прохладный вечерний воздух. Бог весть почему, но один, без
спутника, Мэтью казался моложе, и выше ростом. В мягком
вечернем свете лицо его выглядело умиротворенным и безмятежным.
Когда Мэтью шагнул вперед и начал спускаться во двор, Кадфаэль
невольно поискал глазами фигуру его неразлучного спутника.
Обычно Мэтью держался на полшага позади Сиарана, но на сей раз
босоногого паломника поблизости не было. Что ж, может, Сиарану
и впрямь не до прогулок, но до сих пор Мэтью не расставался с
ним ни днем, ни ночью, ни в пути, ни на отдыхе, даже ради
встреч с Мелангель, хотя всякий раз, завидя девушку, провожал
ее задумчивым взглядом.
"Любой человек, -- размышлял Кадфаэль, неторопливо шагая к
себе, в сарайчик, -- сплошная загадка, а я, грешный, любопытен
не в меру, в чем, пожалуй, не мешало бы и покаяться. Правда,
покуда человеку интересны ближние его, он еще не утратил вкуса
к жизни. Почему кто-то поступает так, а не иначе? Почему,
например, зная о своем смертельном недуге и желая до своей
кончины достичь обетованного места, один человек пускается в
долгое и многотрудное путешествие босиком и с тяжеленным
крестом на шее? Неужто считает, что такое самоистязание более
угодно Богу, чем, скажем, помощь, оказанная в дороге
какому-нибудь бедняге вроде этого мальчика Руна, обреченного на
страдания от рождения, а отнюдь не по собственной прихоти?
Почему другой человек, словно тень, следует за ним через всю
страну? И почему несчастный допускает это, вместо того чтобы
распрощаться с другом и обрести душевный покой в уединении в
ожидании близкого конца?"
Кадфаэль свернул за угол зеленой живой изгороди розария, и
тут его раздумья о природе неуемного интереса к ближнему были
прерваны тем, что он неожиданно узрел этого самого ближнего, а
точнее сказать, блюжнюю. Она сидела на траве, устремив взгляд
через засаженный горохом пологий склон куда-то вдаль, за
серебристую ленту ручья Меол. Девушка сидела неподвижно,
подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Вне всякого
сомнения, тетушка Элис в этот час судачила о том о сем со столь
же почтенными матронами, Рун же наверняка уже улегся в постель.
Ну а Мелангель, надо думать, украдкой пробралась в сад, чтобы в
одиночестве и покое помечтать о счастье, лелея несбыточные
надежды. маленькая темная фигурка, словно окруженная золотистым
сиянием, четко вырисовывалась на фоне заходящего солнца. Судя
по закатному небу, завтрашний день, день праздника Святой
Уинифред, обещал, как и сегодняшний, быть безоблачным и
прекрасным. Кадфаэля и Мелангель разделял розовый сад, и
девушка не слышала, как он прошел мимо по травянистой ропинке.
Монах направлялся в сарайчик, чтобы прибраться на ночь,
расставить и разложить все по местам, проверить затычки у своих
бутылей и фляг и убедиться, что жаровня, которая зажигалась
днем, остыла, и уголья в ней не тлеют.
Брат Освин, паренек, которого определили ему в помощники,
старался изо всех сил, но запросто мог что-то упустить из виду,
хотя уже не ронял и не разбивал все подряд, как случалось в
первые дни его работы. Зайдя в сарайчик и окинув придирчивым
взглядом свое хозяйство, Кадфаэль убедился, что все в порядке.
Теперь можно было и не торопиться, а использовать оставшееся до
повечерия время, чтобы спокойно посидеть здесь, в пахнувшем
деревом полумраке, и поразмыслить. Каждому предстояло провести
это время по-своему, и не всем с пользой. Троица ремесленников:
Уолтер Бэгт, портной, Джон Шур, перчаточник, да Уильям Хейлз,
коновал, -- займутся своим истинным ремеслом, игрой в кости, и
угодят прямиком в руки Хью. А вот с Симоном Поером, куда более
загадочной личностью, дело обстоит сложнее. Угодит ли он вместе
с ними в расставленную ловушку или ухитрится ускользнуть, как
бывао не раз? Так или иначе, а ближе к ночи он наверняка
примется за темные делишки.
Кадфаэль приметил, как двое из трех игроков вышли из ворот
и как несколькими минутами позже в том же направлении двинулся
третий, и не сомневался, что самозваный купец из Голдфорда
вскоре последует за ними. А вот для молодого человека, в кои-то
веки вышедшего прогуляться в одиночку, самое время обойти
монастырские угодья и случайно наткнуться на одиноко сидевшую
девушку.
Кадфаэль поднял ноги на деревянную лавку и закрыл глаза,
рассчитывая малость передохнуть.
Девушка не заметила, когда именно Мэтью появился у нее за
спиной. Лишь заслышав шуршанье высокой, высушенной солнцем
травы у него под ногами, она вздрогнула, обернулась, неловко
привстав на колени, и испуганно замерла, уставясь на него
широко раскрытыми глазами, в которых запечатлелся отблеск
заката. Выражение ее лица было по-детски трогательным и
беззащитным -- точно так же, как тогда на дороге, когда Мэтью
выхватил ее из-под самых копыт мчавшихся во весь опор лошадей и
с нею на руках отскочил в сторону, перемахнув через придорожную
канаву. В тот раз она тоже широко раскрыла глаза, и наполнявший
их испуг постепенно сменился приятным удивлением, ибо молодой
человек был учтив, добр и, несомненно, ею восхищен.
Они смотрели друг другу в глаза, но это продолжалось
недолго. Девушка затрясла головой, словно отгоняя наваждение; в
растерянности вглядывалась она в сумрак за спиной Мэтью и
поверить не могла, что он пришел один.
-- А Сиаран?.. -- неуверенно произнесла девушка. -- Ты
ищешь здесь что-то для него?
-- Нет, -- буркнул Мэтью, не глядя на нее. -- Сиаран спит.
-- Но ты никогда не отходил от него ни на шаг! --
простодушно удивилась Мелангель. В голосе девушки послышалась
тревога: хотя Сиаран не особо ей нравился, она относилась к
нему с пониманием и сочувствием.
-- Как видишь, отошел, -- глухо произнес Мэтью. -- У меня
есть и свои дела... Имею я право... подышать воздухом. А с ним
все в порядке, он мирно спит в своей постели и никуда оттуда не
денется.
-- Я так и думала, -- с плохо скрываемой горечью
промолвила Мелангель, -- что ты пришел не ради того, чтобы
повидаться со мной.
Она собралась встать, и, хотя движение ее было легким и
быстрым, Мэтью, словно бы сам того не желая, протянул руку,
чтобы поддержать ее за талию и помочь подняться. Но рука его
повисла в воздухе -- девушка отстранилась и встала сама.
-- Слава Богу, -- сказала она с расстановкой, -- что,
завидя меня, ты не обратился в бегство. И на том спасибо.
-- Но я не свободен, -- возразил задетый за живое молодой
человек, -- ты знаешь это не хуже меня.
-- Но коли так -- ты не был свободен и тогда, когда мы
вместе шли по дороге, -- горячо возразила Мелангель. -- Однако
это не помешало тебе нести мою ношу, поддерживать меня под
локоток да еще и поотстать от Сиарана, чтобы тот не видел, как
ты со мной любезничаешь. Мне казалось, что я тебе приглянулась,
что тебе в радость идти рядом со мной. Почему ты сразу не
сказал мне, что не волен в своих поступках. А еще лучше было бы
тебе повести своего приятеля каким-нибудь другим путем и
оставить нас в покое. Тогда бы я смирилась и, может быть, со
временем и позабыла бы тебя. А теперь мне это не под силу! Не
забыть мне тебя! Ни за что не забыть!
Мэтью стиснул зубы, на щеках выступили желваки, его лицо
исказила гримаса то ли гнева, то ли отчаяния -- этого Мелангель
сказать не могла. Девушка смотрела на него в упор, взгляд ее
был исполнен страсти, а в таком состоянии трудно размышлять и
строить догадки. Мэтью отвел глаза.
-- Я заслужил твой укор, -- хриплым шепотом произес
молодой человек, -- я виноват перед тобой. Я не имел права
забывать о том, что счастье в этой жизни не для меня. Мне надо
было расстаться с тобой, как только я тебя увидел. О Господи, и
ты думаешь, я мог бы Сиарана увести? Нет, вряд ли удалось бы
мне оторвать его от вас... И все же я должен был проявить
твердость и проститься с тобой...
Быстрым движением Мэтью взял девушку за подбородок и
приблизил ее лицо к своему так резко и бесцеремонно, что едва
не причинил ей боль.
-- Знаешь ли ты, какой жертвы от меня ты требуешь? --
воскликнул он. -- Нет! Ведь ты никогда не видела своего лица,
верно? И судить о том, как ты выглядишь, могла лишь по глазам
окружающих. У тебя же нет зеркала, да и откуда ему взяться? А
значит, ты могла лишь случайно увидеть свое отражение на
поверхности речушки или пруда -- и потому понятия не имеешь о
том, что, завидя тебя, человек может потерять голову. А ты еще
удивляешься тому, что, изнывая от жажды, я не бежал прочь от
родника с живительной влагой. Но поверь: я предпочел бы
умереть, нежели потревожить покой твоего сердца. Боже
милосердный, спаси и помилуй меня грешного!
Мелангель была пятью годами моложе Мэтью и, хотя девушки
взрослеют быстре, в сравнении с ним оставалась почти ребенком.
Как зачарованная, слушала она эту пылкую речь, слегка пугаясь
ее страстного тона. Рука, державшая ее подбородок, крепкая
мужская рука с длинными сильными пальцами, дрожала, да и все
его тело трясло, как в лихорадке. Она мягко положила свою
маленькую ладошку на его руку. Собственные переживания
показались ей ничтожными в сравнении с его неизбывной и
неизъяснимой тоской.
-- Я никогда бы не осмелилась говорить за Господа Бога, --
с твордостью промолвила девушка, -- но что могла простить тебе
я сама, я уже простила. Ты не виноват в том, что я тебя
полюбила. Ты просто был юобр ко мне как никто другой, с тех пор
как я покинула Уэльс. И ты говорил мне, что связан обетом, да,
любовь моя, говорил, -- только тогда я не обратила на это
внимания. Что за обет ты принес, я так и не узнала, но это и не
важно. Главное, душа моя, чтобы сердце твое не томила печаль...
Они стояли, глядя друг на друга, а тем временем золото
закатных лучей сменилось багрянцем, а затем и тот истаял,
словно жар тлеющих угольев под слоем золы. Мягкий, розовый
сумрак осенил юношу и девушку своим крылом, последний луч
заходящего солнца упал на их лица, и глаза обоих подернула
жемчужная, радужная пелена, ибо в них -- и у него, и у нее --
застыли слезы. Он склонился к ней, она потянулась к нему, и
губы их слились в поцелуе.
Стоял тихий прозрачный вечер, и звон маленького церковного
колокола, призывавшего братию на вечерний молебен, слышался
особенно отчетливо. Пребывавший в благостной полудреме брат
Кадфаэль тут же встрепенулся. Еще в юности, в годы ратных
трудов и дальних странствий, он приучил себя мгновенно засыпать
и мгновенно пробуждаться свежим и бодрым, независимо от времени
суток. Этой привычке он не изменил и в пору зрелости, в стенах
мирной обители.
Он вышел из сарайчика в светящийся сумрак вечера и закрыл
за собой дверь. Требовалось всего несколько минут на то, чтобы
дойти до церкви через розарий. Монах шел с легким сердцем,
которое полнилось красотой нынешнего вечера, такого дивного,
словно сама природа предвкушала грядущий праздник, и, сам не
зная почему, он на ходу обернулся и бросил взгляд на запад --
разве что хотел полюбоваться полоской нежно светящегося неба,
теплого и чистого как девичий румянец. И там, на фоне
затухающего закатного костра, на гребне холма над пологим
берегом Меола, он увидел четко очерченные тени, слившиеся в
долгом поцелуе, который так и не кончился, пока монах не вышел
из сада и не потерял их из виду. Сомневаться не приходилось --
это были Мэтью и Мелангель. Кадфаэля призывали иные заботы, но
образ юной пары так глубоко запечатлелся в его сознании, что не
покинул его и во время молитвы.
Глава 7
