стояли смирно и никого не трогали, они, похоже, и не дышали.
Первым не выдержал Чур Заводила. Кеша его тоже приметил, такого
бугая, громилу трудно не приметить. Он неожиданно завизжал, как
ихтиогадр с Иргиза - пронзительным, нечеловеческим визгом, и бросился
вперед. Шипастый молоторубильник превратил в кровавую кашу сразу двух
троггов. Но остальные в миг разорвали Чура и кинулись вперед, на
каторжников.
Кеша закрыл глаза. Он знал, что теперь будет: смертники с
подводных рудников Гиргеи - это не трусливые и подлые вертухаи, они
бегать и спасать свои шкуры не будут. Он опоздал. Надо было стрелять
раньше. Теперь в такой гуще он перебьет больше своих.
- Пошли! - сказал он оборотням. - Я не хочу смотреть на это.
- Куда? - поинтересовался Хар.
- К управляющему.
Они пересекли четырехсотметровый зал, выжгли двенадцать люков один
за другим, четыре створа удалось откатить. Капсула управляющего
оказалась пустой.
- Сбежал, сука! - огорчился Кеша.
Но оборотень Хар уже тащил из-за пластиконового занавеса
маленького лысенького человечка с черными глазами и обвисшей губой.
Человечек помалкивал и тяжело сопел. Это был не управляющий, а один из
его замов.
Кеша вырвал зама из лап оборотня, повалил на пол, наступил
подошвой на лицо, нажал. Давил, пока не выступила кровь. Потом снял
ногу и сказал тихо, с железом в голосе:
- Пытать не буду, тварь, убью сразу, понял?
- Понял, - моментально ответил человечек. - Что от меня надо?
- Почему зону не бросили?! Что здесь?!
Человечек, судя по всему, был дошлым, он не стал строить из себя
ничего не понимающего дурачка. Он знал: искренность - это его хоть
малюсенький, но все же шансик.
- Еще семь лет назад всю каторгу продали Восьмому Небу. Это теперь
частная собственность! - выпалил он.
Кеша обомлел.
- Как это? - вырвалось у него. - Ведь все
исправительяо-наказательные учреждения по всем законам Федерации и
Сообщества находятся в исключительном ведении государственных
структур. Не лепи горбатого, тварь!
Человечек задрожал, забился в корчах. Но сквозь всхлипы и рыдания
доносился его голосок:
- Это правда-а! Каторга выкуплена... так давно делают, просто об
этом не пишут, не говорят. Восьмое Небо держит приговоренных своими
рабами-и-и... Мы не виноваты, неет! Нас, всю администрацию и охрану,
продали вместе с каторгой, вместе с зонами и заключенными, вместе с
рудниками-и-и... Мы не виноваты!
- А как же правосудие? - в наивном остервенении выдавил из себя
Кеша.
- На Гиргее правосудие - это Восьмое Небо! - замычал человечек,
потерявший надежду. - Они хозяева тут!
Кеша отвернулся от бьющегося в истерике. Как жаль, что надо
улетать с Гиргеи! Улетать теперь, когда он узнал, откуда растут ноги,
когда он начал кое-что понимать. Но если он промедлит, капсулу
обнаружат, им всем тогда труба.
- Живи, тварь, - проговорил он тихо.
И пошел к выходу.
Оба оборотня последовали за ним. Но Загида не дошел до люка.
Огромное гидрокайло, пущенное могучей рукой каторжника, просвистело
над Кешей и вонзилось в голову оборотню. Он сразу упал бездыханным.
На пороге стоял желтый и мокрый от пота Голован матерый убийца,
работавший и на Синдикат, и на Зеленое Братство. Он щерился своим
беззубым ртом, потирал ладони, плотоядно поглядывая на Хара.
- Ты всегда был болваном! - процедил Кеша.
И сжег убийцу на месте - плазмомет чуть фыркнул, ствол его
опустился.
- Пошли, - махнул он Хару.
Они возвращались, перешагивая через трупы землян и троггов. Землян
в переходах и на полу зала лежало значительно больше. Но ни одного
живого трогга не было видно.
В боковых креслах центрального зала сидело человек пятнадцать
измученных, избитых, растерзанных каторжников. Они напряженно глядели
на проходящих мимо, но не вставали. Они были измождены.
Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в глаза каторжникам. Он
знал - они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже
не убьют. Их бросят на такую работу, что они сдохнут за считанные дни,
сдохнут в адских мучениях и будут в последние часы завидовать
распятым.
Он все знал. Но забрать их с собой он не мог.
Стеноход спихнули вниз - там его курочили те, кто не сумел
взобраться на верхние ярусы. Спускались на внутренней лебедке скафа.
Кеша держал оборотня Хара за костяной пояс. Хар дрожал. Оборотни
вообще почему-то все время дрожали.
Когда они спустились, Кеша спросил:
- Королева не изменит своего слова?
- Почему она должна его менять? - не понял Хар.
- Загиду убили.
- Нет. Не изменит. А Загиду на самом деле убили. Мы не можем ему
ничем помочь. Поздно.
- Ну и ладно, - как-то повеселел Кеша. Он даже улыбнулся. - Не так
уж непобедимы ваши трогги из спор. Как ты думаешь, приятель?
Хар промолчал, и Кеша так и не узнал, о чем он думает. К трапу они
подошли окруженные молчаливой толпой. Бот висел там, где его и
оставили. Внизу, прямо под ними и чуть поодаль, валялись обломки двух
патрульных бронелетов. Бот расправился с ними самостоятельно.
- Молодец, - машинально похвалил его Кеша. - Так и держать.
Он не глядел на обреченных. Но один, Мотя Глушитель, вор из
Сан-Франциско, скрывавшийся на Трафогоре восемь лет, крикнул жалобно:
- Кеш, забери меня с собой! Ну чего тебе стоит!
Он узнал Булыгина даже в скафе. Позор! Кеша налился кровью. Он
никогда не забудет каторги! Никогда не забудет родной зоны и этого
жалобного голоска! Он тащит с собой проклятого оборотня, но не может
взять ни одного из корешей. Проклятье!
Он молча шагнул на трап.
- Забери! Забери меня из этого ада-а-а!!! - неслось в спину.
Вон с Гиргеи! Вон! И нечего себя винить. Ему просто повезло. Он
такой же, как и все они. Но ему повезло. А может, повезло им! Хватит
пускать слезу, хватить ныть. Вон отсюда!
Он устроился в кресле. Оглянулся на Хара. И выкрикнул:
- Полный вперед! Курс - к капсуле! Давай, жми, друг!
Он отключил прозрачность, чтобы не видеть, как убегают врассыпную
каторжники - снаружи сейчас жарко, бот будет раскаляться добела, а
потом пойдет вверх. Пойдет на предельной скорости, прожигая перемычку
за перемычкой, превращая в кипящий пар свинцовую океанскую жижу.
Прощай, проклятая каторга! Прощай, последнее пристанище
смертников!
Прощай, подлая гадина Гиргея!!!
* * *
Гуг бил безжалостно и сильно. Это был не человек, а какой-то
мамонт. Его пудовые кулачищи не опускались. Иван уже устал уклоняться,
нырять, уходить от ударов. Он умел их держать не хуже самого
заправского профессионального боксера. Но сколько же можно - нос
разбит, бровь в крови, ребра трещат, голова, того и гляди, расколется
как грецкий орех. Нет, всему должна быть мера. Он ушел от прямого,
присел и неожиданно резко саданул Гута головой в живот.
Тот качнулся, упал на свой огромный зад. Но тут же вскочил и
ожившим паровым молотом набросился на Ивана.
- Я тебя прибью, сукин сын! - хрипел он. - За каждого прибью!
Потом подниму за шкирку и еще раз прибью! Получай!
Дил все пытался их разнять, но ему тоже досталось крепко - Гуг
засветил прямо под глаз, к распухшему, разбитому Таёкой носу
прибавился еще огромный синячище, вздувшийся прямо на виду у всех.
- Он же спас тебя! - вопил Дил. - Болван, ты же сам поминал его
добрым словом, Гуг, опомнись!
- Пьяный был, - отнекивался Гуг, - вот и поминал. А сейчас убью!
Он размахнулся для последнего, всесокрушающего, смертного удара. И
замер. Между ним и Иваном, опустившим руки, выросла будто из-под земли
хрупкая и крохотная Таёка. Вид у нее был грозен и свиреп.
Этого Гуг не выдержал. Он закрыл лицо своими громадными ладонями и
в голос зарыдал, повалился на сено. Он ослаб, выдохся внезапно, будто
проколотый воздушный шарик.
- Их есть балшой крэзи! - отчетливо произнес в наступившей тишине
Серж Синицки, опустил наконец свои руки-грабли и ушел, топая по
коридору, словно бегемот.
Иван вытер со лба кровь тыльной стороной ладони подошел к Таёке,
поцеловал ее в висок.
- Спасибо, малышка! - прошептал он ей на ухо. - Ты меня спасла.
Гуг похлопал его по спине своей черной широкой лапой с шестью
золотыми перстнями на пальцах.
- Ты живучий, Ваня!
- Живучий, - согласился Иван.
Он смотрел на рыдающего Гута. И понимал его. Дважды попасть в
такие истории и не сломаться не каждый сможет.
Гуг не сломается, Иван знал. Он будет долго беситься. Но он
перебесится.
- Я не Бил Аскин, Гуг, - сказал он раздельно, внятно. - Ты зря
махал кулаками. Ребята были обречены. Я спас вас четверых... пускай
троих. Без меня вы не выбрались бы с каторги никогда!
Сквозь рыдания Гуг просипел:
- Крежень готовил операцию. У него был целый план! И мы не
последние дураки там! - судороги перехватывали его горло, он сипел
отрывисто, с всхлипами.
- Дураки, Гуг! Самые настоящие дураки! - не давал ему пощады Иван.
- Вы законченные и обреченные дураки!
- Ладно! - зжрал вдруг седой великан. - Хрен с тобой - дураки! Но
тогда мне надо было сдохнуть там, на Гиргее, вместе с корешами! А ты
сделал из меня последнюю суку! Я никогда не был дерьмом, Ваня! А ты
меня превратил в дерьмо!
- Заткнись! - выкрикнула Таёка. У нее у самой по крутой скуле
текла алмазная, сверкающая слезинка. Забившиеся в угол кони глядели на
людей с опаской, вздрагивали, поводили боками.
- Сдохнуть просто, Гуг! Я бы мог сто раз сдохнуть, - так же тихо и
четко долбил свое Иван, - но мне надо было тащить свой крест. И я не
сдыхал, я его тащил, понял! А теперь мне ноша не по плечу. Я тащу не
только свой крест. И мне нужна помощь, понял?! Вот поэтому я и не дал
тебе сдохнуть. И не дам! Не дождешься!
- Он правду говорит, - вставил посерьезневший Дил Бронкс.
- Плевать мне на его правду! Я не верю в это дурацкое вторжение! -
закричал Гуг Хлодрик, не вставая с колен. - Не верю! Он сам спятил - и
хочет, чтоб другие спятили, чтоб поддакивали ему! На вот, выкуси! Я
возьму на абордаж первую же капсулу и вернусь на Гиргею, понял?! Я
буду мстить за ребят!
Иван усмехнулся, покачал головой.
- Ты будешь мстить за них здесь, на Земле! - процедил он.
- Здесь не Земля, - поправила его серьезная и правильная Таёка.
- Земля везде, где есть люди, - ответил ей Иван мягко, даже нежно.
И снова уставился на изнемогшего викинга, сменил тон: - Крежень твой
подлец и подонок! - сказал он.
- Чего?! - взревел Гуг. - Ты моих парней порочить?! И здесь тоже?!
Он бросился на Ивана. И тут же повалился на сено, сраженный
молниеносным ударом. Иван потирал кулак и смотрел, как Гуг
поднимается.
- Крежень твой хотел убить меня, понял?!
- Не верю!
Гуг мотал головой - у него явно все помутилось в мозгу. Дил понял
это первым, он подбежал, подхватил его, подвел к стене и усадил
тихонько, словно боясь, что Гуг рассыпется на куски.
В это время дубовая дверь от удара чуть не влетела внутрь конюшни,
она задрожала толстенной басовой струной. Все оглянулись на нее. И
увидели Иннокентия Булыгина.
Кеша стоял подбоченясь. Но лицо у него было виноватое.
- Иван, ты прости, - начал он, сбиваясь и запинаясь, тяжело дыша и
бледнея, - мне там на вылете, возле этой Гиргеи драной с твоей капсулы
левый рог сбили. Прямое попадание!
- Это ты вон у кого прощения проси, - Иван как ни в чем не бывало
кивнул на Дила Бронкса, - он хозяин!
Кеша посмотрел на хозяина словно на пустое место и снова обратился
к Ивану.
- Я понимаю, эта машина бешеные бабки стоит. Но так получилось.
