через мужа могли иметь сведения и могли неосторожно проболтаться
где-нибудь.
Возвращаю Вам записную книжку и пакет. Из первой мы скопировали все
важнейшие улики. Партийный работник, всегда могущий ждать обыска и ареста,
не носит в записных книжках адресов товарищей, квартир, а выучивает их на
память; Ваш муж этой предосторожности не соблюдал, потому что ареста не
боялся. В его книжке мы нашли много очень важных адресов, частью уже
устаревших, но также и современных; теперь, конечно, и эти устарели,
потому что мы приняли свои меры. Были также адреса сыщиков, жандармских
офицеров и чиновников Третьего отделения.
<Получения от Жанны> - это скорее всего жалованье за предательство,
которое он почему-то тщательно регистрировал.
В пакете оказался целый ряд справок о месте жительства и фамилиях
сыщиков и жандармов в Красноярске и вообще в Енисейской области, где
Ваньковскому предстояло развернуть свою деятельность; были также фамилии и
адреса политических ссыльных и общественных деятелей этой области, за
которыми, очевидно, нужно было устроить надзор. Нам часть этих сведений
будет очень кстати, так как позволит сильно обезвредить сыск в Енисейском
крае на некоторое время.
Не имею права скрыть от Вас, дорогой товарищ, что в деле замешана и
женщина, именно хористка итальянской оперы, на которую Ваньковский,
очевидно, тратил деньги, получаемые от жандармов. В записной книжке
оказалось несколько ее адресов - она часто меняла квартиру, и один из
наших сумел от нее выведать о ее связи. Эта женщина была очень возмущена,
узнав, что ее покровитель уехал в Сибирь, не предупредив ее, и грозила,
что поедет туда за ним.
Мне, конечно, не нужно тратить много слов, чтобы убедить Вас в моем
искреннейшем сочувствии Вашему великому горю. Но я должен от души
поблагодарить Вас за то, что Вы не скрыли от нас случайную находку,
которую свободно могли отправить мужу или бросить в печку. Передав
разъяснение дела мне, Вы оказали партии громадную, скажу даже, неоценимую
услугу.
Я слышал о Вас как энергичной женщине, желающей работать в Сибири на
пользу нашего дела. Как старый, закаленный в боях революционер, позволяю
себе дать Вам искренний совет: вырвите без колебаний, без сожаления из
своего сердца того, кто совершил двойное предательство, чтобы покончить с
ним раз навсегда. Не думайте о компромиссах - они погубят только Вас самих
и ничему не помогут. Мужайтесь и посвятите себя общественной и партийной
работе - в ней Вы найдете утешение и забвение личного горя.
Если хотите, мы поможем Вам освободиться от власти мужа.
Еще раз спасибо и прощайте. Может быть, нам суждено еще встретиться.
Письмо, конечно, истребите.
Ваш Н. С.>.
VI
В глубоком волнении Варя читала письмо; по временам невольные слезы
набегали и туманили ей глаза, но она быстро, нетерпеливым движением руки
смахивала их, чтобы не мешали читать.
За истекшие две недели молодая женщина уже значительно подготовила
себя, вспоминая поступки и слова мужа, странные посещения и частые
отлучки, сопоставляя все это с обнаружившимися после его отъезда данными.
Конечно, в душе еще теплилась смутная надежда на то, что все объяснится к
лучшему после расследования Никона, но эта надежда была очень слаба. Варя
больше надеялась на то, что муж не изменил лично ей, но в его измене
партии она была почти уверена; а эту измену она считала более важной и
из-за нее разошлась бы с мужем - конечно, не без борьбы, не без страданий.
Теперь же, когда оказалось, что он изменял и ей, и изменял давно, ее
чувство к нему, уже ослабевшее за последние два года, превратилось почти в
ненависть. И слезы, набегавшие при чтении письма, были скорее слезами
обиды, слезами сожаления о том, что она любила этого двойного предателя,
чем слезами горя.
Дочитав письмо, она вытерла слезы и задумалась. Совет Никона - без
колебаний вырвать предателя из своего сердца - был почти излишен; второй
совет - найти утешение в работе - вполне отвечал ее намерениям.
Предложение же освободить ее от власти предателя встречало в ее душе
благодарный отклик.
Варя повернула голову к человеку, принесшему письмо, который все
время незаметно наблюдал за ней, хотя, казалось, смотрел безучастно в
окно.
- Я готова выслушать, товарищ, что решила партия относительно
моего... - она остановилась на мгновение и затем продолжала, - бывшего
мужа. Говорите без стеснения...
- Его приговорили к смерти, и только вы можете наложить veto на
приговор, отсрочить его исполнение, сделать попытку заставить предателя
отказаться навсегда от своей деятельности. Но, оттягивая исполнение
приговора, давая осужденному возможность мстить, предать еще многих, вы
рискуете нанести крупный ущерб нашему делу...
Варя вздрогнула, у нее потемнело в глазах, но она усилием воли
овладела собой и сказала тихим, но твердым голосом:
- Я не препятствую исполнению приговора...
Все-таки силы на мгновение оставили ее, она побелела как полотно и
откинулась к спинке стула, беспомощно опустив руки. Рыжов бросился к ней.
Она прошептала:
- Пожалуйста, стакан воды из кухни.
Рыжов принес воду, и, когда Варя отпила несколько глотков и
успокоилась, он спросил:
- Когда же вы едете в Красноярск?
Варя совсем забыла, что собиралась сегодня же уехать, что ее вещи
уложены. Теперь эта поездка казалась ей совершенно не спешной, может быть,
совсем ненужной. Она высказала это Рыжову.
- А как же возвратить записную книжку и пакет? Ведь это необходимо
сделать, иначе Ваньковский почует недоброе и может наделать нам беды. Если
вы не хотите ехать, то позвольте мне книжку и пакет, я поеду. Мне поручено
уличить предателя...
- И устранить его, - прибавила Варя тихо.
Рыжов кивнул головой.
- Когда же вы хотите ехать?
- Могу быть готов завтра.
- Хорошо, зайдите ко мне завтра по дороге на вокзал. Я обдумаю и,
может быть, поеду с вами.
VII
Посла ухода Рыжова Варя, чтобы встряхнуться и не оставаться целый
вечер одной в пустой квартире, отправилась гулять вместе со знакомой
курсисткой, потом зашла к последней пить чай и вернулась домой уже поздно.
Но спать ей не хотелось, да и нужно было обдумать создавшееся положение и
решить, что делать в ближайшем будущем.
После отъезда мужа она постепенно продавала мебель и хозяйственную
обстановку квартиры, подготовляясь к отъезду; в этот день утром унесли уже
и ее кровать. Оставался только ломберный стол и два стула, которые купил
сосед, с тем чтобы взять их после ее отъезда.
Варя провела половину ночи на стуле, облокотившись на стол и глядя в
окно... Белая ночь постепенно окутала столицу своим покровом, но молодая
женщина не зажгла свечи, а продолжала сидеть до тех пор, пока солнце
поднялось на небе и под его лучами заблестели мокрые от росы крыши. Тогда
она развернула на полу одеяло, прислонила подушку к чемодану, улеглась и
заснула сейчас же крепким сном.
За ночь она пережила мысленно еще раз всю свою молодость со времени
знакомства с Тоней; она вспомнила первые встречи на катке зимой, случайные
свидания на улицах и в городском саду в длинные весенние вечера, затем
экскурсии на столбы летом в обществе других гимназистов и барышень. После
чудного лета, так быстро промелькнувшего, настала первая разлука, когда
Тоня уехал в университет; но молодое горе скрашивалось нежной перепиской,
и в следующее лето, во время одной из экскурсий на столбы, они объяснились
и обменялись клятвами любви и верности. Переписка во время второй разлуки
вперемежку со словами любви, уверенной во взаимности и смело смотрящей в
глаза будущему, содержала уже рассуждения на политические и социальные
темы и планы предстоящей деятельности на пользу ближних.
И вот Тоня второй раз вернулся на каникулы. Как хороша была первая
прогулка на столбы, запросы кукушке, томительная ночь в шалаше,
закончившаяся браком на вершине столба, в наряде молодой богини. Это была
несравненная волшебная сказка, о которой Варя всегда вспоминала с
бесконечной нежностью и с тихой грустью, что это миновало и не вернется
никогда больше.
Вспоминались и другие встречи того же лета, свидания более
чувственные и уже менее чистые, потому что молодая парочка узнала чары
физической любви и жадно осушала кубок блаженства.
Потом последовал переезд в столицу - очаровательный, длинный путь
вдвоем, продолживший медовый месяц до прибытия на место, где так приятно
было устраивать себе гнездышко. Но затем пошли и неприятные воспоминания -
мучительная беременность, тяжелые роды, болезненный ребенок, - все вместе
перевернувшее жизнь, создавшее первое отчуждение от мужа, первую трещину в
их любви, которая потом незаметно и медленно, но неуклонно расширялась и
углублялась.
Вспоминался арест мужа, глубоко поразивший ее, затем болезнь и смерть
ребенка, неожиданное возвращение мужа и его дальнейшее странное поведение,
которое только теперь предстало перед Варей в надлежащем свете. Переживая
мысленно последние два года, молодая женщина вынуждена была признаться
себе, что ей давно уже следовало обратить серьезное внимание на отчуждение
мужа, на его сомнительные знакомства. Тогда ей, может быть, удалось бы
вернуть его себе, пока не стало поздно, и, во всяком случае, удалось бы
гораздо раньше разоблачить его предательство и прекратить вред, который он
наносил делу партии. А она, удрученная сначала смертью ребенка, затем
углубившаяся в учение, ограничивалась слабыми упреками, небольшими слезами
и, наконец, махнула рукой на поведение мужа, надеясь, что со временем
перемена места и обстановки вернут его к ней.
Все эти соображения привели ее к выводу, что она до известной степени
также виновата в том вреде, которое предательство мужа нанесло делу и
членам партии. И это сознание заставило Варю наметить свое дальнейшее
поведение в этом деле, чтобы хоть отчасти искупить свою небрежность.
Устранение ее мужа кем-либо из членов партии не могло пройти незамеченным
в глухом сибирском городе, где всякое новое лицо обращает на себя
внимание; при отсутствии способов быстрого бегства из Красноярска
исполнитель приговора рисковал своей жизнью, а свободой во всяком случае.
Поэтому Варя пришла к убеждению, что она должна устроить так, чтобы не
было дальнейших жертв для партии, чтобы предатель исчез каким-нибудь таким
способом, который не обратил бы на себя внимания. План такого исчезновения
уже наметился в ее голове, но ее участие в приведении плана в исполнение
было неизбежно; это участие было для нее, конечно, невыносимо тяжело, но
она решилась на него без колебаний, и это решение успокоило ее совесть.
Поэтому она спала крепко и проснулась поздно, встала спокойная, но с
тяжелым чувством, словно в ее душе что-то окаменело и лежало там в глубине
- тяжелое-тяжелое.
<Это пройдет, - подумала она, - когда я исполню свой печальный долг,
мне станет легче>. Она занялась окончательными приготовлениями к отъезду,
и, когда в назначенный час Рыжов заехал за ней, он нашел ее совершенно
готовой к путешествию, сосредоточенно-спокойной, молчаливой и грустной.
Таковой же она оставалась в течение двадцати дней пути - сначала по
железной дороге до Нижнего, на пароходе до Перми, опять по железной дороге
до Тюмени, на пароходе до Томска и, наконец, на лошадях до Красноярска.
Варя то читала, то лежала на диване каюты, то смотрела в окно на
проплывавшие мимо нее леса и нивы, цветные обрывы берегов Волги, песчаные
