Костер уже горел, освещая красные стволы сосен. Последние лучи
заходящего солнца пылали огнем на обрывах второго столба, который был
виден с поляны у балагана, поднимаясь словно массивная башня и резко
выделяясь над зеленым лесом на потемневшем фоне неба. Розовые перистые
облака, тянувшиеся несколькими полосками на север, предвещали на завтра
хорошую погоду.
В котелке гимназистов весело бурлила вода, и клубы пара вырывались
из-под крышки; это варился суп из рябчиков, застреленных во время
экскурсии. Антон, сбегавший за водой, подвесил и свой чайник рядом с
котелком на березовую палку, воткнутую другим концом в землю. Обе партии
столбистов соединились, уселись кружком вокруг одеяла, на котором были
разложены припасы, и с молодым аппетитом принялись уничтожать закуски,
затем похлебали деревянными ложками горячий суп, обглодали рябчиков и
напились чаю.
За время ужина сумерки сгустились, и стало довольно свежо, на
потемневшем небе заблестели звезды. Пламя костра освещало стройные стволы
деревьев, окруживших поляну, подобно высоким колоннам храма, капители
которых то погружались в темноту, то озарялись красным светом
вспыхивавшего огня. Иногда по вершинам сосен проносился порыв ветра, и
хвоя начинала волноваться и шуметь. За ближайшим кольцом освещенных
костром колонн выступали колонны второго кольца, за ними - третьего,
четвертого, освещенные все слабее и слабее, пока последние колонны не
исчезали уже во мраке ночи, окутывавшем лес.
Когда стихали молодые звонкие голоса у костра и на короткое время
воцарялась тишина, можно было различить сквозь слабый шепот сосен и другие
ночные звуки: иногда заунывный крик совы, иногда глухой гул ветра в
трещинах столбов, иногда легкий треск, словно ломающихся под ногой сухих
веток. Люди, непривычные к ночным голосам тайги, могли бы подумать, что
это гуляет <хозяин> леса - медведь; но столбисты знали, что медведь чует
человека издалека и никогда не подойдет к костру так близко, чтобы слышны
были его шаги.
Постепенно оживленная беседа, вертевшаяся сначала вокруг местных
городских и особенно школьных новостей и происшествий, а затем под
влиянием обстановки вокруг приключений разных столбистов и охотников,
начала затихать, и молодежь стала устраиваться на ночь. Костер передвинули
ближе к входу в балаган и положили на него две толстые коряги
полуистлевшего бурелома, который горит медленно, больше тлеет и дымит;
огонек должен был охранять балаган от хищных зверей, а дым - от комаров.
На сухие листья, покрывавшие почву в балагане, набросали свеженарезанных
молодых ароматных веточек лиственницы, покрыли их одеялами и улеглись: три
гимназиста - ближе к выходу, а Варя и Антон - в глубине балагана.
Гимназисты, утомленные трехдневным карабканьем по столбам, сейчас же
заснули, но Варя и Антон, возбужденные близостью друг друга, необычной
обстановкой, ночной тишиной, теплотой балагана, согретого костром, не
могли уснуть и шепотом разговаривали, а в паузах беззвучно целовались.
Постепенно эти паузы становились длиннее и длиннее, ласки Антона начали
принимать все более страстный и настойчивый характер, так что Варе
пришлось серьезно защищаться, чтобы удержать возлюбленного на известной
границе дозволенного.
- Ведь мы же решили соединиться на всю жизнь, - уговаривал ее Антон,
прерывающимся от волнения голосом. - Когда кончится Петровский пост...
- Тогда и будем принадлежать друг другу, милый, - шептала Варя,
зажимая ему рот поцелуем.
- Непременно после церковного и родительского благословения, - не
унимался Антон. - Только тогда, когда это будет дозволено и даже одобрено
законом и древним обычаем предков, - поддразнивал он ее.
- Древние обычаи не всегда плохи, - защищалась она.
- Но меня возмущает это <с дозволения начальства> в таком интимном
деле! Не лучше ли теперь, здесь, в этой таинственной обстановке, в
балагане, среди дикой тайги, у подножия вечных столбов, под покровом
звездного неба...
- Ну, пусть будет по-твоему, дикарь! Но только не сейчас, не здесь, а
завтра, когда мы будем совершенно одни. И пусть свидетелями будут
действительно только молчаливые столбы, зеленая тайга и голубое небо
родины!
Антон ответил ей горячим поцелуем; оторвавшись от ее губ, он сказал
со смешком:
- А кукушка, значит, правильно предсказала!
- Нет, это я не пожелала осрамить ее, - возразила Варя, заворачиваясь
в одеяло. - Спокойной ночи, мой дорогой, желаю тебе райских сновидений!
Немного погодя она расхохоталась над своими мыслями.
- Тоня, я сейчас обдумывала свой брачный наряд. Он будет сделан
наперекор древним обычаям и совершенно не согласно взглядам начальства...
И обстановка бракосочетания будет самая необыкновенная!
- Ну скажи же, Варя, голубчик, скажи!
- Молчи, молчи, любопытный, и спи. Больше я ничегошеньки не скажу.
VI
Ночь прошла спокойно, но Антон и Варя поднялись уже чуть свет, чтобы
воспользоваться утренней прохладой для восхождения на самый трудный столб,
который возвышался в полуверсте от балагана. Молодые люди успели уже
закусить и напиться чаю, когда проснулись гимназисты. Простившись со
своими случайными соседями, возвращавшимися в город, Антон и Варя
направились ко второму столбу. Дорога шла сначала через густой и высокий
лес, огибая лог с ключом, ближе к подножию столба начали попадаться
заросли кустов, скатившиеся сверху крупные глыбы. Узкая тропа извивалась
по росистой траве, усеянной яркими цветами, и Варя, подоткнувшая юбки,
чтобы не замочить подол, набирала по пути букет. Солнце еще не взошло, но
было уже совершенно светло, и на востоке разгоралась золотистая заря;
легкий ветерок проносился по вершинам сосен и лиственниц, обдавая путников
холодком и заставляя их ежиться.
Вскоре тропа поднялась на восточный склон столба, довольно пологий
внизу и поросший мелким лесом и кустами в промежутках между глыбами
гранита; по этому склону молодые люди легко поднялись на первый уступ, над
которым вздымалась крутая и высокая стена, казавшаяся на первый взгляд
неприступной. Но, разглядывая ее внимательнее, можно было заметить и
небольшие карнизы, и ниши, дававшие возможность поставить ногу, и широкие
трещины, горизонтальные и вертикальные, в которые легко было всунуть
колышек, и отдельные кустики и корявые деревья, за которые можно было
ухватиться рукой. Но все-таки лезть на эту стену без помощи веревки было
слишком рискованно, веревку же приходилось забрасывать очень искусно,
стараясь зацепить ее за кривой ствол толстой сосны, нависшей над обрывом;
для этого служила тонкая бечева с привязанным к ее концу камнем, подобная
чалке, употребляемой на судах.
Свернув эту бечеву кольцами, Антон бросал ее вверх; после нескольких
неудачных попыток камень перелетел через ствол сосны и упал назад, к ногам
юноши, которому уже не стоило большого труда передернуть веревку вслед за
бечевой через сосну. Тогда он полез, придерживаясь одной рукой за веревку,
а другой втыкая колышки в расселины гранита, в тех местах, где не было
выступа или впадины для опоры ноге. Достигнув сосны, Антон очутился на
небольшой площадке, на которой можно было перевести дух после трудного
лазанья по обрыву; он обвязал веревку покрепче вокруг ствола, и тогда уже
полезла вверх Варя, для которой колышки были уже приготовлены, а веревка
закреплена.
После отдыха на площадке, с которой молодые люди приветствовали
солнце, поднимавшееся желто-красным диском из-за щетинистого гребня
далекой горы, пришлось отвязать веревку и повторять ту же операцию еще
раз, чтобы подняться на следующий уступ; но этот подъем был менее труден и
длинен, чем первый, последние же сажени нужно было просто карабкаться по
ступенчатому откосу, в трещинах которого росли в изобилии кустики и
деревца, дававшие опору рукам и ногам.
Наконец молодые люди очутились на вершине столба, которая
представляла гораздо более широкую площадку, чем вершина первого столба,
посещенного накануне. Эта площадка имела шагов тридцать в длину и двадцать
в ширину; к западу она обрывалась очень резко, и с этой стороны столб
падал вниз совершенно отвесной и гладкой стеной сажень на пятьдесят,
забраться по которой не мог бы и самый ловкий акробат. Подножие стены было
окаймлено узкой полосой некрупных глыб, когда-то сорвавшихся сверху и
покрытых уже мохом и мелкими кустами, тем не менее падение с площадки
столба на эти камни грозило немедленной смертью. К северу площадка также
обрывалась сразу, но здесь стена столба в одном месте на половине высоты
представляла косой уступ, на котором поместилась целая рощица довольно
крупного леса и кустов; этот зеленый уступ и обращал на себя внимание при
взгляде с первого столба.
На востоке столб падал не отвесно, площадка его вершины постепенно
переходила в крутой откос с уступами, по которому столбисты и забирались
вверх. Наконец, в южной части площадка была рассечена широкими трещинами
на отдельные части; на ближайшие хороший гимнаст мог бы еще перескочить,
но более далекие представляли уже самостоятельные толстые иглы или зубья,
на которые распадался столб с южной стороны; за этими зубьями виднелась
седловина, соединявшая второй столб с третьим, более низким и сильно
разрезанным выветриванием.
На площадке вершины в трещинах гранита росла травка, кустики и
маленькие кривые сосны, которые стлались по камню, пригибаемые к нему
силой зимних буранов; эта растительность совершенно не была видна снизу.
VII
Восхождение на столб заняло около часа времени, и, когда Антон и Варя
достигли вершины, солнце уже поднялось над далекими лесистыми горами на
северо-востоке, и его косые лучи осветили площадку и согрели ее, быстро
высушивая ночную росу. Вид с вершины был в общем такой же, как с первого
столба, но только теперь, рано утром, воздух был еще наполнен парами, из
падей и долин поднимались легкой пеленой туманы, а над Енисеем тянулась
молочно-белая мгла. Утренний ветер порывами проносился над горами, и
бесконечное море лесов волновалось и шептало свою вечную, таинственную
песню. Быстро становилось тепло, и туманы таяли и исчезали на глазах.
Варя, сидя на краю гранитной площадки, перебирала цветы, сорванные
внизу по дороге к столбу, и плела из них венок; ее пальцы проворно клали
рядом и белую душистую ночную фиалку, заменяющую в Сибири ландыш, и
лилово-голубой ароматный ирис, и ярко-желтый огонек, и белые с красными
крапинами и разводами странные сапожки. Антон лежал возле нее, отдыхая от
восхождения, смотрел на ее работу и наконец спросил:
- Для чего ты плетешь венок, ведь он скорее завянет, чем букет.
- Ты, очевидно, уже забыл, глупый, что сегодня день нашей свадьбы.
Здесь, в тайге, мирты и флер д'оранжи не растут, и я делаю венок из родных
сибирских цветочков. А за то, что ты забыл мои слова, сказанные ночью в
балагане, я тебе венка не сплету, и ты будешь венчаться без цветов, как
дикарь.
Антон понял, что замышляла Варя, и его сердце, еще возбужденное
усилиями восхождения, заколотилось в груди; он схватил руку девушки и
прижал ее к губам.
Венок был готов. Солнце поднялось выше и уже хорошо пригревало, но
еще не жарило, не обжигало кожу; так и хотелось, сбросив с себя одежды,
нежить свое тело под его лучами.
Варя вскочила на ноги, быстро распустила свои тяжелые золотистые
