фруктовыми деревьями, - все это не может вознаградить путешественника за
неудобства дороги и ночлега, и я с легким сердцем простился навсегда с
югом, когда близ города Минь-чжоу началась северная природа, более тусклая
и пыльная, более холодная, но более благоприятная для путешествия.
От южной окраины Ордоса до Лань-чжоу я шел на лошадях с двумя
погонщиками из китайских христиан, которыми снабдили меня боробалгасунские
миссионеры; здесь я рассчитал их и теперь направляюсь в Сучжоу на своих
верблюдах, пришедших сюда с зимовки в Боро-балгасуне с двумя крещеными
монголами, поступающими ко мне в рабочие до Кульджи; своего кяхтинского
казака я рассчитал и отправил на родину (через Ордос и Монголию) еще в
начале января, так как этот человек в своем дурном поведении (пьянстве,
лени и грубости) превзошел всякие границы и не только не был полезен, но
вредил моей экспедиции и репутации, рассказывая всем встречным китайцам
всякие грязные выдумки про меня и даже про миссионеров.
Прибывши в Лань-чжоу, я получил из ямына три пакета с письмами и
газетами за восемь месяцев прошлого года, два возвращенные из Чен-ду-фу и
один адресованный сюда. На днях мне принесли также пакет, адресованный уже
в Су-чжоу, благодаря чему я узнал о желаниях Географического общества
заблаговременно и из Су-чжоу сделаю дополнительную поездку в Средний
Нань-шань, что отсрочит мое возвращение в Кульджу до конца сентября.
Относительно денег повторилась прошлогодняя история, пока я не обратился
телеграммой к любезному содействию Вашего Сиятельства, - за которое
глубоко благодарен, - во всех ямынах говорили, что денег нет; через два
дня после телеграммы принесли 840 лан казенного веса хорошим серебром...>
Письма Обручева - тоже продолжение дневной работы. В них
отстаиваются взгляды, ведется зачастую оживленная научная дискуссия.
Т о м с к. 10/111/19/05.
<Милостивый Государь Лев Семенович!
Одновременно посылаю Вам под бандеролью свою статью об Ордосе (из
сборника в память И. В. Мушкетова) и пользуюсь случаем поблагодарить Вас
за присылку Ваших интересных трудов по Аральскому морю; своевременно не
мог исполнить этот долг, так как не знал Вашего адреса; теперь только
нашел его в списках членов Географического общества.
Особенный интерес для меня имела Ваша статья о явлениях развевания на
берегах Аральского моря, я использовал поучительные иллюстрации к ней для
диапозитив(ов), которые показываю студентам на своих лекциях по физической
геологии.
С большим интересом прочел я также Вашу заметку о прежнем впадении
Аму-Дарьи в Каспийское море (в <Землеведении> 1902 г.), написанную по
поводу статьи Бартольда; но эта заметка показывает, что Вам неизвестны мои
мнения о впадении Аму-Дарьи в Каспийское море, которые оказываются
совершенно согласными с историческими данными, приводимыми Бартольдом.
Противоречие есть между взглядами Коншина и историей, но я всегда
доказывал, что Коншин не прав; я указывал, что часть Аму-Дарьи до верхнего
водопада была судоходна, что у этого водопада есть остатки караван-сарая
(у Куртыша и Талай-хан-ата), где грузы перекладывались с каюков на
верблюдов и шли через пески Кызыл-кум на Кызыл-арват кратчайшим путем.
Данные геологии и физ. географии именно говорят в пользу такого
предположения, и только Коншин мог истолковать их иначе, а Вальтер, не
видевший эту часть старого русла, а только его низовья, предложил новую
гипотезу, столь же мало обоснованную, как и гипотеза Коншина. Мой спор с
Коншиным по этому вопросу будет со временем, я в этом глубоко убежден,
разрешен новыми геологическими исследованиями в мою пользу; ненадежность
геологических работ Коншина обнаружена недавно и на Кавказе Голубятниковым
по отношению к Бакинскому нефтеносному району.
Мои взгляды на Узбой изложены в книге <Закаспийская низменность>
(Записки Геогр. общ. по общей географии, т. XX, вып. 3) и в примечаниях к
книге Коншина <Разъяснение вопроса о древнем течении Аму-Дарьи> (в тех же
Записках, т. XXXIII, вып. 1) на стр. 249 - 256.
Могу только порадоваться, что исторические изыскания Бартольда
подтвердили мои геологические выводы, так упорно оспариваемые Коншиным.
С искренним уважением В. Обручев>.
Это письмо адресовано Льву Семеновичу Бергу, будущему академику,
а следующее - известному исследователю Центральной Азии Григорию
Ефимовичу Грум-Гржимайло. В нем очень четко выражены взгляды Обручева
на научную дискуссию, его принципы:
<Я говорю всегда прямо, что думаю, без экивок и недомолвок, и в таком
смысле прошу понимать мои отчеты - путевые, предварительные и полные, и не
читать в них между строк, отыскивая невысказанные или недосказанные мысли.
Если меня у б е д я т, что мои мнения ошибочны, я от них отказываюсь
прямо, без почетного или непочетного отступления, замаскированного разными
<но> и <ежели>. Так я поступил в вопросе о Ханхае, когда мне доказали
палеонтологические находки, что это было не соленое море, как я думал, а
цепь пресных озер; так поступлю и в спорных между нами вопросах, если вы
мне д о к а ж е т е, что я не прав. Но пока я этих доказательств не вижу,
Вы мне их не дали, и я остаюсь на п е р в о н а ч а л ь н о й точке
зрения>...
Некоторые гипотезы, высказанные и обоснованные Обручевым, на
протяжении многих десятков лет вызывали (и вызывают) оживленные
дискуссии - в частности, гипотеза о происхождении лесса.
Читатель уже знает - в настоящее время насчитывается чуть ли не
семь десятков лессовых гипотез.
Владимир Афанасьевич считал, что нужно четко разделять первичные
и вторичные лессообразующие факторы. И на склоне лет он по-прежнему
энергично и страстно защищал свою эоловую гипотезу:
<Неужели Вы, видевший большие площади Внутренней Азии, также все еще
сомневаетесь в правильности эоловой теории (она уже вполне заслужила
термин - теория) и считаете ее только одним из возможных объяснений
генезиса этой пылевой почвы? Сколько же десятилетий полевых работ геологов
нужно еще ждать, чтобы географы признали эоловую теорию единственно
правильной, вполне объясняющей генезис лесса. Ведь прошло уже 56 лет с тех
пор, как Тутковский (П. А. Тутковский - геолог, палеогеограф, академик АН
Украинской ССР. - А. Ш.) вполне правильно выяснил пылевой генезис
украинского лесса в связи с ледниковым периодом! Сколько лет географы и
почвоведы, мудрствуя лукаво, будут сомневаться в правильности эоловой
теории, замалчивать ее или стараться находить еще какое-нибудь выдуманное
объяснение, как <облессование>...
Я полагаю, что географам уже пора признать полную правильность
эоловой теории, которая на основании уже многочисленных точных наблюдений
в многочисленных местностях установила пылевой генезис неслоистого лесса и
естественный переход его, при переносе водой, в лессовидные суглинки
разного качества.
Сейчас заканчивается съемка кинофильма в Туркмении, и Вы осенью
увидите на экранах Москвы разновидности лессовых толщ из Средней Азии и их
связь с песчаными пустынями, доставляющими эту пыль на окаймляющие степи.
И неужели, глядя на эти картины больших толщ пылевидных и водно-пылевых
почв, Вы все еще будете сомневаться в точности эоловой теории и искать
другие объяснения их генезиса?
С сердечным приветом В. Обручев>.
Это письмо, датированное 6 июня 1955 года, адресовано Эдуарду
Макаровичу Мурзаеву - доктору географических наук, известному
исследователю Центральной и Средней Азии. Сам Эдуард Макарович
считает себя учеником Владимира Афанасьевича, они всегда оставались в
добрых, дружеских отношениях.
Заметьте, сколь непреклонен Обручев в своем письме, и в то же
время сколь сердечен. Замечательный пример высокой этики научной
дискуссии!
Когда пришла к Владимиру Афанасьевичу литературная известность
(наверное, можно сказать, литературная слава), хлынули потоком письма
читателей - сотни, тысячи.
<Плутония>, <Земля Санникова> в равной степени увлекали и детей
и взрослых.
<Глубокоуважаемый Владимир Афанасьевич! - писал из Перми профессор Г.
А. Максимович. - На днях купил несколько книг и в том числе Ваш роман
<Земля Санникова>. Книга пролежала у меня несколько дней. Вчера, закончив
последний курс в этом полугодии, я открыл ее. Открыл и положил ее в 4
утра, закончив чтение. Несмотря на наличие многих дел, которые были
намечены на вечер, я все забыл, так был увлечен.
Увлекательнейшая книга получилась у Вас, Владимир Афанасьевич!
Литература должна пожалеть, что Вы не писатель.
Не будь я геологом, я бы тоже пожалел. Однако сознание важности Вашей
роли в создании нашей отечественной геологии заставляет меня только
поздравить Вас с блестящим успехом на новом поприще научно-фантастической
литературы.
Извините, что побеспокоил Вас своим письмом, но оно получилось
невольно, утром под впечатлением прочитанной книги>.
Еще одно из <взрослых> писем хочется процитировать потому, что
высказанную в нем идею и сейчас еще не поздно осуществить:
<Уважаемый т. Обручев.
Недавно я с Вашей экспедицией совершил путешествие в Плутонию. Меня
оно очень увлекло, но было досадно, что в действительности не придется
совершить подобного путешествия, и поэтому мне захотелось Плутонию
вытащить на свет божий.
Почему бы не просить Моссовет помочь в этом деле?
Примерно в Химках создать громадный парк с бассейнами, пещерами,
гейзерами, громадными пластами древнейших пород, которые свойственны Вашей
Плутонии, и заселить этот древний парк обитателями давно минувших
тысячелетий - из бетона, из мрамора. Пусть они разевают из разных углов
этого парка страшные пасти. Пусть этот мрамор извивается в предсмертных
судорогах неравной борьбы, и пусть у человека мурашки ползут по коже.
Я обращаюсь к Вам, как к главному виновнику этой идеи и как к
человеку, имя которого будет авторитетно в Моссовете. Создав бригаду из
скульпторов, геологов, архитекторов, декораторов и т. д., через 5 лет Ваша
Плутония начнет жить на поверхности земли. Насколько я знаю, такого
зоопарка нет на земном шаре. Я буду рад, если Вы мне скажете Ваше мнение
по данному вопросу.
Уважающий Вас - подпись.
Мой адрес: Москва, Арбат, Сивцев-Вражек пер., д. 30, кв. 3. Баянову
И. Р.>...
Большинство писем было, конечно, от молодежи. Сотни из них и до
сих пор хранятся в архиве Обручева - тридцатые годы, сороковые,
пятидесятые. Можно было бы даже провести небольшое социологическое
обследование - как за два десятка лет изменились читатели.
Кажется, в тридцатых годах интерес к книге был более живым,
более активным. Хорошая книга становилась руководством к действию, и
можно смело утверждать, что <Плутония>, <Земля Санникова> определили
судьбу многих юных читателей.
<Дорогой дедушка Обручев, шлю вам большой привет, прямо громадный.
Я читал ваши книги <Плутония> и <Земля Санникова>, они мне очень
понравились. Прочтя <Плутонию>, я заинтересовался доисторическими
временами. Меня интересует быт людей, которые тогда жили, животные, какие
тогда были, как произошла Земля, какое первое существо было на земле,
какие ящеры были хищными, какие травоядными, что есть внутри земли и
почему в шахте чем ниже, тем жарче. Вот и все, что меня интересует.