время прибытия на Землю именно первым часом нынешней ночи. "Ну и пусть
себе, - решил Данилов. - Отмечу. И печать поставлю. Только что же он не
предупредил меня ни о чем. Это даже неприятно..."
Однако амбиция амбицией, а людей Данилову стало жалко. За Кармадонову
безопасность он теперь не беспокоился - тот был уже не мальчик. Но одно
дело забитые принсипские крестьяне и тихий, к тому же, наверное, и
рассеянный профессор из Оксфорда, другое дело - ребята на корриде. Как бы
они своим специфическим отношением к быкам не лишили Кармадона мирных и
доверчивых настроений. А может, у Кармадона был свой расчет, с ним он и
вышел на ненасытного Бурнабито?
Так или иначе, но Данилов решил все узнать и перевел себя в
демоническое состояние. Да с него бы иначе потом спросили - куда он
глядел. В то несуществующее для людей мгновение, когда чувства Данилова
переносились на Пиренейский полуостров, Данилов слышал множество
радиосообщений о Кармадоне. Но Данилову информация из вторых рук была не
нужна. Не выходя из своего дома в Останкине, он уже грелся в Мадриде на
площади Пуэрта дель Соль. Тот, ихний, город недавно проснулся, но был
взбудоражен. Синий бык уже звал на вечернюю корриду с кровавых афиш. Морда
его была зловеща, вся в пене, а рога пугали публику как обструганные колы
в эпоху романтизма турецких пленников. По улицам ходили толпы с лозунгами
и просто так.
На полдороге к Арене у фонтана Кибелы Данилов увидел цыганок, под
кастаньеты приятелей плясавших гитану в честь принсипского быка. Данилов
засмотрелся на них и чуть было не забыл о Кармадоне. Но тут по направлению
к Арене прошли дорогие американские старухи с сувенирными рогами на
париках. Возле Арены жуть что творилось! Билеты продали вчера, до корриды
было еще полдня, а публика тут так и кипела. Ветер от Гвадаррамы трепал
гигантское полотнище с заключением мадридских ученых светил. Заключение
утверждало, что бык не поддельный, а истинный принсипский, шкура и мех его
действительно синие от природы, никаких искусственных красителей
экспертиза не обнаружила, с гормонами и гипофизом у быка все в порядке.
Стало быть, он не продукт всеобщей акселерации и не ошибка принсипской
фауны, а такой родился. Объявлялись размеры и вес быка, несколько Данилова
разочаровавшие. Зато Данилова обрадовали предположения ученых светил о
производительных возможностях принсипского быка. "Это не бык, - подумал
Данилов с уважением, - а зверь!"
На самой арене было пусто, несколько служителей мели метлами,
суетилась администрация, но герои - тореадоры, матадоры, пикадоры и прочие
эскамильо - пока где-то гуляли. Данилов пошарил взглядом в комнатах для
отдыха животных и в отдельной зале на сенной подстилке обнаружил
принсипского быка. Залу, или вольер, или стойло, держали под наблюдением
солдаты со станковыми пулеметами и ружьями "базука". Имелись и цирковые
укротители с пожарными трубами. На решетке возле принсипского быка была
укреплена позолоченная табличка: "Д-р Бурнабито. Бык Мигуэль".
Данилов ожидал почуять возле быка Мигуэля запахи потной скотины, но
нет, пахло лишь железнодорожным буфетом станции Моршанск-2. Но самым
неожиданным для Данилова было то, что бык Мигуэль спал. И спящий он был
хорош, гладок, силен, размером куда больше бизона или там зубра. Но до
слона бык Мигуэль не дорос. Стало быть, присутствовало в Кармадоне чувство
меры и объективности.
"Спит или притворяется?" - засомневался Данилов. Из подстилки
выскочила соломинка и стала щекотать быку Мигуэлю ноздрю. Ноздрей бык
Мигуэль не повел. Данилов пригнал с африканских просторов овода, но и
овод, хоть и хищный, не растревожил быка. На складе Арены Данилов отыскал
бандерилью, испытал быка бандерильей. Бык только губами пошевелил.
"Ну и ну! - удивился Данилов. - Ведь и вправду спит. Вот тебе и
попробовал Кармадон закалить волю! Вот тебе и ас! Крепился, крепился, а,
видно, чуть расслабился, его и сморило. Да и как же иначе-то, после
стольких лет бессонных сновидений!"
Данилову стало жалко Кармадона. Он сыскал на складе Арены хорошую
попону и быка Мигуэля ею старательно прикрыл.
Но теперь Данилов успокоился, Кармадон проснуться сразу явно не мог,
пусть отсыпается, значит, и бед от него пока никаких не будет. "А вечером
посмотрим", - решил Данилов и перевел себя в человеческое состояние.
11
Времени в Москве не прошло и секунды, Данилова ждали заботы Клавдии.
Но что Данилову были ее заботы, когда, вернувшись из Мадрида, он вспомнил
о Наташе и об их свидании нынче вечером! Да и возле быка Мигуэля, казалось
теперь Данилову, он скучал о Наташе.
Клавдия Петровна просила Данилова съездить сегодня к ней на службу и
посмотреть австралийский пеньюар. Учреждение Клавдии Петровны было строгих
правил, блюло дисциплину. Сама Клавдия иногда платила Василию Федоровичу,
суровому бойцу в гимнастерке, хранителю табельных мгновений, по рублю за
день, он отмечал ее присутствие, она же работала "на дому".
Впрочем, каждый день сидеть дома было скучно. Однако сегодня, как,
впрочем, и вчера. Войнов требовал испытательных хлопот.
Пропуск Данилову заказали сослуживцы Клавдии Петровны, Данилов с
уважением предъявил его вахтеру и поднялся на четвертый этаж учреждения.
Дверь в комнату Клавдии была заперта, на ней висела бумажка со словами:
"Тише! Идет совещание!" Данилов постоял, постоял и все же решился
постучать в дверь. Выглянувшая в коридор строгая дама сразу спросила: "Вы
от Клавы?" - и впустила Данилова в комнату. Совещались по поводу пеньюара
и еще каких-то вещей, близких к телу. Привезла их одна знакомая, прожившая
три года в Австралии, в Москве они показались ей лишними. Среди
совещавшихся было и двое мужчин, видно что хозяйственных. Данилову как
свежему человеку обрадовались. Кто-то сразу сказал: "Как хорошо, что вы
пришли! Клава хвалила ваш художественный вкус. Вы взгляните и оцените!"
Данилову показали австралийские вещи. Вещи были впрямь хороши, но Данилов
выразил сомнение - а вдруг пеньюар не подойдет Клавдии по размеру. "А вы
поглядите на мне, - сказала старший экономист Теребенева, - мы ведь с
Клавой одинаковые". Вначале переодевание Теребеневой Данилова смутило,
однако Данилов понял, что здесь нет мужчин и женщин, а есть сослуживцы и
сослуживицы и для них особенности пола не имеют значения. Стало быть, и
его, Данилова, признали за своего. Пеньюар на Теребеневой сидел прекрасно,
Данилов согласился, что и на Клавдии он будет хорош. Принял Данилов
участие в обсуждении и примерке и других вещей. Ему было жалко Клавдию -
она теряла такой рабочий день.
Из автомата он ей сказал об этом. Сообщил также, что пеньюар оставлен
ей, и цена его шестьдесят рублей.
- А париков там не было? - спросила Клавдия Петровна. - Значит, до
тебя расторговали. Стоит не явиться на день - и ты уже в ущербе! Такие у
нас нравы... Ну ладно! Я рада за тебя, хоть пеньюар тебе понравился
Спасибо. Я спешу. Варю для Войнова флотский борщ. Ты не забыл, завтра нам
идти к хлопобудам восстанавливать номер?
- Не забыл, - вздохнул Данилов.
- Ну до завтра!
"А до Наташи еще восемь часов..." - подумал Данилов, то ли радуясь,
то ли печалясь.
В перерыве дневной репетиции Данилов взял посмотреть газеты и в одной
увидел маленькое сообщение о поимке синего быка. "Как он там, -
забеспокоился Данилов, - спит или проснулся?" Он тихонько передвинул
пластинку на браслете и опять чувствами попал в Мадрид. Бык Мигуэль спал,
укрытый попоной, а вокруг Арены продолжалось столпотворение. Подтягивались
и армейские части. Среди новостей была такая. Час назад самолетом прибыл в
Мадрид известный боксер Фил Килиус. Этот Фил прямо в аэропорту заявил, что
убьет при публике синего принсипского быка одним ударом кулака. О своих
финансовых претензиях он говорить пока отказался. Профсоюз тореадоров
выступил с протестом по поводу прилета и заявления Фила Килиуса. Профсоюз
осудил попытку Фила вмешаться не в свое дело и потребовал не допустить
варварских действий Фила Килиуса по отношению к животным, а именно к
принсипскому быку Мигуэлю. Вокруг Арены ходили разговоры, будто сейчас Фил
Килиус и Бурнабито ведут тайные беседы о возможностях выхода Фила к быку.
Назывались суммы в долларах и песетах, какие мог потянуть кулак смельчака.
Бурнабито никаких официальных заявлений не делал.
Данилов поправил попону на быке Мигуэле, решил, что вечером он еще
заглянет в Мадрид. Сдвинул пластинку на браслете. Пошел в буфет, взял
бутылку воды "Байкал" и бутерброд с жесткой колбасой.
Тут же его шумно поприветствовал осветитель Никулин. Данилов узнал,
что он дирижером от репетиции освобожден. Данилов вместе с Никулиным и
другими членами редколлегии должен был быстро и теперь же клеить
стенгазету. Плакатным пером Данилов вывел заголовки, приклеил заметки,
отпечатанные на машинке из литературной части, в том числе и две свои, про
балерин. В оценках их искусства Данилов был справедлив и тонок, не одна
звезда кланялась ему теперь в оркестровую яму. Героиню сегодняшней заметки
"Впервые в "Сильфиде" звали Наталья Алексеевна, Данилов взял и вывел с
удовольствием новый заголовок - "Наташа". Без двадцати семь Данилов
бросился к парадному подъезду. Билеты Наташе были оставлены на правую
сторону, Данилов у правых билетерш и хотел ждать. Но Наташа с программкой
в руке уже поднималась на бельэтаж.
- Наташенька! Здравствуйте! - воскликнул Данилов.
- Здравствуйте, Володя, - улыбнулась Наташа.
- Вы уж не обессудьте, что я вам достал в бельэтаж, главное, что ложа
ваша ближе к середине...
Как уж он играл, Данилов не помнил, но, наверное, хорошо играл,
только в музыке его не было ни Хозе, ни Кармен, ни работниц севильской
табачной фабрики, ни мальчишек с ружьями, а была Наташа и был он. И альт
его, получалось, будто бы обладал той же красотой звука, какая была у
Альбани, или это Данилов чувствовал, что музыка его так же красива, как и
с Альбани. В антрактах Данилов спешил наверх, по левой лестнице, туда, где
возле стеклянного футляра с знаменем "Победителю соревнования" его ждала
Наташа, зимняя, тонкая, в коричневом брючном костюме, и они впадали в
хоровод главного фойе или шли к пирожным в буфет, а то в музейном зале
двигались возле фотографий. Потом Данилов опять из ямы, из альтовой
группы, взмывал звуком в сладкое поднебесье музыки, к хрустальному саду
большой люстры и даже выше его, и только возникавшая в опере время от
времени тема тореадора тревожила Данилова. Тогда он думал о Кармадоне и о
своем намерении не допустить на корриде бед. Однако он считал, что не
может теперь при Наташе хоть и на мгновение выйти из человеческого
состояния. Да и не только теперь, но и никогда. Он уверил себя в том, что
Кармадон нынче не проснется и бед не будет. Тем более что прилетел Фил
Килиус. А потом Данилов забыл о Кармадоне.
После спектакля дирижер опять похвалил Данилова.
Он даже сказал: "Вы обязательно поедете на гастроли в Италию..." А
ведь прежде эта поездка была для Данилова под сомнением. "Подождите, -
думал Данилов, - я еще не так сыграю..."
Он забыл не только о Кармадоне, но и о времени "Ч".
Пустынными переулками шли они с Наташей к Хохлам. Сначала
Китай-городом, потом Солянкой, а там Большим Ивановским свернули в
Колпачный, к палатам гетмана Мазепы. Холодный воздух Данилова несколько
отрезвил, и Данилов тихонько сунул индикатор в карман пальто. Прошлый
поход был слишком памятен Данилову. За инструмент он теперь не боялся, а
