говоря, я вспомнил о ней только в самолете, когда мы с Катькой, усталые и
томные, возвращались из туалета к своим креслам в салоне бизнес-класса.
Разрядка, вызванная оргазмом, как это ни странно, вернула меня на землю. Я
по-прежнему не вмешивался в ход событий, предоставив своей милой хозяйке
вытворять с нашим общим телом все, что ей заблагорассудится. Однако моя
мысль теперь работала четко и целенаправленно, больше не отвлекаясь на
продолжающийся обмен любовными знаками, которым все так же занимались
девушки.
Сидя в мчащемся автобусе рядом с Катькой, я прислушивался к разговору
Соболева с его замом и одновременно пытался понять, каким образом, по
мнению Саваофа, обычная, хоть и хорошо устроенная, проститутка может
изменить судьбу Вселенной. Определенные зацепки налицо. Во-первых, девушка
состояла при ракетно-космическом боссе. Еще один, после Виталия, настоящий
новый русский в моей жизни, деловой и агрессивный, сделавший себя сам.
Сколотил капитал на нефти и бензине, затем скупил на корню хиреющий НИИ и в
короткий срок в безнадежных российских условиях превратил его в такое же,
как и он сам, агрессивное и процветающее предприятие. Не из тех, кто,
заработав свои миллионы, сваливает до конца жизни греть пузо в Майами.
Соболеву, видимо, интересен процесс, а не результат. Троцкист чертов.
Специализация предприятия, которым владеет Соболев, не оставляет сомнения -
Саваоф имеет в виду через него вытолкнуть человечество в космос. Только вот
каким образом? Неужели же с помощью тех ракет, о которых Соболев будет
базарить с американцами? Так это же обычные наши боевые "Тополя", слегка
переделанные под вывод дешевых легких спутников на невысокие орбиты.
Международный консорциум собирается с их помощью накрыть планету
космическим Интернетом. И что же, это мероприятие поможет избежать конца
света? И причем здесь я со всеми своими специфическими навыками? Я имею в
виду навыки себя, как программиста, и своей хозяйки, как... Да черт с ней,
пусть делает, что хочет. Неудобно, конечно, что я за ней подглядываю, но
куда ж денешься. С другой стороны, все это даже интересно и, не стану
кривить душой, чертовски приятно.
Судя по сегодняшней дате, с момента моего убийства прошло почти две
недели. Факт, который стоит осмыслить. Почему Саваоф решил реплицировать
меня в мозг этой девчонки именно сейчас, а не раньше или позже? Ну,
положим, почему не позже, понятно - и так время поджимает. Упустишь момент
- и вот он, конец света, здрасьте. А почему не раньше? Как мне кажется, мое
загробное путешествие плюс саваофовский инструктаж вряд ли заняли в общей
сложности больше двух суток. Во всяком случае, я ел за это время всего
четыре раза. Почему бы сразу после того ужина с возлияниями не отправить
меня на Землю? Или моя предыдущая реплика, царство ей небесное, настолько
надралась, что Всевышний выдерживал ее две недели, чтобы спирт выветрился?
Неисповедимы пути Господни. Может, дальше пойму, чего Он хотел добиться
этой двухнедельной задержкой.
Автобус выгрузил делегацию в одном из предместий, в поселке учебного
подразделения какой-то крупной компьютерной фирмы, арендованном
организаторами на время проведения конференции, а нас троих еще добрый час
вез в самый центр города, в отель. Соболев дремал в двух своих креслах.
Девушки, пользуясь моментом, опять занялись ласками, только теперь
удовлетворение получала Катька. Мне поневоле пришлось прервать свои мрачные
размышления и принять участие в девичьих играх. Шофер, давно
обангличанившийся выходец из Марокко, аккуратно вел громоздкую машину
сквозь туманную морось древних улиц, и понятия не имел о происходящем в
салоне.
Когда машина, наконец, подрулила к козырьку парадного входа отеля, все
уже кончилось. Катька подтягивала чулки и поправляла юбку. Я подводила
губы. Соболев, пыхтя, пробирался по проходу к шипящей двери. Снаружи с
энтузиазмом исполнял роль квартирмейстера генеральный представитель нашей
фирмы при консорциуме Ашот Сергеевич Саркисов. Послушные его руководящим
телодвижениям, шитые золотом бои в круглых гостиничных тюбетейках перли ко
входу неподъемный соболевский чемодан и наши с Катькой скудные девичьи
пожитки.
- Ашотик, дорогой, здравствуй, как у нас дела? - вопрошал Соболев,
сгружая себя с автобусных ступенек на розовую брусчатку.
- Все в порядке, Михаил Александрович, здравия желаю! Апартаменты
готовы, ужин через полтора часа, в девятнадцать ноль-ноль по местному, в
ресторане, стол заказан. Коллмэн с женой подъедут, он сейчас в офисе, утром
прилетел. Устраивайтесь, а я их встречу. Здравствуйте, Екатерина
Аркадьевна! Я потрясен, вы, как всегда, прекрасны, даже после такого
утомительного путешествия! Позвольте, я подам вам руку! Чмок. Машенька, мое
солнышко, привет, сколько лет, сколько зим! Наконец-то опять вместе
работаем! Чмок. Спасибо, дорогой, ты свободен. Держи.
Последняя фраза относилась к марокканцу. Ашотик не потрудился
произнести ее по-английски. Перекочевавшая в черную руку бумажка оказалась
достаточно ясным сигналом к отправлению, и, коротко прошипев дверью,
лоснящаяся под дождем сигара поплыла вниз по узкой улочке в сторону Темзы.
...Мой скромный, но приличный номер оказался всего лишь этажом выше
апартаментов босса. Мальчишка, получив свои пенни, оставил меня одну.
Думать ни о чем не хотелось. Стоя под душем, упершись руками в прозрачную
круглую стенку и наблюдая стекающую по животу воду, я улыбалась и
вспоминала, как дрожала в моих руках Катька. В голове пусто. Что дальше -
плевать. Я давно так не влюблялась, как сегодня. И надо же, влюбилась в
женщину. Следовало бы подумать, как отнесется к нашей связи Соболев, но не
думалось. Не отпускала сладкая тягучая смесь ощущений греха, близости,
тепла, влаги и неизвестности. Минуты бежали за минутами, а я все так же
стояла и бездумно любовалась танцем бегущих по животу струек.
...Ричард Коллмэн, исполнительный директор консорциума с американской
стороны, его пластмассовая американская жена и Ашот Сергеевич Саркисов
ожидали нас за круглым столом на шесть персон в полумраке привилегированной
выгородки недалеко от сцены. Свободных мест в ресторане почти не
оставалось, небедный народ активно поглощал деликатесы и обсуждал свои
деловые и неделовые проблемы. Концерт еще не начинался. Дежурная компания
негров в снежных фраках лениво поливала зал бесконечным коктейлем из
саксофонных вывертов, бамканья толстых контрабасных струн и рояльных
диссонансов. Завидев нас через весь зал поверх фонтанных всплесков, Ашотик
вскочил, побормотал что-то супругам Коллмэн, и в обход фонтана и жующего
партера понесся перехватить нас у метрдотеля. Мы шли к столику вслед за
непрерывно тараторящим Ашотом и чувствовали на себе взгляды зала. Зрелище
действительно впечатляло. Гигантский Соболев, в смокинге и с соответствующе
гигантской сигарой в углу рта, вел нас с Катькой под ручки, ее - слева,
меня - справа. И без того миниатюрные, мы по контрасту с ним выглядели
просто как русалки рядом с левиафаном. Но мужики все-таки смотрели на нас с
Катькой, а не на Соболева. Их манил свет наших тел и наших бриллиантов.
Им, лысым, невдомек, что на мне Катькино запасное колье. Зато все остальное
мое. И мелькавший в вырезе платья на спине треугольничек в том месте, ниже
которого можно смело рассуждать о ягодицах. И мелькавшее же в вырезе
спереди золотое колечко, проколотое сквозь складку кожи над ямочкой пупка.
И маленькая цветная тату на правом плече. И подпирающие мягкий лиф
прелести. А Катька - так та просто шла голая. То, что называлось ее
вечерним платьем, стоило кучу баксов и служило исключительно для оповещения
всех окружающих о нежелании хозяйки носить трусики. Об отсутствии остальных
деталей одежды оповещать не требовалось. Ко всему этому - наши чисто
русские физиономии, которые цивилизованный мир за последние годы стал
узнавать с первого взгляда, как бы ему это ни было противно. Ну просто хоть
картину пиши: "Новый русский с женой и любовницей в английском ресторане".
Оставив зал приходить в себя и доглатывать застрявшую в глотках
телятину, наша процессия подгребла к столику, озаренному немеркнущим светом
американских зубов. Соболев, сильно переигрывая, долго строил из себя
посконно - русского купца - мецената, лобызал и тискал беднягу Коллмэна,
прикладывался к ручке и губкам его миссис, не садясь, хлопал первую рюмку
"за моего дорогого друга Ричарда и его прелестнейшую супругу". Бросаемые
при этом красноречивые взгляды и щедрые взмахи полной рюмкой не оставляли
места для перевода, поэтому я пока помалкивала. Помятый друг Ричард,
спавший прошлую ночь в самолете и весь день утрясавший последние проблемы
перед конференцией, с ужасом начинал понимать, что его сейчас будут поить.
Соболева он тоже знал достаточно хорошо и давно.
Пока Соболев ломал комедию, Ашотик представил нас с Катькой слегка
ошалевшей и не знакомой с народными русскими обычаями миссис Энн Коллмэн,
никак не решавшейся сообразить, с кем из двух сопровождавших громыхающего
русского голых красоток ей следует целоваться, а с кем здороваться за
ручку.
Наконец, все слегка улеглось. Лица африканской национальности на
эстраде возобновили свои акустические эксперименты. В зале восстановился
ровный гул голосов и жующих челюстей. Мы расселись по часовой стрелке по
десятиминутным секторам в тщательно продуманном коварным Ашотиком порядке:
блокированный в углу выгородки печальный Коллмэн, ни черта пока не
соображающая Энн, хищница отряда кошачьих Катька, милейший Ашот Сергеевич,
скромная переводчица я и, наконец, фонтанирующий российским обаянием
Соболев.
Налетели официанты с холодными закусями "а-ля рюс". У Соболева возник
естественный тост "за встречу". Жалкая попытка Ричарда отполовинить
оказалась пресечена решительно и бескомпромиссно. Его лепет про завтрашнее
открытие конференции, вступительное слово, совещание и свежие головы я,
конечно, перевела, но только потому, что получаю за это деньги.
Профессиональный долг, так сказать. Краем глаза я при этом наблюдала, как
по ту сторону стола чокаются полными рюмками Катька и Энн. Катька пьет
неторопливыми глотками, оттопырив наманикюренный мизинчик. Энн пытается не
утратить улыбки и вежливо отхлебывает пятидесятифунтовой, по местным ценам,
русской водки. Катька на ломаном английском поясняет, что так не
полагается, приводя в пример себя. Энн, вздохнув, после трудных внутренних
колебаний хряпает рюмку до дна и вслепую шарит по столу в поисках вилки.
Катька подсовывает ей под нос предусмотрительно наколотый хрустящий
огурчик. Покатилось.
Через полчаса, когда на эстраде появляется оркестр, и пухленький
джентльмен начинает нести в микрофон всякую околесицу, перемежаемую
взвываниями оркестра в тех местах, когда следует смеяться, за нашим столом
наблюдается следующая сцена. Ричард, перегнувшись через свою тарелку, с
открытым ртом ловит каждое слово из моего перевода. Я перевожу соболевские
байки о рыбной ловле в окрестностях всех трех наших полигонов. "Кой черт
спиннинг!" - возмущается Соболев. - "Пусть свой спиннинг в жопу засунет.
Маш, так и переведи: в жопу!" Я поясняю Ричарду, что в России принято
обсуждать рыбную ловлю исключительно с употреблением ненормативной лексики.
