в такой компании можно скорее остаться без гроша, чем разжиться
золоишком.
-- Нет никакого преступления в том, чтобы разок-другой
бросить кости, -- хмуро пробормотал молодой человек,
переминаясь с ноги на ногу. -- Ведь мне запросто могла
улыбнуться удача...
-- Только не с теми костями, что принесли с собой эти
прохвосты. Но в одном ты прав: загубить понапрасну вечер и
вернуться домой с пустым кошельком -- дурость, а не
преступление. Поэтому, любезный мастер Даниэль, я не собираюсь
ни в чем тебя обвинять. Возвращайся к реке и присоединяйся к
своим облапошенным приятелям. Веди себя хорошо, и обещаю, что к
полуночи ты уже бодешь дома.
Мастер Даниэль Аурифабер поблагодарл шерифа и уныло побрел
к мосту, где под охраной сержанта дожидались его остальные
незадачливые игроки. Цокот копыт коней, рысью пересекавших
мост, указывал на то, что кто-то из тражников сбегал за
лошадьми, -- верно, для того, чобы пуститься в погоню за
мошенниками, удравшими по дороге на запад. Впрочем, надежда на
поимку была невелика, ибо меньше чем в миле начинался лес и
укрывшиеся в чащобе беглецы могли чувствовать себя в
безопасности. Для того чтобы их выследить, потребовались бы
собаки. Как бы то ни было, гоняться за ними в темноте
бесполезно, а потому поиски придется отложить до утра.
-- Поверьте, я рассчитывал оказать вам совсем не такой
прием, -- промолвил Хью, всматриваясь в неясные очертания
всадника. -- Ведь вы, надо полагать, и есть посланник
императрицы и епископа Винчестерского. Гонец известил меня о
вашем прибытии час назад, и я не ожидал, что вы окажетесь здесь
так скоро. Мое имя Хью Берингар, и милостью короля Стефана я
являюсь шерифом этого графства. Ваши люди будут устроены в
замке -- я пошлю с ними провожатого. Ну а вас, сэр, я прошу
оказать мне честь и пожаловать в мой дом.
-- Вы очень любезны, -- отозвался посланник, -- и я с
радостью принимаю ваше предложение. Но, как мне кажется, вам
стоит сперва уладить дело с вашими горожанами да и отпустить их
по домам. Я же вполне могу подождать.
-- Да, -- с сожалением признался позднее Хью Кадфаэлю, --
что ни говори, а это далеко не самое удачное дело в моей жизни.
Я недооценил эту братию -- они оказались куда напористее, чем я
думал, да и оружием запаслись нехудо.
Той ночью в странноприимном доме брат Дэнис недосчитался
четверых постояльцев: купца из Гилдфорда Симона Поера, портного
Уолтера Бэгота, перчаточника Джона Шуа и коновала Уильяма
Хейлза. Последний коротал ночь в каменном подземелье
Шрусберийского замка, на пару с разносчиком, который вынюхивал
по городу нужные для мошенников сведения. Остальные проходимцы,
отделавшись несколькими ссадинами и царапинами, благополучно
скрылись в Долгом Лсу. Там, на опушке, они, надо полагать, и
переночуют -- благо ночь выдалась теплая, -- пересчитают свои
синяки да шишки, а заодно подсчитают и барыши, причем весьма
немалые.
Правда, дорога в аббатство теперь им была заказана, но они
в лбом случае вряд ли задержались бы в Шрусбери дольше чем на
один вечер. Заезжие пройдохи редко остаются на одном месте
дольше трех дней: к этому времни кто-нибудь из проигравшихся
наверняка заподозрит, что дело нечисто. Едва ли они осмелятся и
снова вернуться на юг. Однако известно, что обманщики
изобретательны, хитры и умеют приспособиться к любым
обстоятельствам, тем паче, что способов пожить за чужой счет
существует немало.
Молодых горожан, вообразивших по глупости, что они
проведут веселый вечерок и вернутся к своим женам, позвякивая
полными кошельками, отвели в караульное помещение, как следует
пропесочили и отпустили по домам, куда они и побрели в глубоком
унынии и с изрядно упустевшей мошной.
На том бы и конец ночным хлопотам Хью, но вет висевшего
над воротами фонаря случайно упал на правую руку уже
собиравшегося уходить Даниэля Аурифабера. На ней блеснул
серебряный с овальной печаткой перстень. Хью приметил его и
ухватил золотых дел мастера за рукав.
-- Постой, приятель. Дай-ка я посмотрю на этот перстень
поближе...
Даниэль передал перстень шерифу без особой охоты, но вид у
него при этом был скорее озадаченный, чем напуганный. На пальце
перстень сидел довольно плотно, и снимать его пришлось не без
усилия, но следа на его месте не осталось -- видно, владелец
носил это украшение недавно.
-- Где ты его взял? -- спросил Хью, стараясь в тусклом
свете фонаря разглядеть выгравированные на печатке герб и
девиз.
-- Где взял? Ясное дело -- купил, а как иначе? -- обидчиво
буркнул Даниэль.
-- В этом я не сомневаюсь, -- сказал Хью, -- но у кого?
Наверняка у одного из игроков. А ну выкладывай -- у которого?
-- У того гилдфордского купца, что назвался Симоном
Поером. Он сам предложил мне этот перстень, вот я и взял, а
почему бы и нет? Сработан-то он отменно. Я выложил за него
немалые деньги.
-- Это уж точно, приятель, -- усмехнулся Хью, -- потому
как выложил ты двойную цену: и денежки твои плакали, и с
перстнем придется расстаться. Неужто тебе не приходило в
голову, что он может оказаться краденым?
Золотых дел мастер растерянно заморгал -- скорее всего эта
мысль его посещала, хотя он тут же с пылом принялся все
отрицать.
-- Нет! Нет! С чего бы это я стал думать о таких вещах?
Этот купец выглядел таким солидным, почтенным человеком, а уж
какой он речистый...
-- Не далее как сегодня утром, -- перебил ремесленника
Хью, -- точно такой же перстень украли у одного паломника, да
не где-нибудь, а прямо в церкви во время мессы. Аббат
Радульфус, после того как братья тщетно обшарили все аббатство,
известил о пропаже провоста -- на тот случай, если перстень
предложат на продажу на городском рынке. Этот перстень был
вручен одному паломнику, чтобы обеспечить ему в дороге
неприкосновенность и покровительство властей. Видишь: на нем
изображены герб и девиз епископа Винчестерского?
-- Но я-то купил его, не подозревая ничего дурного, --
запротестовал обескураженный Даниэль. -- Я честно заплатил
продавцу, сколько он просил, и получил перстень -- стало быть,
он мой.
-- Ты получил его от вора, и, стало быть, он вернется к
законному владельцу. А тебя эта история, надеюсь, научит не
водить компанию с кем попало, быть осмотрительнее в знакомствах
и не льститься на дешевизну. Ты ведь заплатил за перстень
малость поменьше его настоящей цены -- верно я говорю? Впредь
будешь знать, что, имея дело со всякими чужаками, любителями
поиграть в кости, рискуешь нарваться на неприятности. Так что
этот перстень я передам аббату, а уж он вернет его владельцу.
Хью заметил, что молодой мастеровой насупился и раскрыл
рот, собираясь, видимо, возразить, и не без сочувствия покачал
головой.
-- Тут уж ничем не поможешь, а потому лучше не спорь
впустую, Даниэль, а попридержи язык и ступай домой -- тебе еще
предстоит с женой объясняться.
Посланец императрицы, мягко покачиваясь в седле, ехал
вверх по Вайлю, подлаживая аллюр своего коня под поступь не
столь крупной лошади Хью. Он сидел на превосходном, рослом
скакуне, да и сам ыбл ему под стать -- ладно скроен и высок.
"Пожалуй, он будет выше меня на целую голову, -- прикинул
Хью, -- а вот возраста мы примерно одного -- разница в
год-другой, не больше".
-- Доводилось ли вам посещать Шрусбери прежде?
-- Нет, никогда. Правдв, как-то раз я, кажется, побывал в
вашем графстве, но точно не скажу, поскольку не очень хорошо
знаю, где проходит граница. Я был неподалеку от Ладлоу,
проезжал мимо, и запомнил большое красивое аббатство. Тамошние
братья вроде бы принадлежат к Бенедиктинскому ордену?
-- Так оно и есть, -- подтвердил Хью. Он ожидал от гостя
дальнейших расспросов, но их не последовало, и Берингар
поинтересовался сам: -- А что, у вас есть родня в
Бенедиктинском ордене?
Даже в темноте Берингар разглядел или скорее почувствовал
серьезную, задумчивую улыбку на лице своего спутника.
-- Можно сказать и так, -- отвечал тот. -- Во всяком
случае, хотелось бы надеяться, что он позволил бы мне считать
его родственником, хотя нас и не связывают кровные узы. Он
относился ко мне как к родному сыну, и в пямять об этом я, в
свою очередь, с почтением отношусь ко всякому, кто носит
бенедиктинское облачение. А вы как будто обмолвились, что здесь
собрались паломники? У вас тут какой-то местный праздник?
-- Да, день перенесения мощей Святой Уинифред. Как раз
завтра исполняется четыре года с того дня, как ее останки
перевезли к нам из Уэльса. -- Хью отвечал, совсем позабыв о
том, что сообщил ему Кадфаэль, но, упомянув праздник, тут же
вспомнил и связанную с ним непростую историю. -- Меня-то в то
время в Шрусбери не было, -- продолжил он. -- Я приехал сюда
год спустя, чтобы предложить свою службу королю Стефану. Мои
родовые земли лежат на севере этого графства.
Они поднялись на вершину холма и свернули к церкви Святой
Марии. Больште ворота дома Берингаров были распахнуты в
ожидании хозяина и гостя. Двор освещали факелы. Элин
предупредили о предстоящем визите, и она не пожалела стараний,
чтобы встретить посланника подобающим образом: ему была
отведена спальня и приготовлено угощение и вино. В этом доме
всегда свято соблюдали традиции гостеприимства.
Элин встретила их на пороге и, широко распахнув дверь,
пригласила в дом. Бок о бок Хью и его гость вступили в ярко
освещенную прихожую и непроизвольно повернулись друг к другу. И
тому, и другому нтерпелось увидеть собеседника, лицо которого
до сих пор скрывала темнота. Вглядывались они долго, и чем
пристальнее, тем больше у обоих округлялись глаза. Каждому лицо
другого казалось знакомым, но ни один не мог вспомнить, когда и
при каких обстоятельствах они встречались. Элин с недоумевающей
улыбкой переводила взгляд с мужа на гостя, пока Хью не прервал
затянувшееся молчание.
-- А я вас знаю! -- воскликнул Берингар, -- мне знакомо
ваше лицо.
-- И мне сдается, что мы встречались прежде, -- согласился
гость. -- Странно, я и в графстве вашем был всего один раз, и
все же...
-- Мне нужно было увидеть вас при свете, чтобы узнать, --
промолвил Хью, -- ведь я только однажды слышал ваш голос, да и
то всего несколько слов. Вы, может, и запамятовали, но мне
запомнилась та короткая фраза: "Этим человеком займусь я!" --
так вы сказали. Тогда вы назывались Робертом, сыном лесника, --
истинного вашего имени я не знал. Стало быть, это вы вызволили
Ива Хьюгонина из рук того разбойника, угнездившегося в
верховьях Титтерстон Кли, а потом, очевидно, доставили домой и
мальчика, и его сестру.
-- Верно! Выходит, это вы устроили тогда осаду этого
осиного гнезда. Она послужила прикрытием, в котором я так
нуждался! -- откликнулся просиявший гость. -- Прошу прощения за
то, что вынужден был кое-что скрывать, но у меня не было иного
выхода, ведь я не имел дозволения находиться на вашей
территории. Как хорошо, что теперь нет надобности таиться или
пускаться в бегство.
-- И незачем отныне именоваться Робертом, сыном лесника,
-- развеселился Хью. -- Я уже назвал свое имя и предложил вам
разделить со мной кров. Могу ли я теперь узнать ваше?
-- В Антиохии, где я родился, -- промолвил гость, -- меня
называли Даудом. Но мой отец был британцем, служил под
знаменами Роберта Нормандского, и я был крещен в веру Христову
среди его боевых товарищей. Я получил имя крестившего меня
