тот присел в коридоре на корточки и причитал в лучших митьковских
традициях: "умирает брат Митька..."), отдышалась и сказала:
- Вот что. Я с тобой развожусь. Достал ты меня.
- Настенька, сестренка моя...
- Вон!!! - закричала сестренка. - Прочь из моего дома.
Настенька опять вскочила и погнала мужа прочь из квартиры.
Дверь закрылась перед носом страдающего Фтородентова. Затем опять
приоткрылась и настенькина рука выбросила спортивную сумку с
надписью "SPORT" и кое-какими вещичками Василия. И снова
захлопнулась. Фтородентов опустил бородатую голову.
- Однако, - тихо молвил он. - А ведь это был и мой дом.
Однако...
Фтородентов, качая головой, начал спускаться по лестнице. Узрев
на подоконнике все также лениво оттягивающегося Мурзика, Василий
остановился и угрюмо призадумался.
- Эх, кот, - сказал он. - Однако, ушла от меня жена. Шибко
сердится.
Мурзик с готовностью распушил усы и мурлыкнул.
- Да, - подтвердил Василий. - Не она, конечно, ушла. Меня
выгнала... сестренка моя...
Кот потянулся и сыто зевнул. Фтородентов хмуро протянул к нему
руку и взял животное за шиворот.
- Хм, а ведь это ты, Мирон, того...
Мурзик лениво задергал ногами и противно мяукнул.
- Мирон ты, или нет? - спросил Фтородентов. - Шибко толстый
котяра. Свинья свиньей. Митьком хочешь быть? Будешь. Вот снесу
тебя к Антонычу, окрестим Мироном, и будешь митьком. Дык...
Решив таким образом судьбу бедного Мурзика, Василий открыл
сумку, выбросил оттуда штаны и свитер, засунул внутрь недовольно
мяукающего кота и пошел вниз, прочь из дома, где его уже никто не
любил.
Глава вторая,
Крещение Мирона
Вы ошиблись, прекрасная леди -
Можно жить на земле и без вас.
Саша Черный
Добравшись до котельной, где по митьковскому обыкновению
работал Антоныч, Фтородентов постучал в закрытую дверь.
- Дык? - спросил изнутри хриплый пропитый голос.
- Елы-палы, - ответил Василий ("Мяу," - проорал Мурзик. Не
хотел, наверно, креститься. Тоже мне, атеист!) и дверь зашуршала
замком.
- М-м-м... - замычал бородатый мужик, открывший скрипучую
дверь. - Братишка! Василь Федорыч! Родненький ты мой! Василечичек!
- А-а-а! - обрадовался Фтородентов. - Сергунчик!
Братишки обнялись. Долго сжимая друг друга в объятиях, они
орали на всю котельную "Дык! Елы-палы! Все мы под колпаком у
Мюллера!", изощрялись в цитировании самых подходящих для момента
фильмов.
- Однако, - наконец успокоившись немного, сказал Василий. - Вот
тут животинку принес, христианская душа, а не православный!
- Где?
Василий похлопал по сумке, Мурзик вытащил голову и мрачно
глянул на братишку митька.
- Класс! - восхитился Сергей. - Прям тигра! Антоныч! Глянь
глазом!
- Дык... - из темноты, шаркая одетыми на босу ногу галошами,
вышел Антоныч, как и все бородатый, в телогрейке на голое тело и
синих в горошек трусах.
Посасывая короткую трубочку и выпуская время от времени изо рта
дым, Антоныч молча взял кота за шкирман, поднял к свету, осмотрел.
Во время его махинаций митьки стояли затаив дыхание, ожидая, что
скажет самый крупный авторитет по котам.
- Ничо котяра, - удовлетворенный осмотром, заявил, наконец,
Антоныч. - Хоть в суп...
- Окрестить бы христианску душу, - сказал Фтородентов.
- Эт можно, - Антоныч прошел к котлу и сунул кота в воду. - Как
назовем?
- Мироном.
- А, ведь это ты, Мирон, Павла убил, - хором сказали Антоныч и
Серега. - Дык, елы-палы!
Кот барахтался в воде и истошно орал благим матом.
- Эк орет-то, - добродушный Антоныч сунул кота поглубже. - Во
имя отца, сына и святаго духа нарекаем тебя, однако, Мироном
Васильевичем.
Вынув одуревшего от ужаса кота, Антоныч встряхнул его и посадил
на горячую трубу.
- Почему Васильевичем? - спросил Вася.
- Братишка он нам, - объяснил Антоныч, почесывая спину. -
Однако, недурно бы отметить... Елы-палы...
- Оппаньки! - сказал Фтородентов. - Дык, ведь меня, однако,
жена ушла. Денег нет!
- Не в деньгах счастье, - мудро изрек Антоныч, - Серега,
доставай.
Серега бросился вглубь котельной и вытащил оттуда рюкзак с
портвейном.
- Слава труду! - сказал Антоныч, откупоривая первую бутылку.
Пока братишки отмечали крещение новоявленного митька, Мирон
пригрелся на батарее, облизал себя с ног до головы и задремал.
Судя по всему, смирился со своей теперь уже нелегкой митьковской
судьбой.
Глава третья,
Как Фтородентов попал под машину, и что из этого вышло
Я снова у вас в гостях,
Вы молоды также, ребята,
И снова портвейн на столе,
Как в семьдесят пятом...
"Урфин Джюс"
На следующее утро Фтородентов проснулся от сильного грохота.
Громыхал голодный Мирон, гоняясь по котельной за огромной крысой.
С голодухи в Мироне, видимо, проснулся боевой дух предков, он дико
орал, прыгал, ронял лопаты, ящики, бутылки из-под портвейна.
- Скотина! - заорал проснувшийся Антоныч. - Всю посуду
поколотишь, чтоб тебе сдохнуть на помойке!
- Замуровали демоны! - немедленно отозвался Василий.
Мирон словил крысу, откусил ей голову и, жадно урча, начал
пожирать.
- Однако, молодец, - похвалил Антоныч. - Шибко до-фига крыс
развелось, авось с голоду не умрет...
- Дык, - сказал Фтородентов, гордый за своего кота.
- Елы-палы, - завершил разговор Антоныч. - Однако, Сергунчик-то
спит, родимый... Бутылочки бы в магазинушку отнесть, еще ба купить
чо выпить...
- Дык, - Фтородентов почесал лохматую голову. - Это было бы в
кайф.
Они растолкали ничего не понимающего сонного Серегу, вручили
ему в руки васину спортивную сумку, набив ее предварительно
бутылками. Серега долго не понимал, чего от него хотят, а когда
понял, заахал:
- А-а-а... Они, значит, оттягиваться здесь будут, лежать на
топчане (топчана, кстати, в котельной не было), плевать в потолок,
а браток Сереженька по грязным улицам да в урловый магазин...
Шибко несправедливо! Это этот, как его, волюнтаризм!
- Попрошу в моем доме не выражаться! - воскликнул Антоныч, сидя
на стуле с тремя ножками.
- А чо я сказал-то? - по сценарию завопил Серега. - Чо я
сказал?
- Дык, это, так уж и быть, - сказал Фтородентов. - Давай я
схожу.
- От настоящий браток! - возрадовались Антоныч и Серега, причем
при этом Антоныч плюхнулся на раскладушку и начал бить себя по
голому пузу, а Серега сплясал некое подобие лезгинки, вызвав
изумление у оттягивающегося Мирона.
Василий, подхватив сумку, вышел на освещенную солнцем улицу,
зажмурился и радостно зашагал в магазин.
Не успев пройти и двадцати шагов, он был самым непредвиденным
образом остановлен. Визг тормозов, полет на грязную дорогу и
чей-то злобный крик:
- Холера тебя забери! Куда ж ты, козел, под колеса лезешь?
Василий, лежа на асфальте, обнаружил перед собой старенький
облезлый "Запорожец", из которого неторопливо вылезал весьма
толстый чувак с трехнедельной щетиной на лоснящейся морде, в
клетчатой кепке и залатанной тельняшке.
- А-а-а!!! - заорал на всякий случай Фтородентов. - Ведь это
ты, Мирон, Павла убил!
На крик из котельной выскочили Антоныч и Серега, изумленные при
виде валяющегося на дороге Василия и толстого незнакомца, который
тоже оживился и начал выкрикивать что-то типа "Дык! Как же так,
братишка..."
- А-а-а!!! - заорал в свою очередь Антоныч. - Елы-палы! дык это
же Сидор! Сидорчик! Сидорушка!
И бросился обниматься.
- Антоныч! - обрадовался толстяк. - Холера меня забери! Чтоб я
сдох от такой жизни! Будь проклят тот час, когда я сел за баранку
этого пылесоса!
После долгих переживаний и радостных цитирований разных
идиотских фильмов, братишки-митьки собрались, наконец-то, в
котельной. У Сидора в машине оказался ящик "Каберне", которое тут
же разлили в оловянные кружки.
- Дык, ты куда направляешься? - поинтересовался Антоныч. - Я
смотрю, обмажорился совсем, машину купил...
- Не купил, - помотал головой Сидор. - У армянина одного,
Хачика, в очко выиграл.
Сидор снял кепку, оказавшись совершенно лысым, протер лысину
ладонью и опрокинул стакан.
- А еду, однако, в Питер.
- Зачем?
- Дык...
Сидор не торопясь вытащил из запазухи помятые листы какой-то
книги. Старая промасленная ксерокопия возвещала о том, что это
роман В.Шинкарева "Папуас из Гондураса".
- Митьки в Ленинграде, однако, совсем зазнались. Такое пишут,
как будто кроме них и нет больше нигде митьков. Еду вот к этому
Шинкареву, да еще и к Шагину Митрию, покажу им свою книжечку.
- А где ж твоя книжка?
- Дык, в машине, в багажнике. Все восемь томов.
Антоныч призадумался. Фтородентов и Серега, откупоривали
очередные бутылки "Каберне", весело перекликались своими "Дык,
елы-палами" и разливали жидкость по кружкам.
- А чо! - сказал Антоныч. - Однако, пообщаться с питерскими
митьками шибко в кайф. Не поехать ли нам с тобой?
- А-а-а!!! - возрадовался Сидор. - О, класс!!!
- А-а-а!!! - закричали, прыгая по котельной, Василий и Серега.
Мирон, обожравшийся мышами, лениво поднимал уши, приоткрывал левый
глаз и зевал. "И чего суетятся, - думал он. - Будто неделю не
кушали... Дык, елы-палы..."
Глава четвертая,
Что в это время творилось на Папуа
Спаси меня, о Боже правый
От бабы злобной и лукавой.
"Тысяча и одна ночь"
Случилось так, что однажды один московский митек ненавязчиво
изобрел машину для перемещений во времени и в пространстве.
Правда, во времени можно было путешествовать только в прошлое, но
и это уже хорошо. Ленивый от природы митек свое изобретение никуда
не понес, хвастаться не стал. И пользовались машиной втихаря сам
митек и его друзья митьки.
Собрались они как-то в комнате коммунальной квартиры, где жил
изобретатель (кстати его звали как и Шагина, Дмитрием, правда
фамилия была не Шагин, а Преображенский). за окном стоял лютый
мороз, по радио передавали шибко красивые сообщения о наших
успехах в сельском хозяйстве, до того красивые, что даже не
верилось. Братишки лежали на раскладушках, пили пиво и думали.
Недавно вернувшийся из средних веков Сидор Федоров мрачно курил
"Беломор" и, поблескивая лысиной, вертел головой. Преображенский
говорил:
- Дык, плохо-то как в мире, что сейчас, что в средние века, что
в древности. Шибко плохо. Нет нигде митьку покоя.
- Ох, плохо... - тянули пиво митьки.
Лампочка под потолком вспыхнула напоследок и перегорела.
- Плохо... - подтвердил Митька, зажигая свечку. - Не будь я
Преображенский, если не помрем мы от такой жизни.
- Помрем... - вздыхали митьки, открывая о подоконник бутылки.
- Елы-палы...
Так продолжалось достаточно долго, пока митек Федя Стакан не
придумал.
- А-а-а!!! - заорал он. - Однако, ведь можно найти место на
карте, где мирному человеку можно спокойно жить!
Для начала нашли карту, а затем и место - остров Новая Гвинея,
или Папуа, как обозвал его Преображенский и как мы будем называть
его в дальнейшем, ибо там сейчас папуасское государство Папуа.
Итак, остров Папуа, начало прошлого века.
- Кайф! - сказал Митька.
Так и поселились братишки-митьки на острове Папуа. Построили
деревню Папуасовку, завели себе любовниц из местных аборигенок.
