кого это они тут ловят?
Неужто и здесь еще есть мужчины?! Он пытался сдержаться. Но не
получилось. Сатанинский вой добил его.
- Будьте вы все прокляты! - процедил он сквозь зубы.
И бегом взбежал на десятый этаж. Дверь на этот раз была заперта.
Крузя не стал церемониться - вышиб ее со второго удара, был еще порох
в его пороховницах.
- Куда-а-а?! - завизжала оглушительным визгом вскочившая с постели
Афродита. Сейчас она как никогда оправдывала свое прозвище - с губ на
подбородок текла желтая, крупная пена. При первых же воплях пена
полетела по сторонам. - Куда-а, га-ад?!
Слева мелькнула тень. Но Крузя успел вышибить дешевенький старый
парализатор из руки тщедушного лысого негра лет двадцати пяти - не все
навыки Крузя порастратил на космическом заправщике. Доходяга рухнул
мешком. А оба мужлана забились в угол, бросив свою пассию и
загораживаясь драными пластиковыми стульями.
- Уматывай, тварь! Мент поганый! Падла! Сучара-аа!!! - визжала
разъяренная, припадочная Афродита и исходила уже хлопьями пены.
Но остановить Крузю теперь было нельзя. Он ненавидел их. Перед
взором его стояло истерзанное тело Хука Образины. Он шел прямо на
мужланов, шел медленно, тяжело.
- Не на-адо-о! - завизжал тот, первый.
Больше он не успел выкрикнуть ничего. Арман-Жофруа дер Крузербильд
Дзухмантовский, десантник с двадцатилетним стажем, вышиб орущему
передние зубы, бросил его под ноги и ударом каблука переломил хребет.
Второму мужлану Крузя свернул шею набок и оттолкнул обмякшее тело. С
этими так, иначе нельзя, только так!
Афродита заходилась в бешенном визге, она впала в полубезумное
состояние, на эту осатаневшую бабу невозможно было глядеть. Но и ее
надо наказать. Ее в первую очередь!
- Ты зря кричишь, - очень спокойно сказал Крузя, - напрасно.
Он с силой вырвал у нее из-под ног грязную, засаленную простыню,
разорвал по всей длине, свил жгут метра в два.
Афродита побледнела. И вдруг перестала визжать.
Она с ужасом поглядела на мертвые, неестественно выгнувшиеся тела.
Потом перевела взгляд на незваного гостя.
- Ну вот, ты всё поняла, - произнес тот, завязывая тугой узел на
петле и продергивая в нее конец жгута. - Иди сюда! Иди сама, паскуда.
Я не хочу, чтобы ты гнила в своей берлоге. Пускай на тебя посмотрят...
посмотрят такие же как и ты - и может, тогда они догадаются, что за
все надо платить!
Он подошел к подоконнику, ударом ноги вышиб наружу грязную
полуистлевшую раму, заколоченную картоном. Привязал свободный конец
жгута к батарее под окном.
- Иди сюда!
- Нет, - Афродита была зеленее травы. Нижняя челюсть у нее
отвисла. Никакой пены больше не выбивалось из ее гнилозубого рта, зато
текла слюна, текла тоненькой желтой струйкой. - Нет, я не хочу!
- Иди!
Арман умел приказывать. И тон его был беспощаден.
- Нет!
Афродита, словно мышь, завороженная удавом пошла к окну, шаги ее
были неуклюжи и тяжелы. А в глазах уже стояла пустота. Она поняла -
этот не простит, молить, стенать, биться в истерике бесполезно. Он
может дать ей лишь одно - легкую смерть. А может и убивать долго и
страшно.
- Быстрей!
Она приблизилась вплотную. И от нее уже веяло потусторонним
холодком. В лице не было жизни.
- Надевай! - Арман сунул ей в руки петлю. - Не заставляй меня
ждать!
Афродита, неумело, тыча пальцами в лицо, будто слепая, набросила
себе петлю на шею, затянула ее. И встала на подоконник.
- Прыгай!
Команда запоздала - мгновением раньше Афродита сама сделала
маленький шажок вперед. И пропала. Жгут резко натянулся, затрещал.
Крузя посмотрел на узел у батареи - крепкий, выдержит. Эта стерва
долго будет висеть, здесь давно не работает похоронная команда, здесь
почти двадцать лет не убирают трупы умерших.
Две голые проститутки стояли на том же месте, что и прежде.
Завидев Армана, они начали трясти своими прелестями. Но он не
соблазнился. Тогда одна из проституток захихикала, ткнула пальцем
вверх, делясь с незнакомцем неожиданной радостью.
- Во, малый, гляди, повисла, сука! - утробно выдала она, не сводя
глаз с окошка на десятом этаже и мерно покачивающегося тела. - И кто б
ее раньше повесил!
- Да чего ты, - замахала рукой вторая, - она сама с перепою
удавилась! И не жалко, кому такое чучело нужно-то!
Обе зашлись в довольном и веселом смехе, обе скучали, а тут
какое-никакое развлечение. А у Крузи было погано на душе, впору стакан
пропустить... но нет, надо бежать к боту. Он задрал голову кверху и
вспомнил: "У каждого времени свои Афродиты!"
* * *
- Ну, так и что же мой закадычный друг Иван просил мне передать? -
спросил наконец Ребров, запахивая на груди красный шелковый халат,
расшитый желтыми и зелеными драконами и усаживаясь в лиловое,
полупрозрачное кресло на восьми коротеньких лапках с алыми ноготками.
Кресло было самоходным и все время топталось на месте, перебирая
своими лапками, колыхалось, укачивая сидящего в нем.
Кеше кресло не понравилось, когда он покидал Землю, на ней эдакой
гадости не было... а может, и было, может, он по малолетству не ведал
о том. Сам Кеша сидел на роскошном кожаном диване какого-то
супермодернистского вида и не знал, куда деть свои огромные
биомеханические руки-протезы, Хар, как и подобает верному псу, лежал в
ногах, зевал и облизывался.
- А передает тебе Иван большой привет, - начал обстоятельно и
неспешно Кеша. - Потому как сказал он на дорогу - Толик мне друг
надежный и верный, вся надежда только на него.
- Помощь нужна? - Ребров еле приметно улыбнулся. - Баки? Капсула?
- Нет, баки есть, и капсула есть, - продолжил в том же тоне Кеша,
- и ничего Ивану не надо кроме доброго расположения старого Друга!
Из пола вырос ослепительно-прекрасным грибом самонакрывающийся
столик, подполз одним краем к хозяину, другим к гостю. Кеша крякнул,
выбрал среди бутылок и графинчиков пузатый сосуд с освежающей
водичкой, наполнил фужер почти до краев и с явным удовольствием выпил.
Вода, натуральная вода! На поганой Гиргее было плохо с натуральной
водой.
Хозяин не притронулся ни к питиям, ни к яствам. Он пристально
глядел прямо в глаза незваному гостю. Было заметно, что он начинает
беспокоиться.
- Живет Иван неплохо, прямо скажем, хорошо живет Иван. И тебе того
же желает от всего сердца и ото всей души. Часто вспоминает, как вы
ходили с ним на новые, далекие планеты, как жизнью вместе рисковали...
- Иннокентий Булыгин говорил медленно и проникновенно, оглядывая
полупустую большущую гостиную с высоченным потолком. Он ждал, пока
хозяин всей этой роскоши созреет, он выглядывал - откуда можно ждать
опасности, но разве тут углядишь - кресло явно с психосенсорикой, вон
- какой-то восьминогий кибер появился ни с того ни с сего, затих в
углу, зачем он его вызвал? Надо было идти напролом, как там, на
Гиргее. Но тут другой расклад, тут можно все испортить. И потому Кеша
тянул резину. - А еще Иван говорил, напомни, как зимовали на Гадре,
как из одной кружки, по-братски спирт пили, как прикрывали друг друга
и спасали от лютой смерти, все напомни моему верному, старому другу
Толику Реброву... и прослезится он, и будете вы весь вечер сидеть у
камина и вспоминать о преданьях старины глубокой да о подвигах своих
богатырских...
- Никуда мы с ним не ходили и жизнью вместе не рисковали, -
неожиданно резко прервал Кешино словоблудие хозяин, подкатил на своем
кресле почти вплотную, зло вытаращился. - И слезу я пускать не
собираюсь, каминов тут нет, и спирт мы с ним на Гадре не пили, потому
что бывали там в разное время, понял? Говори - чего надо?!
Кеша погладил оборотня по растрепанной голове, ухмыльнулся.
- Верно, не пили, - неожиданно покладисто согласился он и добавил:
- А могли бы пить, ежели б были настоящими друзьями!
- Короче!
- Короче, не твоему, а моему хорошему и верному другу Ивану надо
было пройти через триста тридцать три круга ада, чтобы понять, Толик,
не друг ты ему и не товарищ...
- Чего-о?! - от неожиданности хозяин побелел, вот это наглость. Да
надо было гнать нахала в три шеи, а он его принимает, потчует. Лапки у
кресла вдруг стали расти, вытягиваться - и сам Ребров, сидящий в своем
лиловом кресле, вдруг возвысился над гостем, воззрился на него сверху
вниз. Восьминогий подбежал ближе и застыл возле роскошного дивана,
выражая полную покорность.
- А того, - спокойно продолжил Иннокентий Булыгин, каторжник и
рецидивист, - понял Иван, что это ты, Толик, его путал, что это ты его
кружил, будто бес в заснеженном поле. Ведь куда бы бедный и простой
Ваня не тыркнулся, в какую бы дверцу ни ткнулся со своей и нашей общей
большой бедой, там уже знали - пришел спятивший десантничек,
переутомившийся на заданиях в Дальнем Поиске, дело-то привычное,
обыденное - сорок процентов погибают, тридцать калеками остаются и
спиваются, а все остальные от перегрузок с ума сходят, кто по-тихому,
кто по-буйному. Так было?!
- Врешь ты всё! - Ребров облизывал пересохшие губы, Голос у него
сразу как-то сел, потерял начальственную непреклонность и жесткость,
снисходительность. - Где доказательства?
- А нигде, - очень просто ответил Кеша.
- Ага-а! - обрадовался хозяин, откидываясь в кресле на спину. -
Нету доказательств! Оклеветать хочешь!
- А зачем нам они? - поинтересовался Кеша. - Я знаю, что говорю
правду. И ты знаешь, что я говорю правду. Все очень просто, Толик.
Здесь не суд присяжных, здесь ни адвокатов, ни прокуроров нет. Только
я да ты. Или, может, будешь косить, что и впрямь считал Ванюшу за
трехнутого? Ну чего ты зенки пялишь, чего ты головою трясешь?
- Да как ты смеешь, мразь?! - Ребров поднял свою мускулистую
волосатую руку и погрозил Кеше скрюченным пальцем. - Вон отсюда!
- Я уйду, - вежливо и с достоинством отозвался Кеша, - но не
раньше, чем ты ответишь на все мои вопросы. И запомни, Толик, я не
Иван, я не буду предаваться размышлениям о природе добра и зла, меня
на Аранане за тридцать лет разучили размышлять на эти темы, ты
понимаешь, о чем я говорю!
Ребров беззвучно рассмеялся, скрестил руки на груди.
- Дом заблокирован, - процедил он сквозь зубы. - И ты, мразь
блатная, отсюда никогда не выберешься. Я не люблю, когда со мною так
разговаривают!
Кеша улыбаться не стал. Ему было и скучно, и противно. Он поглядел
на свой наручный сервохронометр, приобретенный в долг у Дила Бронкса,
нахмурил наведенные Таекой черные брови.
- Я уйду отсюда ровно через час, - сказал он твердо и без суеты. -
А вот выйдешь ли ты отсюда когда-нибудь, зависит только от тебя...
Он не успел договорить - восьминогий прыгнул на него внезапно,
будто паук на свою беспечную жертву. Но Кеша не был ни беспечным, ни
тем более жертвой. Он чуть взмахнул левой рукой - и тяжелое
металлическое тело кибера едва не придавило Хара, тот еле успел
отскочить. Луч сигма-скальпеля прожег обивку дорогого дивана. И Кеша,
глядя на дыру, сокрушенно покачал головой.
- За ношение оружия повышенной... - прокурорским тоном начал
хозяин, приподнимаясь еще выше.
- Заткнись! - коротко оборвал его гость. И плюнул на останки
восьминогого - того уже не восстановишь, чего жалеть.
Лиловое кресло начало сворачиваться, укрывая в своих внутренностях
Реброва. Это была совершенно несерьезная, неуклюжая попытка к бегству.
- Я пропорю тебя вместе с броней твоего креслица! - предупредил
Кеша и поднял скальпель.
Одновременно из трех разных входов в гостиную ворвались два
