приходить туда, как он выразился, "с камнем за пазухой и со злом
на уме". Я запомнил его слова.
Мы вместе вышли из кабинета и направились вдоль людного коридора
к дальнему его концу, по пути привлекая к себе всеобщее
внимание. На меня смотрели с любопытством, а на Амадиса - с
неопределённостью... Да, да, я не оговорился - именно с
неопределённостью. Все понимали, что по большому счёту
дальнейшая судьба Амадиса зависит от меня, и теперь, глядя на
нас, гадали, к какому выводу я пришёл и, соответственно, как им
надлежит относиться к человеку, который совсем недавно был их
королём. Кто он - мой пленник или же член будущего дуумвирата,
духовный лидер Дома Света? Впрочем, тот факт, что мы шли рука об
руку и мирно разговаривали, вселял надежду, что единство в семье
будет восстановлено.
В конце коридора Амадис замедлил шаг. Его внимание привлёк
молодой человек среднего роста, кареглазый шатен, в чертах лица
которого было что-то восточное, вернее, семитическое. Он одиноко
стоял у стены и смотрел на приближавшегося Амадиса не так, как
остальные. В его взгляде не было неопределённости, а было хорошо
знакомое мне предчувствие дальней дороги.
- Здравствуй, Джона, - сердечно произнёс Амадис, остановившись
перед парнем. - Ты хотел поговорить со мной?
- Я хотел засвидетельствовать вам своё почтение, милорд, -
ответил тот, скорее с английским, чем с еврейским акцентом. - И
попрощаться. Сегодня я покидаю ваш Дом.
- Возвращаешься в Израиль?
- Нет, милорд. Там я уже был.
- Тебя не приняли?
- Можно сказать, что так. Его величество отнёсся ко мне хорошо,
зато другие дали мне понять, что моё присутствие в Доме
нежелательно.
- И что ты думаешь делать?
Юноша, которого звали Джона, беспомощно пожал плечами.
- Пока что не знаю. Пожалуй, вернусь на родину матери, поживу
там немного, потом... Ну, а потом видно будет. В конце концов,
вселенная велика, где-нибудь да найдётся в ней место и для меня.
- Что ж, желаю удачи... - Амадис повернулся ко мне и сказал: -
Артур, позволь представить тебе Иону, сына Исайи Бен Гура. Его
жена была приближённой Рахиль и погибла вместе с ней.
Молодой человек сдержанно поклонился.
- Моё почтение, милорд. Я много слышал о вас и хочу надеяться,
что вам удастся предотвратить войну между нашими Домами.
- Я тоже хочу надеяться, - ответил я без особого энтузиазма; мои
опасения, что войны не избежать росли и крепли не по дням, а по
часам. - Так, стало быть, вашим отцом был Исайя Бен Гур? А я и
не знал, что у него есть сын.
- Он тоже не знал. Это обнаружилось уже после его смерти. Вы
были знакомы с моим отцом?
- Не очень близко. Но всегда был самого высокого мнения о нём.
- Не сомневаюсь, что мой отец был самого высокого мнения о вас.
Я непроизвольно улыбнулся в ответ на этот незамысловатый
комплемент. Мои отношения с Исайей Бен Гуром, внучатым
племянником царя Давида, нельзя было назвать дружественными, но
и врагами мы никогда не были. А его сын сразу вызвал у меня
симпатию - то ли по причине сердечного отношения к нему Амадиса,
то ли просто потому, что у парня было честное лицо и прямой
открытый взгляд. И ещё он желал мира между нашими Домами,
несмотря даже на то, что в катастрофе погиб близкий ему человек.
- Приятно было познакомиться с вами, Иона, сын Исайи.
Он тяжело вздохнул и с грустью проговорил:
- Называйте меня Джона, милорд. Так произносили моё имя, когда я
был ребёнком и юношей... К тому же теперь я просто Джона. Джона
и всё. Джона-предатель... С вашего позволения, милорды, я
удаляюсь. Не смею вам больше мешать.
Амадис ещё раз пожелал Джоне удачи и мы продолжили свой путь.
Спускаясь по лестнице, я задумчиво произнёс:
- Видно, у парня крупные неприятности.
- Ещё бы, - отозвался мой брат. - Он стал бездомным.
- Но почему?
- По собственной глупости... или порядочности. Он был одним из
тех приближённых Рахиль, которые вместе с ней дали присягу на
верность Дому Света; и он оказался единственным, кто отнёсся к
ней серьёзно. Одно время он был советником Рахиль... - Амадис
сделал паузу, поскольку мы оказались перед небольшой дверью,
ведущей наружу. Прежде чем открыть её, брат посмотрел на меня и
иронично усмехнулся. - То есть, я хотел сказать, что Джона был
одним из моих государственных советников. Но недолго. Вскоре он
впал в немилость у Рахиль, так как позволял себе открыто
критиковать её политику.
- С каких позиций?
- С позиций наших оппозиций. Он убеждал Рахиль, что в своих
решениях она должна исходить прежде всего из интересов Света, а
не только печься о том, как извлечь побольше выгоды для Израиля.
И кстати, если ты думаешь, что моя незадачливая жёнушка
действовала по наущению своего отца, то глубоко заблуждаешься.
Давид не раз говорил ей, что он сам способен позаботиться о
благе своего народа, а её политика приносит лишь вред обоим
Домам, однако Рахиль... Впрочем, ладно, не будем об этом. Говоря
на столь милом твоему сердцу языке, de mortuis aut bene aut
nihil.
Мы миновали павильон, где на моей памяти Амадис имел обыкновение
завтракать в обществе хорошеньких женщин, и оказались в начале
одной из аллей, ведущей в глубь сада. Глядя на покрытые белым
цветом деревья и усыпанную опавшими лепестками землю, я по
старой детской привычке подумал о доброй Снежной Королеве,
принёсшей вместо метели и вьюги волшебный цветочный снегопад и
благоухание вечной весны... Мои мысли невольно обратились к
Бранвене, которая была моей личной Снежной Королевой и
оставалась ею впредь, несмотря на перемену облика. Эти несколько
дней она упоённо играла роль Даны, и не потому, что так было
нужно, а потому что ей это нравилось - главным образом из-за
Юноны, которая просто души в ней не чаяла. Порой у меня
возникала забавная идея поженить Брендона и Бранвену, чтобы не
огорчать маму... и чтобы Дана обрела свободу.
- Если бы наша встреча состоялась при других обстоятельствах, -
вновь заговорил Амадис, когда мы двинулись вдоль аллеи, - я бы
первым делом спросил у тебя, каково это - на двадцать лет
потерять память, прожить заново жизнь, а затем вспомнить всю
прежнюю? Какие чувства ты испытываешь, оглядываясь на своё
прошлое?
- Двойственные, - ответил я. - В самом прямом смысле этого
слова. Субъективно я воспринимаю своё прошлое как бы состоящее
из двух отрезков - но не следующих один за другим, а идущих
параллельно и сходящихся в точке, которую я называю обретением
себя. И сейчас, вспоминая детство, я вспоминаю ОБА свои детства
как единое целое. Иногда мне кажется, что один день я был
Кевином, а на следующий всё забывал и становился Артуром, чтобы
ещё через день снова стать Кевином, - и так длилось многие годы.
Рассуждая логично, я, конечно, отдаю себе отчёт в действительной
хронологии событий, но на уровне эмоций и ассоциативного
мышления моё восприятие двух моих прошлых жизней несколько иное
- не столь логичное, зато более цельное.
- А в тот момент обретения себя, я полагаю, ты испытал нечто
похожее на приступ шизофрении?
- Не "нечто похожее", а НАСТОЯЩИЙ приступ шизофрении. Причём
очень острый. С точки зрения Артура это выглядело так: я пересёк
бесконечность, прошёл сущий ад, но вышел из него живым, пора бы
уже расслабиться и отдохнуть - как вдруг я обнаруживаю в себе
ещё одну личность, которая тоже является мною, но имеет свои
собственные воспоминания и с самого раннего детства живёт
собственной жизнью.
- Вы боролись друг с другом?.. То есть, ты боролся сам с собой?
- И да, и нет. В первый момент каждая из моих личностей
вознамерилась поглотить другую, но они были настолько
совместимы, что почти моментально начался процесс их слияния.
- И всё-таки в тебе доминирует твоя прежняя личность, - заметил
Амадис. - Ты тот самый Артур, которого я знал много лет назад.
Я усмехнулся.
- А вот мой новый друг, Морган Фергюсон, говорит, что я всё тот
же Кевин Мак Шон, который немного повзрослел, набрался опыта и
обзавёлся родственниками.
- А ты сам? Кем ты себя больше чувствуешь?
- Я совсем не чувствую разницы и подчас даже путаюсь в
воспоминаниях. Ведь, как я уже говорил, в моём собственном
восприятии обе мои жизни не разделены временным интервалом, они
как бы накладываются друг на друга. Порой мне кажется, что лишь
полгода назад Диана проводила меня в путь... - Тут я умолк,
мысленно скорчившись от невыносимой боли. Мучительно знать, что
твоя любимая мертва, но ещё мучительнее знать, ВО ЧТО она
превратилась после смерти. Иногда я удивляюсь: почему я ещё в
здравом уме, как я не рехнулся после той встречи в глубинах
Источника, ЧТО помогло мне устоять перед соблазном окунуться в
манящую пучину безумия? Долг, дружба, привязанность, любовь?..
Быть может, любовь. Но не к Дейрдре.
- Мне очень жаль, что она погибла, - сказал Амадис, прерывая
тягостную паузу в нашем разговоре. - Я всегда симпатизировал
Диане и... Извини меня, Артур. Я не должен был позволять моим
сторонникам использовать Пенелопу в борьбе против отца. Это
самое меньшее, к чему обязывала меня наша дружба, но и этого я
не сделал. Из меня вышел никудышный брат.
- Ошибаешься, - сухо ответил я. - Как брат ты ещё не совсем
безнадёжен. А у меня слишком мало братьев, чтобы походя
браковать их. И кстати, о братьях. Тебе ничего не известно об
Александре?
- Совсем ничего. В Царстве Света он не появлялся уже бог весть
сколько времени, и я, признаться, очень смутно помню его лицо.
- А не исключена возможность, что недавно он побывал здесь
инкогнито?
Амадис повернул голову и, не сбавляя шаг, пристально посмотрел
на меня.
- Ты подозреваешь Александра?
- Я НЕ ИСКЛЮЧАЮ того, что он мог быть причастен к убийству
Рахиль. Это вполне в его духе - насолить мне, тебе, а заодно
всей нашей семье и всему Царству Света. К тому же он презирает
израильтян за то, что они отвергли Иисуса.
- И как, по-твоему, он это провернул? Даже если предположить,
что он инкогнито побывал в Царстве Света и сумел раздобыть
необходимое количество урана, то остаётся ещё целый ряд
вопросов, на которые я не нахожу ответа. Во-первых, как он
исхитрился подсунуть свою бомбу Рахиль...
- Не обязательно Рахиль, - заметил я. - Уран мог находиться при
ком-либо из её спутников.
- Допустим. Но тогда, как Александр узнал, кто будет
сопровождать Рахиль, и вообще, откуда ему стало известно, что
она собирается посетить отца? Ведь это решение она приняла
импульсивно, после нашей ссоры, а менее чем через час уже вошла
в Тоннель, где и погибла. Так что наш братец, прятавшийся в
закоулках дворца, никак не мог провернуть своё тёмное дельце.
- Без сообщников, - уточнил я. - А вдруг он вступил в сговор с
одним из друзей Харальда, занимающих довольно высокое положение
при дворе? Я полагаю, что такие имеются.
- Таких хоть отбавляй, - согласился Амадис. - Харальд был весьма
популярной личностью в Доме, а радикалов нынче как собак
нерезаных.
- Вот тебе и ответ. Александру незачем было прятаться в
закоулках дворца. Всю грязную работу сделал за него кто-то
другой - тот, кто ненавидел Рахиль и желал избавиться от неё.
- Что ж, ладно. Предположим, что Александр действительно нашёл
себе сообщника или сообщников и устроил это покушение. Это
вполне вероятно, хоть и притянуто за уши; но это ещё цветочки.
Главный вопрос состоит в том, как же так получилось, что ни
Рахиль, ни её спутники, ни охрана Зала Перехода, не обнаружили
радиоактивного излучения. Кроме того, во время твоего отсутствия
в Зале были установлены сверхчувствительные детекторы, которые
передавали информацию на центральный терминал контрольного поста
службы безопасности. Я проверил все записи - вплоть до момента
взрыва не было зафиксировано ни малейшего отклонения от
естественного фона. Чертовщина какая-то.
- Значит, ты не знаешь, как можно скрыть присутствие
радиоактивных материалов?
- Почему же, знаю. Можно поместить уран в свинцовый контейнер, а
