Арс Стайкр заговорил:
- Виолончель 69 дал нам возможность покопаться в этом. Вот и давайте
воспользуемся этой возможностью должным образом. В городе вроде этого
любой может подцепить интересные факты или свести отдельные детали в
единое целое с помощью нюха и интуиции. Давайте-ка попробуем забраться
по-глубже. Что я хочу выяснить, так это, что в самом деле скрывается в
сердце этого крупнейшего мегаполиса из всех, что известны человеку.
- А допустим, у него нет сердца, Стайкр? - поинтересовался молодой
Рапсодия (в те дни он был обитателем всего лишь тигра). - Думаю, вы
слышали, что встречаются бессердечные мужчины и женщины, но не может же
быть такого, что это просто-напросто бессердечный город?
- Семантические ухищрения, - возразил Стайкр. - Сердце есть у любого
мужчины и женщины, даже у самых бессердечных. То же - с городами. По
многим причинам я не собираюсь утверждать, что Нсоюз - город не из
бездушных. Люди, живущие в нем, прибывают в непрерывной борьбе. Все их
добрые качества мало-помалу растрачиваются и исчезают. Вы начинаете с
добра, а заканчиваете злом - и всего лишь потому, что вы - ах, черт! -
полагаю, лишь потому, что вы забыли. Вы забыли, что вы - человек.
Арс Стайкр сделал паузу и изучающе посмотрел на смущенное юное лицо
своего собеседника.
- Меньше думай, присматриваясь к Нсоюзу, - добавил он чуть ли не
грубо. - Больше присматривайся к себе.
Он поднялся, вытирая свои крупные руки о брюки. Один из его спутников
предложил ему афротонизатор и спросил:
- Ладно, с астропортом мы разобрались, мистер Стайкр, отсняли все,
что нам надо. В какой сектор подадимся теперь?
Арс Стайкр огляделся, от возникшей на лице ухмылки четче обрисовались
челюсти.
- Теперь мы возьмемся за политиканов, - заявил он.
Молодой Рапсодия вскочил. Его манера держаться всегда отличалась
большой агрессивностью.
- Посмотрим, не удастся ли нам вывести на чистую воду легальный рэкет
в Нсоюзе, - выпалил он. - А почему бы нет? Мы отснимаем свою ленту и
заодно заработаем благодарность всех и каждого. Мы станем знаменитостями.
Все мы!
- В те дни я был просто сумасшедшим идеалистическим щенком, - заявил
собравшимся в свое оправдание взрослый Рапсодия, одновременно смущенный и
восхищенный. - Я все еще учился тому, что жизнь - это ни что иное, как
сочетание разных видов рэкета.
Он широко улыбнулся, демонстрируя, что и он когда-то тоже был
наивным, но увидел, что Большая Виолончель не улыбается, и погрузился в
молчание.
Тем временем на экране группа Два двигалась своим путем. Громоздкий
полигедрон, идущий из далекой лапраки во Взрыв - транзитный, опустился в
посадочную нишу и пронзительно взвыл.
- Объясняю, какого рода события нам надо постараться выискать и
запечатлеть, - произнес Арс Стайкр, закидывая на плечо сумку с
аппаратурой. - Когда я впервые оказался в этом городе, после того как
присоединился к Сверхновой, я стоял в вестибюле Дворца Юстиции, ожидая,
когда начнется важный, промышленный процесс. Мимо меня проходила группа
местных политиканов, явившихся дать свидетельские показания, и, когда они
оказались рядом, я услышал - и никогда не забуду - как один из них сказал:
"Господа, готовы ли вы в своей ненависти?". Для меня это навсегда стало
символом того, как предубеждения могут оказаться сильнее человека. Вот
такого рода нюансы мы и должны искать.
Арс Стайкр и Группа Два, потрепанные, но настроенные решительно,
понемногу исчезли из нарда. Экран погас, на возвышении продолжал стоять
Рапсодия 182, элегантный, но решительный.
- И все же у меня в голове так и не укладывается, Рап, - послышался
голос.
Это был Рапсодия-Дубль-Семь, конкурент рапсодии и личный менеджер
Большой Виолончели, людям вроде него, приходится всегда уделять довольно
много внимания.
- Возможно, ты не уловил тонкостей, - тотчас же предположил Рапсодия.
- Пленка прекрасно скомпонована. Эта маленькая изящная вещица прекрасно
демонстрирует, каким образом Арс некогда достиг своих вершин. Он слишком
много говорил. Он держал душу нараспашку даже перед такими зелеными
мальчишками как я. Он не был жестким человеком. Он был всего лишь
артистом, не больше и не меньше. Верно?
- Допустим, раз ты так говоришь, Рап. - ответ прозвучал ровно, но
Дубль-Семь тут же повернулся и прошептал что-то Большой Виолончели.
Рапсодия резко махнул демонстратору. Он будет подталкивать Сверхновую
на эту сделку, даже если ему придется торчать здесь с утра до вечера.
Позади него снова появился Нсоюз времен Арса Стайкра, город, который
управлял растущими мощью и влиянием Ииннисфара, который богатствами своими
магнетизировал всю Галактику, смонтированный в том виде, в каком разум
Арса Стайкра вообразил его два десятилетия назад.
Над лабиринтом ферролиновых каньонов спускался вечер. Солнце
садилось. Огромные шары ядерных светильников, зависшие в небе, лили свое
сияние на улицы и подъезды, движение по проспектам и магистралям города
теперь отличалось новой целеустремленностью. Голос комментатора звучал
слишком слабо, позволяя Рапсодии взять на себя эту миссию.
- Ночь, - молодцевато произнес он. - Арс снимал ее такой, какой ее не
снимал никто ни раньше, ни позже. Помню, как он пытался объяснить мне, что
ночь - это то время, когда город показывает свои клыки. Мы потратили две
недели, охотясь за различными резкими тенями. Здесь та же манера с
многозначительными деталями.
Тем временем на экране клыкастые тени шевельнулись, когти света
нанесли чеканку на тьму боковых аллей. Почти осязаемое нетерпение, похожее
на кричащее молчание джунглей, наползало на улицы и площади Нсоюза, даже
теперешние зрители смогли ощутить это. Их позы в креслах стали более
напряженными.
По ту сторону фасада цивилизации ночная жизнь Нсоюза была примитивно
жестока. Юрский период примерял вечернее платье. В интерпретации Арса
Стайкра мир этот был по сути своим, мрачным, вместе с похотью и
ностальгией, сконцентрировавшихся в течении многих тысяч раз на
Ииннисфаре. Индивидуальность терялась как светляки в пустыне, в которой
девяносто миллионов человек одинаково страдали от одиночества, стиснутые
на скольких-то там квадратных километрах.
Было совершенно ясно, что эти толпы людей, следящие за каждым жестом,
за каждым шагом не представляли опасности. Живущие группами они приобрели
навыки группового разума. И все они не стали бы лить слез по чему-либо,
что имело ценность вне Нсоюза; казалось, единственное, на что они
напрашивались - это хорошо провести время.
На экране появились Уверенные - те, кто мог позволить себе приобрести
одиночество, кого сопровождали женщины или пневмотанцовщицы. Они
проплывали в пузырях над искрящимися проспектами, они насыщались в
подводных ресторанах, по-братски кивая проплывающим за стеклянными стенами
акулам, они напивались в сотнях кабачков, они сидели, впитывая игру
случая. И всегда, при повелительном движении глаза, находится кто-либо,
пускающийся на утек, человек, потеющий и дрожащий на бегу. Короче -
галактический город. Сила всегда должна помнить, что ей следует быть
сильной.
Изображение сменилось. Камера проплыла над стариной Янданаггером и
принялась исследовать Пософрскую площадь.
Площадь лежала в центре Нсоюза. Здесь поиски удовольствий достигали
своего пика. Зазывали, заманивали в конкурирующие аттракционы,
полигермафрода подмигивали, напитки текли бесконечным потоком, кинотеатры
соперничали с залами ощущений, причудливым и странным манили плавучие
суда, ночные пташки двигались грациозно и деловито, тысячи небывалых
ощущений - все извращения Галактики - предлагались в награду.
Человечество, здоровое каждой своей клеточкой как никогда прежде,
отыскало разнообразнейшие способы, чтобы произвести впечатление на любого.
Рапсодия 182 и здесь не мог устоять перед желанием замолвить свое
слово.
- Видели ли вы когда-нибудь такой реализм? - вопросил он. - Обычные
люди - такие, как вы, как я - опускаются, устав на время от самих себя,
подумайте о том значении, какое окажут эти кадры на Нсоюз! И где же они
пребывали все эти двадцать лет? У нас, в наших архивах, забытые, почти что
утерянные. И никто их даже не видел, пока я не извлек их наружу!
Большая флейта возразил:
- Я видел их, - произнес он хриплым голосом. - И они слишком грязные,
чтобы быть привлекательными для общественности.
Рапсодия оцепенел. На его лице проступили темные пятна. Эти несколько
слов точно сказали ему - и всем прочим присутствующим, в каком положении
он оказался. Если он будет продолжать упорствовать, то сможет заработать
лишь неудовольствие шефа, если же он отступит - тогда потеряет свое лицо.
На экране, позади него, женщины и мужчины толкались у входа на шоу
ужаса с эффектом присутствия "Смерть в шестой камере смертников". Над ними
- огромное квазиживое изображение человека задыхалось от кашля, опустив
голову, вытаращив глаза, разинув рот.
- Конечно, у нас нет необходимости показывать эти непристойности
целиком, - произнес Рапсодия, оскалившись, словно от боли. - Я прокручиваю
их для вас лишь для того, чтобы попонятнее объяснить вам основную идею.
Окончательные детали, разумеется, мы уточним по-позже.
- Разумеется.
Большая Виолончель кивнул.
- И все же ты слишком многое поставил на Бастион 44, -
доброжелательно ответил он. - В конце концов, он был всего лишь бездельник
с камерой.
Город Арса Стайкра теперь опустел. Смятые пакеты из-под
афротонизатора, мини-газеты, билеты программы, презервативы, упаковки
лекарств, рекламные листки и цветы валялись в канавах. Гуляки плелись
домой спать.
Бесформенную площадь слегка скрыл туман, подчеркивая безлюдность
места. Толстяк в расстегнутой одежде вывалился из зала ощущений и побрел в
сторону ближайшей движущейся дороги, его мотало как лист на ветру.
Во Дворце Пла-То пробило три с половиной ночи. В опустевших
ресторанчиках гасло освещение, вызывая в сетчатке перевернутое изображение
раскиданных стульев. Потускнели даже изящные купола Виолончели. Последняя
шлюха устало потащились домой, крепко сжав в руках сумочку.
И все же площадь не опустела, присутствующих не убавилось.
Безжалостный глаз камеры опустился ниже, выхватывая ряды дверей, последних
наблюдателей за происходящим - тех, кто стоял в них, неподвижных,
безучастных, даже тогда, когда вечер достигал своего апогея. Они ждали в
дверных проемах, наблюдая за толпой, точно за стадом кроликов.
Поблескивающие в тени, их лица выражали ужасающее, непередаваемое
напряжение. Двигались только лишь их глаза.
- Эти люди прямо-таки обворожили Арса Стайкра, - сказал Рапсодия. -
Они были его открытием. Он верил, что если кто-то сможет привести его к
сердцу города, то только эти люди, эти подземные обитатели, торчащие в
дверях. Они проводили там ночь за ночью. Стайкр называл их "бессильными
призраками празднества".
Экран мигнул, потом появилось новое изображение. Камера сверху
следила за двумя людьми, идущими вдоль набережной канала. За Арсом
Стайкром и его юным ассистентом, Рапсодией 182, они шли в направлении
укромных уголков Тигра.
Обе фигуры остановились возле запущенной витрины, с сомнением
приглядываясь к вывеске: "А. УИЛЛИГГС. КОСТЮМЫ И НАРЯДЫ".
- Меня не покидает ощущение, что что-то должно подвернуться, -
послышался голос Арса, когда снова заработал звук. - Мы обязательно должны
