юбка, чуть короче того, что ожидает увидеть мужчина. Снежно-белая блузка с
отложным воротничком, открывающим чуть больше того, что обычно в дороге
открывает женщина. Короткий синий же пиждачок. Цепочка с маленьким
крестиком, подобранная по высоте так, чтобы крестик не висел, а лежал в
ложбинке, слегка сжатый с двух сторон. Сережки с маленькими бриллиантиками.
Золотые часики.
- Угу, - отвечал мне Макс, продолжая стучать по клавишам. Его, похоже,
посетила какая-нибудь фэнтэзийная муза. Может, хогбен дубасил хоббита, а
может, хоббит колошматил гоблина. Одеваясь возле шкафа, я видел из-за спины
Макса, что он пользуется древним, как его сюжеты, текстовым процессором
MultiEdit 6.0. Он бы страшно удивился, если бы я ему сейчас об этом сказал.
Я проверила содержимое собранного Максом дорожного кофра. Повезло с
мужем, даже прокладки не забыл. Документы тоже все на месте - это он со
мной кокетничал, когда будил. Пора.
Поцеловала Макса в лысеющую макушку, нарочно навалившись грудью ему на
плечо. Вес, кстати, приличный, есть чем гордиться. Он что-то пробормотал и,
протянув не глядя руку, наугад похлопал меня по попке. На этом
душераздирающая сцена прощания завершилась, и я, подхватив нетяжелый кофр,
покинула наше однокомнатное мытищинское жилье. Входную дверь заперла
снаружи своим ключом - в таком состоянии муж не заметит, как из квартиры
вынесут всю мебель.
"Ока" быстро катилась к институту. Я вела машину, не глядя по сторонам.
Глядеть - себе дороже. Вокруг на дороге одни козлы. Стоит встретиться
взглядом - не отвяжешься. Каждый импотент, сев за руль, чувствует себя
терминатором. Кончателем, по-нашему. А они еще удивляются, почему мы,
женщины, так плохо водим машины. Как же тут хорошо водить, если смотришь
строго вперед, вправо-влево ни-ни.
От Мытищ до Королева - рукой подать. Через двадцать минут я уже
въезжала через генеральские ворота на территорию института. Охранник, не
глядя в протянутый через окно пропуск, коряво приставил руку к голове,
пародируя Сигала из финала "Захвата-1". Я почти прочитала его мысли: "Ага,
президентская б... приехала. Значит, шеф сегодня в командировку отбывает".
Я улыбнулась в ответ. Славный парень.
В приемной царила предотъездная суета. Эллочка раздавала билеты,
конвертики с представительскими и еще какие-то бумажки членам делегации.
Одновременно она разговаривала по двум телефонам, принимала факс и
распечатывала на чавкающем лазернике дополнительные экземпляры памятки
отъезжающим. Отъезжающие, исключительно мужики, дисциплинированно толпились
в очереди, подходили по одному, одинаково заглядывали Эллочке за пазуху,
когда она наклонялась, тыкая в ведомость наманикюренным пальчиком,
расписывались и отваливали, удовлетворенно ощупывая конверт и отпуская
тупые остроты насчет пришедшего наконец-то коммунизма и желания почаще
посещать приемную. Завидев меня, Эллочка, не прерывая ни одного из своих
дел, закатила глазки, коротким "ф-ф" вздула челку, пожала плечиком, и без
того прижимавшим трубку к уху, и незаметно для членов делегации указала
пальчиком сначала на свой стол, а затем на дверь соболевского кабинета.
"Дурдом!" - перевела я ее пантомиму. - "Возьми в моем столе свою долю и
топай к шефу. У него там Катька."
Моя доля оказалась куда толще, чем у членов. Загородив тазом ящик стола
от их нескромных взглядов, я переложила конверт в сумочку и направилась в
кабинет. Навстречу вылетел красный, как рак, референт Семен, мой юный
тайный воздыхатель. Увидев меня, он еще больше покраснел, пробормотал
"привет", рассыпал по полу какие-то листочки, собрал их дрожащими пальцами
и позорно скрылся за дверью секретариата. А Соболев, похоже, находится в
боевом настроении, - решила я.
Догадка подтвердилась, как только я преодолела внутреннюю дверь.
Соболев возвышался за своим имперским столом и орал в телефонную трубку,
нависая мощной фигурой над вжавшейся в совещательные кресла кучкой
лысоголовых очкариков - квинтэссенцией институтского административного
интеллекта. Завод срывал срок, банк задержал платеж, американцы выкатили
претензию, на полигоне авария на топливных коммуникациях, тезисы
выступления ни к черту не годятся, Семенчук до сих пор не вернулся из
Красноярска. Продолжая орать, Соболев махнул рукой по направлению от меня к
окну. Действительно, дурдом - жестами все объясняются.
У окна, в окружении бесчисленного количества разнокалиберных фаллосов,
выточенных на токарном станке, вырезанных из пенопласта, склеенных из
папье-маше, инкрустированных цветным оргстеклом и изготовленных с помощью
еще черт знает каких, в том числе и самых секретных, технологий, стояла
Катерина. При более тщательном рассмотрении фаллосы оказались макетами
ракет, скопившимися здесь за полвека существования института. Катерина с
интересом наблюдала, как внизу, на тесном пятачке институтского двора,
пытается развернуться здоровенный мерседесовский автобус, вызванный для
перевозки делегации в аэропорт. Услышав короткий перебой в соболевском
вопле, Катька обернулась, улыбнулась и поманила меня к себе.
Мы приложились щечками, при этом моя грудь уперлась в ее, такую же
роскошную. Через две блузки и два комплекта белья я почувствовала
податливую плотность горячего женского тела, окунулась в ауру аромата ее
духов. Сладкая тяжесть стекла куда-то в низ живота, захотелось сильно
прижаться к этому мягкому теплому существу, и - о, чудо! - я неожиданно
ощутила ответное движение в свою сторону.
Но это продолжалось доли секунды. Я так и не понял, кто из двух живущих
во мне людей оказался виновником короткого порыва страсти к жене своего
любовника. Сильно подозреваю, что все-таки женщина. По крайней мере, у
мужчины напрочь отсутствовали все железы, которые в подобных случаях должны
выбрасывать в кровь соответствующий набор гормонов. А без гормонов - какая
же страсть.
Мы нехотя отстранились. В темных катькиных глазах я успела заметить
быстро прячущуюся бесовскую искорку - наверное, отражение моей собственной.
Соболев продолжал орать, даже не переводя дыхания. Я думаю, у него, для
обеспечения эффективности управления трудовым коллективом, природа
предусмотрела специальный орган, который во время крика вырабатывал
кислород прямо внутри организма.
- И чего надрывается! - сказала Катька спокойным голосом. - Можно
подумать, завод первый раз сроки срывает. Семенчуку он сам командировку до
послезавтра подписывал. А на полигоне аварии - по две в неделю.
Катька в курсе всех институтских проблем. Мы раньше встречались с ней
всего пару раз, на каких-то презентациях, но я знала про нее все, да и она
про меня, похоже, тоже. Наверное, это дико, но я только что поняла, что
испытываю к ней какие-то чувства, то ли родственные, то ли еще какие. В
любом случае эти чувства оказались приятны. Их, мне кажется, не случилось
бы, если бы они не были взаимными.
Вокруг автобуса собралась толпа добровольных помощников из числа членов
делегации, ожидающих погрузки. Все беззвучно размахивали руками, открывали
рты и тыкали пальцами в разных направлениях. Водитель, молоденький
парнишка, ворочал рулем и так же беззвучно матерился. Наконец ему удалось
впихнуть корму автобуса между двумя припаркованными лимузинами, благодаря
чему машина оказалась направленной носом в сторону ворот. Члены еще немного
помахали руками и полезли внутрь, занимать места возле окон на теневой
стороне. Через дымчатые стекла виделось, как они долго выясняют между
собой, с какой стороны ожидается солнце в движении, потом раскладывают на
облюбованных сиденьях газетки и сумочки-визитки, потом лезут мимо таких же
бедолаг к выходу - загружать чемоданы в багажный отсек.
- Все! - проорал в этот момент Соболев. Наступила закладывающая уши
тишина. Заинструктированные лысоголовые панически бросились к двери в
приемную. Один только главный бухгалтер, самый лысый и очкастый из всех,
что-то лепеча, дергал непослушную молнию своей папки. "Это не срочно!
Приеду - разберусь!" - стало ему ответом, и вложенная в эти слова
руководящая энергия выдула его вслед остальным.
Я знала Соболева, как облупленного. Поэтому произошедшая с ним
одновременно с хлопком двери перемена не оказалась для меня никакой
неожиданностью. Только что наливавшийся багровой кровью босс сладко
потянулся, вышел из-за стола, сделал пару слоновьих пируэтов посреди
огромного кабинета и подлетел к нам. При приближении его обширной фигуры
фаллосы в испуге задрожали в своих решетчатых стойках и плексигласовых
ящиках.
- Ну что, девки, прокатимся в Лондон? - возопил он, облапив нас с
Катериной и прижимая обеих к своему чреву. Его пятерни, припечатанные к
нашим обтянутым юбками задницам, наверное, хорошо смотрелись снизу, через
дымчатые стекла автобуса и витринные, от пола, окна кабинета.
- Милый, держи себя в руках, - сказала Катерина, имеющая больше прав и
обязанностей, чем я. Эти слова вряд ли произвели бы благотворное действие,
но она подкрепила их коротким тычком круглой коленкой в толстое соболевское
бедро. "Ох!" - сказал президент и оторвался от нас на пристойное
расстояние.
"Так вот оно что!" - обрадовался я. - "Значит, Катька тоже едет. Ну,
тогда проще. Не придется валяться с этим кабаном в постели."
Автобус внизу поплыл к воротам. Вслед за автобусом вырулила из ряда
машин и встала напротив лестницы президентская "Вольво". Пора и нам.
Покидая приемную, Соболев, уже от двери, бросил Элке связку ключей:
- Элла, в комнату отдыха кого попало не води. Только проверенных.
Элка фыркнула, но ключи поймала.
...Лондон встретил лондонской погодой. Из Хитроу ехали на шикарном
двухэтажном заказном экспрессе. Демократ Соболев любил время от времени
побывать в народе. Народ, в большинстве впервые попавший за границу,
пялился с высоты второго этажа на мокрые предместья и по очереди бегал
знакомиться с автобусным туалетом. Несмотря на усилия кондиционера, в
салоне висел стойкий аромат употребленных в полете напитков. Соболев сидел
впереди, один на двух креслах, и через проход обсуждал с Алексеем
Васильевичем, своим первым замом, тактику борьбы с американцами на
предстоящих переговорах. Задача проста, как докторская колбаса - выколотить
из партнеров как можно больше баксов на производство установочной серии
нового носителя, первый летный экземпляр которого уже стоял в МИКе на
Байконуре. Именно это, а вовсе не конференция, на которую ехали остальные
члены, занимало сейчас президента.
Мы с Катей облюбовали пару кресел позади Соболева. Я чувствовала ее
теплое бедро, плотно прижатое к моему. Кажется, мы говорили о том, как
непривычны для нас, заядлых московских автомобилисток, левостороннее
движение, отсутствие колдобин, простота правил, обилие дорожных указателей
и удобство многоуровневых развязок. Прикрытая дамской сумочкой, на моей
коленке покоилась тонкая катина ладонь - та самая, которой я час назад
бешено отдалась в тесном самолетном туалете.
Между тем я потихоньку приходил в себя. Это оказалось не просто.
Сначала шок, вызванный новизной ощущений женского тела, управляемого чужой
мне женской личностью, затем бурный, опять же женский, роман. Обрушившаяся
с утра на мою похмельную душу лавина чувств не давала возможности спокойно
оценить ситуацию и заняться исполнением своей великой миссии. Честно
