столб, но Варя отказалась идти туда; ее муж этому очень обрадовался и
сказал:
- Мы, старики, полезем на первый столб для начала.
- Тогда позвольте и мне, такому же старику, присоединиться к вам, -
заявил Рыжов.
Ваньковские с удовольствием разрешили это. Молодежь с песнями
потянулась через лес ко второму столбу, и, когда они скрылись из вида,
Варя поднялась и предложила идти и своим спутникам. Оставив багаж в шалаше
и захватив только веревку и свеженарубленные колышки, они отправились в
другую сторону, обогнули подножие первого столба и начали подниматься.
Ваньковский шел впереди, вспоминая дорогу, выступы и трещины, отмечая
изменения их, сделанные временем и ногами столбистов. За ним шла Варя, а
позади Рыжов.
Быстро они достигли верхнего уступа, с которого приходилось уже
карабкаться по стене, пользуясь колышками. Во избежание несчастия нужно
было лезть по одному, ожидая, пока передний не доберется до вершины.
Ваньковский полез первый, чуть не сорвался в одном месте и крикнул Варе
сердито:
- Я говорил тебе, что я отяжелел для столбов. Как хочешь, а на второй
я не полезу!
Когда он исчез на вершине и спустил оттуда веревку, чтобы облегчить
своим спутникам задачу, Рыжов сказал Варе:
- Вы оставайтесь здесь. Я полезу вперед и объяснюсь с ним один на
один наверху. Позову вас, если понадобится.
Он ухватился за веревку и полез - сначала не особенно умело, но потом
освоился - и также скрылся за выступом вершины. Варя, следившая за его
восхождением с трепещущим сердцем и широко раскрытыми глазами, затем почти
упала на камень и закрыла лицо руками. Сердце ее замирало, в ушах звенело,
голова, казалось, готова была расколоться на части, и несчастная женщина
сжимала руками виски.
Резкий, короткий звук выстрела, отдавшийся тройным эхом от соседних
столбов, заставил ее вскочить на ноги; вся трепещущая, бледная, она
смотрела наверх. Над выступом скалы показался Рыжов и медленно начал
спускаться. Варе казалось, что он по временам не двигается с места и
висит, уцепившись за скалу.
Наконец он очутился возле нее и опустился на камень, тяжело дыша.
Одна рука его была окровавлена, и кровь стекала крупными каплями на
розовый гранит и собиралась во впадине в виде маленького кораллового
озерка.
- Он поранил вас! - прошептала Варя с тревогой.
- Нет, я разодрал себе руку о скалу, - ответил Рыжов. И, немного
помолчав и отдышавшись, тихо прибавил: - Объяснение было довольно бурное.
Он сначала отрицал все, затем, подавленный уликами, сознался и даже начал
издеваться над партией. Тогда я прочел ему приговор. Он побледнел как
смерть, закричал <помогите!>, быстро выхватил револьвер и выстрелил в
меня, но промахнулся - пуля пролетела над моей головой... Я нагнулся,
схватил его неожиданным движением за ноги и сбросил с вершины... на ту
сторону... в бездну...
- Боже мой, боже мой! - прошептала Варя, закрывая глаза рукой. Она
просидела несколько минут в таком положении и тихо плакала. Страшное
возбуждение последних дней наконец разрешилось слезами. Рыжов вынул платок
и перевязал свою руку.
- Пора созывать молодежь на помощь, - сказал он, окончив перевязку и
убедившись, что плечи Вари перестали вздрагивать и она немного
успокоилась.
Рыжов вынул револьвер и сделал несколько выстрелов в воздух. Затем
оба медленно полезли вниз, оставив веревку висеть на скале. Варя часто
останавливалась и опиралась на Рыжова; она молчала, но слезы продолжали
струиться из ее глаз.
Достигнув подножия столба, Рыжов отвел Варю в балаган, а сам обогнул
столб с другой стороны, чтобы найти место, куда упал Ваньковский. С этой
стороны столб поднимался высокой, почти отвесной стеной, окаймленной у
подножия россыпью гранитных глыб; в промежутках между более мелкими
глыбами, наваленными друг на друга кучами, кое-где поднимались крупные
глыбы, словно большие могильные памятники. Камни были покрыты лишаями;
кое-где росли молодые деревья. Здесь, на северной стороне, всегда было
сыро и пахло плесенью.
Ваньковский лежал грудью на гранитной глыбе, ногами в промежутке
между двумя другими. Он упал, очевидно, головой вниз, а затем скатился по
откосу глыбы; череп с лицевой стороны был раздроблен, кровь залила все
лицо и окрасила окружающий гранит.
Убедившись, что Ваньковский не дышит, Рыжов вынул из его крепко
сжатой руки револьвер и выпустил из него оставшиеся пули; а затем вернулся
к балагану, заметив место, где лежал труп.
Варя, сидевшая возле балагана, подняла на подошедшего Рыжова
вопрошающий взор; спросить его она не решилась.
- Он убился сразу при падении, - сказал Рыжов, догадавшись. - Я вынул
из его руки револьвер и стрелял, чтобы молодежь спуталась в счете
выстрелов.
XI
Прошел еще почти целый час в ожидании возвращения ушедших на второй
столб. За это время Рыжов отыскал топорик среди вещей столбистов в
балагане, вырубил две длинные и крепкие березовые жерди и привязал к ним
одно из одеял.
Наконец гурьбой привалили молодые люди, спрашивая впопыхах, что
случилось. Выстрелы застали их уже почти на вершине столба, и хотя они
поспешили вернуться, но спуск занял немало времени.
- Господа, случилось большое несчастие, - сказал Рыжов, когда все
собрались к балагану. - Мы втроем забрались на первый столб - сначала
господин Ваньковский, потом я, наконец барыня. Она только что успела
подняться на край площадки, когда ее супруг, стоявший на другой стороне у
самого обрыва, вероятно желая помочь ей, резко повернулся, поскользнулся
на гладкой плите и свалился вниз...
Послышались возгласы ужаса и вопросы:
- Ну, где же он, жив еще? Нужно бежать за помощью, привести доктора!
- В помощи господин Ваньковский уже не нуждается, - продолжал Рыжов.
- Он сразу убился насмерть на каменной россыпи у подножия столба. Помогите
поднять тело и принести сюда.
Вся компания ушла с носилками, кроме Вари, которая осталась в
балагане, так как во время рассказа Рыжова упала в обморок; одна из
девушек тоже осталась и приводила ее в чувство. Когда Варя пришла в себя,
эта девушка побежала с двумя чайниками за водой.
Вскоре вернулась и печальная процессия с носилками, которые опустили
на землю позади балагана. Затем стали обсуждать - нести ли тело в город
или пригласить полицию на место происшествия; большинство высказалось за
первое предложение, так как это было проще и скорее.
- В таком случае нужно составить акт теперь же, пока мы не забыли
всех подробностей, - заявил Рыжов.
У него нашелся лист бумаги и карандаш; один из гимназистов взялся
писать; изложили все происшествие, начиная со встречи всех трех отрядов
столбистов на тропе и кончая поднятием мертвого тела. Варя подтвердила
рассказ Рыжова об их подъеме на столб и прибавила, что она, занятая
взлезанием на площадку, не видела, как поскользнулся и упал ее муж, и
подняла голову, когда Рыжов что-то закричал и подскочил к ней, бледный от
испуга. Убедившись, что упавший не зацепился за дерево или выступ скалы, а
полетел вниз, они поторопились спуститься, давая выстрелы, чтобы созвать
остальных на помощь. Когда они подошли к месту падения, их спутник уже не
дышал.
Пока судили, рядили и писали, солнце уже спустилось за лес. Поэтому
решили отложить перенос тела в город до утра, так как нести неудобные
носилки ночью по лесной тропе было бы слишком трудно.
Поужинали без длинных разговоров - присутствие мертвеца связывало
всем языки. Затем сейчас же легли спать, чтобы выйти завтра на рассвете и
сделать трудный путь с ношей до наступления жары.
XII
Ночь прошла спокойно. Когда между стволами сосен только что
показались признаки приближающегося рассвета, все быстро поднялись,
наскоро позавтракали и тронулись в путь. Впереди шли все девушки и Варя.
Позади шли мужчины; их было восемь человек, так что устроили две смены;
четверо несли носилки с мертвецом и менялись каждую четверть часа.
Так как мужчины с длинными носилками подвигались медленно по
извилистой тропе среди леса и теряли время на смену, то женщины ушли
вперед, чтобы нанять в первой попутной деревне телегу и выехать с ней
навстречу печальной процессии. Благодаря этому вся компания уже к полудню
успела добраться до города.
В тот же день кончилась тягостная процедура полицейского дознания о
происшествии с освидетельствованием и вскрытием тела, после которого Рыжов
немедленно уехал из Красноярска. С Варей он простился крепким рукопожатием
и безмолвным взглядом, так как при этом были посторонние.
На следующий день состоялись торжественные похороны, на которые
собралась масса горожан.
Варя мужественно перенесла тяжелые часы, когда она была центром
всеобщего внимания и участия. Сейчас же после похорон она уехала в
Енисейскую тайгу к отцу на прииск. Из вещей мужа она ничего не взяла, а
обстановку квартиры поручила своим знакомым продать и деньги отдать матери
Ваньковского. Последней были отосланы и все бумаги, найденные после снятия
печатей с письменного стола. Но в этом столе Рыжов и Варя, приехавшие в
город ранее прибытия тела, успели сделать быструю ревизию еще до появления
полиции.
Гибель молодого столбиста на несколько лет ослабила рвение горожан, и
на вершины более трудных столбов в эти годы редко кто взбирался. Но
постепенно впечатление от происшествия изгладилось, очевидцы его кончили
гимназию и разъехались из Красноярска. Мало-помалу опасный спорт
возобновился.
А после того, как по Сибири прошла железная дорога и Красноярск
оживился и начал расти, значительно увеличилось и количество столбистов.
На берегу Енисея, ниже устья Лалетиной, построили дачи, туда начал ходить
пароходик из города, экскурсия на столбы сделалась менее длинной и
трудной. Вместо балагана у столбов возникла кем-то выстроенная изба,
дававшая приют во время ненастья.
В революционные дни 1905 года на столбах кто-то вывесил огромные
красные флаги, которые видны были из города и страшно раздражали
администрацию. Был организован целый отряд жандармов, снявших с большими
затруднениями красные флаги и сжегших избушку, чтобы уничтожить приют
столбистов. Но при всем желании они не могли стереть с отвесной
неприступной стены надпись <Да здравствует свобода>, которую какой-то
смельчак ухитрился написать крупными буквами.
Уничтожение избушки, впрочем, ничему не помогло. Вместо нее возник
опять балаган, и паломничество к столбам по-прежнему представляет любимое
занятие красноярской молодежи. И уже немногие помнят о происшествии на
столбах, которое рассказано нами.
Критик отметит, конечно, что повесть не лишена литературных
слабостей. Но, согласитесь, прочитав, ее долго не забудешь. Странное,
тревожное впечатление производит она.
Как вы знаете, в 1908 году Владимир Афанасьевич проводил со
студентами практику в районе Красноярских Столбов.
<На отвесном обрыве одного из самых больших столбов, -
вспоминает Обручев, - мы различили еще полустертую надпись красной
краской <Долой самод(ержавие)>, которую в дни революции 1905 года
ухитрились написать какие-то смелые туристы. По рассказам
красноярцев, тогда же на вершине одного из столбов был водружен
большой красный флаг, и полиция вынуждена была выслать целый отряд
