу оказали вы в Бромфилде его племянникам. Когда аббат
назвал д'Анже, я тут же вспомнил о вас, хоть и не знал тогда
вашего имени. Выходит, этот рыцарь, Боссар, был хорошо вам
знаком?
-- Целый год мы бок о бок сражались в Палестине, а потом
вместе приплыли в Англию. Он был прекрасным человеком, добрым
моим другом и погиб с честью, вступившись за противника. Меня
не было с ним в тот вечер, а жаль: может быть, тогда он остался
бы в живых. Но его сопровождал то ли один, то лидвое, да и те
без оружия, а на писца насело пятеро или шестеро. К тому же
темнота, сумятица... Убийца скрылся, не оставив следов. А жена
Рейнольда Джулиана... Я познакомился с ней, когда вместе со
своим лордом приехал в Винчестер, -- главный манор Рейнольда
находился неподалеку -- и, узнав эту даму, проникся к ней
глубочайшим почтением. Она была достойной супругой лорда, а
большего о женщине и сказать нельзя.
-- А кто наследует этому благородному рыцарю? -- спросил
Хью. Взрослый человек или еще дитя?
-- То-то и оно, что детей у них не было. Рейнольду было
лет пятьдесят, а Джулиана ненамного его моложе. И она очень
красива, -- подуав, добавил Оливье, воздавая ей должное. --
Теперь, когда она овдовела, ей будет нелегко отваживать
претендентов на ее руку, но она не собирается вторично выходить
замуж. И кроме земель Рейнольда, у нее есть собственные маноры.
Понятно, что супруги задумывались о том, кому передать свои
владения, и именно потому примерно год назад взяли в свой дом
этого юношу -- Люка Мевереля. Ему сейчас, наверное, лет
двадцать пять, он дальний родственник леди Джулианы, и своей
земли у него нет. го-то Боссары и намеревались сделать
наследником.
Оливье умолк, подперев ладонями подбородок, и уставился в
стену. Дожидаясь, когда собеседник заговорит снова, Хью тем
временем рассматривал его лицо. А оно заслуживало внимания:
тонко очерченное, с оливковой кожей, обрамленное густыми
гладкими иссиня-черными волосами, таинственно поблескивавшими в
колеблющемся свете свечей, и с золотистыми, точно у сокола,
глазами. Дауд, уроженец Антиохии, сын крестоносца, приплывшего
из Британии и служившего в войске Роберта Нормандского, Бог
весть какими судьбами оказавшийся на другом краю земли в свите
ангевинского барона и ставший не просто своим среди
нормандского рыцарства, но эдва ли не большим нормандцем, чем
его новые соотечественники...
"Да, -- подумал Хью, -- пожалуй, мир не так уж велик, и
человеку отважному и предприимчивому ничего не стоит объехать
его от края до края".
-- Я три раза посещал дом Босаров, -- продолжил наконец
Оливье, -- но никогда особо не присматривался к этому Люку. Я
знаю о ном лишь то, что слышал от других, а вот другие как раз
говорят всякое, и чему верить, чему нет -- решить не так-то
просто. Все живущие в маноре в один голос твердят, что он до
глубины души предан леди Джулиане, правда, некоторые, и таких
немало, заявляют, что любит он ее отнюдь не сыновней любовью. И
хотя другие утверждают, что он не в меньшей степени был предан
мессиру Рейнольду, однако голоса их звучат уже без прежней
настойчивости. Люк был с ним в тот злосчастный вечер, когда
закололи Рецнольда. А два дня спустя он исчез, и с тех пор его
никто не видел.
-- Теперь, кажется, я начинаю понимать, -- со вздохом
промолвил Хью. -- Неужто молодого человека уже начали обвинять
в том, что он убил своего благодетеля, желая заполучить его
супругу?
-- Такой слух пошел сразу после исчезновения Люка. Кто
первый его пустил -- нынче не узнать, но если поначалу об этом
шептались, то теперь говорят во весь голос.
-- Но зачем же ему бежать, когда он добился своего? В этом
нет никакого сысла. Останься он дома -- и никаких толков бы не
было.
-- А мне думается, что без сплетен и пересудов все равно
бы не обошлось. Многие завидовали его удаче и были не прочь
подставить ножку. И сейчас они находят по меньшей мере пару
убедителных объяснений его побега: возможно, молодой человек
осознал свою вину и устыдился содеянного или же заподозрил, что
кто-то прознал об этом злодеянии и постарается изобличить его
любой ценой. Можно предположить, что и в том и в другом случае
Люк потерял самообладание и пустился бежать куда глаза глядят.
Бывает, -- грустно заметил Оливье, -- то, ради чего человек
пошел на убийство, после совершения преступления его уже не
прельщает.
-- Но вы так и не сказали, -- промолвил Хью, -- что думает
по этому поводу сама леди. Уж ее-то мнение всяко следует
принять во внимание.
-- Она напрочь отвергает все гнусные подозрения и, как
прежде, относится к своему молодому кузену с любовью, но с
любовью чисто родственной. Она никогда бы не позволила ему даже
в мыслях держать что-то иное. И она уверяет, что Люк был готов
умереть за своего лорда и, когда тот погиб, обезумел от
отчаяния. Горькие воспоминания не давали ему покоя -- вот он и
пустился в бега. Ведь Люк сопровождал Рейнольда в тот
злосчастный вечер, и лорд погиб на его глазах. Леди Джулиана
уверена в его невиновности и хочет, чтобы Люка нашли и вернули
домой. Она относится к нему как к сыну и сейчас нуждается в нем
больше чем когда-либо.
-- Выходит, ради нее вы ищете этого беглеца. Но почему в
здешних краях, на севере? Ведь он мог поехать и на юг, и на
запал, а то и за море, через Кентские порты. Почему вы решили,
что он находится здесь?
-- Дело в том, что мы получили о нем весточку -- всего
одну, с тех пор, как он покинул манор Боссара. Видели, как он
направляется на север по дороге в Нобери. Я приехал сьда тем же
путем, через Адингтон и Оксфорд, и повсюду справлялся о молодом
