Тогда был тоже канун рождества; мы спешили доплыть до здешней гавани,
чтобы провести праздники дома, у своих. Противный ветер в течение двух
дней задерживал нас, и мы сильно запоздали; уже начинало смеркаться, а
город только что показался на сумрачном горизонте, самые опасные места
были еще впереди.
Следовало бросить якорь и переночевать в море; я понадеялся на свою
опытность, на свое знание здешних мест и велел идти вперед. Слишком уж
хотелось быть дома - ведь со мной ехала моя невеста и мы собирались
провести этот вечер вдвоем в своей уже устроенной квартирке. Через неделю
назначена была наша свадьба...
Когда почти совсем стемнело, а оставалось еще часа полтора до гавани,
я стал колебаться - не лучше ли не рисковать. Но она протестовала, она так
много ждала от этого вечера. А тут взамен уютной комнаты, зажженной елки,
тепла и света, целого вечера с милым - ночь на бурном море, в тесной каюте
нагруженного купеческого судна... Она просила попытаться.
Скрепя сердце я решил рискнуть и сам взялся за штурвал - она,
завернувшись в непромокаемый плащ, стояла подле и, невзирая на мои
просьбы, не хотела уйти с палубы. <Какая я буду жена моряка, если стану
бояться всего; я там, где и ты>, - твердила она.
С час все шло хорошо, мы быстро приближались, и на темном горизонте
ярко блистали уже огни города.
На повороте к гавани килевая качка перешла в боковую; я не успел
предупредить Катю - огромная волна стеной набежала на судно и опрокинулась
на палубу целым потоком воды. Я едва удержался на ногах, ухватившись за
колесо, оглянулся - подле меня никого не было, Катю снесло в море. Как
сумасшедший, не помня, что делаю, я бросил штурвал и кинулся к борту...
сквозь рев волн я услышал только отчаянный пронзительный крик: <Спаси
меня, Саша!..> Новая волна сшибла меня с ног, я ударился головой о
какой-то тюк и упал без памяти...
Человека, стоявшего со мной у руля, также откинуло в сторону; не
управляемый никем корабль стало быстро относить к берегу, он ударился о
подводный камень, и мы стали тонуть. Я очнулся... На корме матросы
спорили, спуская лодку; я схватил спасательный пояс и бросился в море;
заливаемый волнами, то поднимаясь на гребни, то опускаясь вниз, я
прислушивался, надеясь услышать еще раз - <Спаси меня!..>, но нет, ветер
свистел, море ревело кругом и волны уносили меня; я опять лишился
чувств... Меня принесло к гавани, и здесь сторожа заметили и вытащили
меня, я провел ночь в сторожке. Матросы погибли вместе с лодкой, и только
один, ухватившись за бревно, добрался до берега. Ты его знаешь - это мой
камердинер.
Едва только рассвело, я бросился на взморье - полуживой, еле волоча
ноги. Вот там, на песчаной косе, я нашел Катю; она лежала на спине,
раскинув руки, без плаща; свое платье она разорвала в агонии или же
старалась облегчить себя для борьбы с волнами, - оно висело лохмотьями,
обнажая плечи и грудь. Распустившиеся черные волосы рассыпались по песку;
бледное лицо было спокойно, губы крепко стиснуты, темные глаза, казалось,
смотрели на меня из-под полуопущенных век...
Бурная ночь сменилась ясным утром. На востоке показалось солнце и
бросило первый луч на лицо Кати; словно румянец вспыхнул на ее щеках.
Взбаламученное море мерно колыхалось после бури, и волны с плеском
разбивались на песке у моих ног.
Я упал на камни и прильнул к губам утопленницы; холодные губы не
ответили на мой поцелуй... белые руки не обвились вокруг моей шеи, как
бывало... безжизненно протянулись они по мерзлому песку...
Долго стоял я на коленях подле Кати и глядел на нее пристальным,
отчаянным взором. Я сгубил эту молодую жизнь своей безумной
самонадеянностью, сгубил свое счастье... и свою жизнь... На что мне была
эта жизнь?.. Полюбив впервые в сорок лет и потеряв любимого человека,
вторично не полюбишь... не помиришься с судьбой...
В то утро наедине с холодным трупом на берегу глухо шумевшего моря я
решил не ступать больше на палубу судна; я чувствовал, что не мог быть
более моряком; всюду меня бы преследовал призрак погибшей Кати, ее
последний призыв, и я не мог быть хладнокровен в минуту опасности...
Дядя приподнялся и стоял у окна, выпрямившись, протянув руку вперед,
словно благословляя кого-то.
- Зачем ты шумишь, жестокое, безжалостное море? Ты ведь не вернешь
похищенное у меня счастье? Или ты думаешь своим шепотом заглушить голос
моей совести? Нет, нет... Среди шума и плеска твоих волн мне всегда
слышится последний отчаянный призыв: <Спаси меня, Саша, спаси меня!..> И
этот призыв погибающего любимого человека преследует меня всюду,
неумолкаемо звенит в ушах... И все-таки я люблю тебя, безжалостное море;
на твоих волнах я родился, ты пело мне колыбельные песни, ты взрастило и
вскормило меня, ты похитило мое счастье и своим шепотом беспрестанно
напоминаешь мне это, на твоем берегу я найду вечный покой. Люблю твой
простор, песнь твоих седых волн, твою мощь, беспощадную мощь... Шуми,
вечное море, Шуми. Мое счастье, моя жизнь уже прошумели...
Слышишь, мальчик, как море шумит?
Последние слова он произнес почти шепотом и, опустившись в кресло,
закрыл глаза. <Он утомился и хочет уснуть>, - подумал я и вышел в другую
комнату. Под впечатлением услышанного я встал снова у окна... Так вот что
было с этим загадочным угрюмым человеком, вот почему он поселился на
берегу и провел в одиночестве двадцать лет.
Я вспомнил, как год тому назад в этот же день я пришел к дяде и не
застал его дома; из окна я увидел какого-то человека на последней
ступеньке лестницы. Это был дядя. В широком плаще, развеваемом ветром, с
непокрытой головой, стоял он лицом к морю и порой поднимал руку, словно
разговаривая с кем-то. Волны обдавали его брызгами, ветер охватывал его
своим леденящим дыханием и играл его седыми волосами, а он стоял и
простоял полчаса. Потом, повернувшись, медленно стал подниматься по
ступенькам наверх. Теперь я понял, отчего он стоял тогда на берегу; как
сегодня, вспоминал он роковой вечер.
Прошло около часа. Начинало смеркаться, пора было отправиться домой;
я осторожно вошел в соседнюю комнату, желая проститься со стариком. Он
по-прежнему спал; на мгновенье меня поразила тишина - не слышно было
неровного дыхания спавшего... <Он умер...> - мелькнуло у меня, и я
бросился к креслу, схватил дядю за руку - она была уже холодна и не
отвечала на пожатие; голова лежала в подушках, и открытые, безжизненные
глаза устремлены в окно - на море...
Я остановился у кресла и долго смотрел на дядю; сумерки быстро
наступали, и из углов комнаты потянулись тени, серая мгла повисла над
морем. Дядя словно спал, наклонив голову на грудь... Мне казалось, что
старик вот-вот опять поднимется, снова сверкнут глаза из-под нависших
бровей, рука протянется вперед, указывая на белые гребни, грустный
задумчивый голос произнесет: <Слышишь, мальчик, как море шумит>. Но нет,
губы оставались безмолвны, рука не шевелилась, глаза тускнели...
Я стоял у окна, и наедине с холодным трупом мысли мои невольно
занялись вопросами о вечности и смерти. Мерное тиканье часов - мгновения,
море своим ровным глухим шумом говорило о вечности, смерть - в кресле
передо мною...
Когда я вышел от дяди, было уже совершенно темно; ветер крепчал, тучи
неслись по небу словно бледно-желтые призраки, освещенные огнями города;
на темном горизонте мигали фонари гавани, как светлые звезды; белые гребни
волн еле виднелись в море, по-прежнему шумевшем внизу.
<Слышишь, мальчик, как море шумит, - почудился мне снова голос дяди.
- Шуми, вечное море, шуми! Мое счастье и моя жизнь уже прошумели...>
Приблизительно тогда же, когда писался этот рассказ, Владимир
Афанасьевич обратился за советом к своему школьному учителю: не
бросить ли институт, не отдаться ли целиком литературному труду?
Алексей Александрович Полозов дал мудрый совет. Обручев запомнил
его на всю жизнь и даже много лет спустя, в своих воспоминаниях,
цитирует дословно:
<Ваши литературные, наклонности еще недостаточно ясны и сильны,
чтобы всецело полагаться на них. Писатель должен знать жизнь, чтобы
создавать что-либо ценное, а Вы ее еще мало знаете. Попробуйте свои
силы на горном поприще, в нем очень много интересного и трудного,
заслуживающего описания. Тогда у Вас будет и материал для
литературной работы>.
Прав, тысячу раз прав учитель.
Сам Обручев называл <Море шумит> рассказом, но фактически это
романтический вымысел. Даже образ дяди лишен каких-либо жизненных
штрихов. Да и зачем они? Вся рассказанная история - только символ,
точнее, юношеская претензия на символ.
Учитель подметил главное - ранние литературные опыты Обручева
лишены связей с реальной жизнью.
<Пришлось согласиться, что мой учитель совершенно прав, я
последовал его доброму совету>, - пишет Владимир Афанасьевич в
воспоминаниях.
Можно сказать вполне определенно: не будь Обручев геологом,
путешественником, не было бы ни <Плутонии>, ни <Земли Санникова>, ни
<Золотоискателей в пустыне>, ни <Рудника Убогого>, ни <В дебрях
Центральной Азии>. И конечно, не было, бы замечательных
научно-популярных статей, научно-популярных книг.
В 1890 году появились путевые очерки Владимира Афанасьевича <По
Бухаре> и первая научно-популярная публикация - <Залежи бурого угля
с. Зиминского>. Потом <Письма> из путешествия по Китаю.
Научно-популярный жанр по праву считается одним из труднейших в
литературе.
Обращаясь к своим ученым коллегам, известный английский
естествоиспытатель и популяризатор Дж. Б. С. Холдейн писал: <Вы,
вероятно, привыкли к двум категориям научных статей: к ответам на
вопросы, где вы стремитесь возможно шире показать объем ваших знаний
по целому разделу науки, или же к специальным научным сообщениям, в
которых вы детально излагаете какую-то узкую проблему. Когда вы
пишете научно-популярный очерк, перед вами совсем другая задача. Не
следует бравировать своей эрудицией... Ваша задача - увлечь читателя,
возбудить его интерес...>
Обручеву это удавалось блестяще. Владимир Афанасьевич, что
называется, <чувствовал> читателя. Его научно-популярные статьи
публиковались в <Пионерской правде> и... на листочке отрывного
календаря, в <Правде> и <Известиях>, в журналах <Природа>, <Вокруг
света>, <Новый мир>, <Огонек>...
Тематика статей столь же разнообразна: <Четыре эпизода из
путешествия А. В. Потаниной в Центральной Азии и Китае>, <Экспедиция
Нансена к Северному полюсу и ее результаты>, <Ищите радий>
(публикация 1913 года!), <Роль геологии на театре военных действий>,
<Происхождение Телецкого озера>, <Пещера ископаемых драконов в
Китае>, <О происхождении нефти>, <Животные ледникового периода в
изображениях современного им человека>, <Сколько лет Земле?>, <Земля
Санникова. Нерешенная проблема Арктики>, <Что может наблюдать юный
геолог?>, <Почему я сделался путешественником?>, <Новая наука -
мерзлотоведение>, <Как образовались сокровища Урала>, <Геология и
война>, <Строительство ледяных складов>, <Движутся ли материки?>,
<Значение геологии в школе и жизни>, <Наступление на пески>,
