одному человеку не удалось добраться даже до ее
подножия, и считалось, что это вообще невозможно. Но
вот в 1934 году Шиптон и его друг Тильман, тоже
известный английский альпинист, нашли проход. Они
поднимались вдоль реки Риши, прокладывая себе путь
через глубокие ущелья и вдоль крутых склонов, и пришли
наконец к укрывшемуся у самого подножия Нанда Деви
удивительно красивому водоему, который назвали
Сэнкчюэри ("Святыня" или "Убежище"). У них не было ни
людей, ни достаточных запасов, чтобы двигаться дальше;
впрочем, они и так добились немалого. А в 1936 году, когда
Шиптон снова вышел на Эверест, Тильман отправился во
главе большой экспедиции на штурм Нанда Деви.
По пути в горы наша группа под руководством майора
Осместона встретила возвращавшегося Тильмана, и он
сообщил нам радостную новость. Оделл (в 1924 году он
участвовал в экспедиции на Эверест и достиг высоты 8230
метров в поисках Мэллори и Ирвина) и Тильман взошли на
вершину. Третий альпинист, молодой американец Чарлз
Хаустон, поднялся почти до вершины, но отравился чем-то
в верхнем лагере, и ему пришлось вернуться вниз. Когда
мы их встретили, он уже поправился и все они страшно
радовались своей выдающейся победе.
Вскоре после этого настал мой черед заболеть. Никогда,
ни до, ни после этого, я не болел так сильно в горах.
Возможно, сказалась непривычная жара на равнине по пути
из Дарджилинга. А может быть, виной был непрерывный
дождь, или же я еще не отдохнул после Эвереста. Как бы то
ни было, я очень ослаб. У меня поднялась такая
температура, что временами майору Осместону и другим
приходилось тащить меня на спине. Майор Осместон
отнесся ко мне с беспримерной добротой, и я пообещал
себе, что когда-нибудь сделаю для него то же, что он для
меня. Англичане определили у меня желтуху. Местные
жители посоветовали мне поесть один вид мха, растущий
на скалах. Я решил попробовать. Сварил мох и съел его,
потом меня рвало так сильно, что я думал, все
внутренности выскочат наружу. Но температура прошла.
Слабость еще оставалась, но болезнь угомонилась, и я смог
идти дальше сам.
Как и экспедиция Тильмана, мы подошли к Нанда Деви
через долину Риши, которая называется Риши Ганга, и
разбили лагерь около Сэнкчюэри. Это было действительно
очень красивое место; кругом простирались цветущие луга,
а над ними высились снежные вершины. Однако мы
пришли не для восхождения, а для топографической
съемки. Наша работа продолжалась несколько недель. Я все
еще был не в силах делать много и оставался чаще всего в
базовом лагере. Но я хоть поправлялся. Недалеко от лагеря
находилась могила одного шерпа из экспедиции Тильмана:
он умер от болезни; увидев ее, я невольно подумал: "Как-
никак я оказался счастливее его!"
Наконец мы покинули горы и вернулись в Раникхет.
Оттуда я поехал обратно в Дарджилинг. К этому времени я
уже совсем поправился, но был не очень-то доволен собой,
потому что принес так мало пользы. "Настанет день, -
думал я, - когда я опять приду на Нанда Деви и покажу
себя с лучшей стороны". Этому суждено было сбыться.
Когда шерп не занят в экспедиции, он может заработать
несколько рупий, сопровождая туристов по
примечательным местам вокруг Дарджилинга. Этим я и
занимался в течение осени и зимы 1936 года. Иногда
маршрут ограничивался подъемом на Тигровый холм у
самого города. Оттуда на восходе можно увидеть за сто
шестьдесят километров вершину Эвереста,
возвышающуюся над хребтами Непала. Иногда туристы
идут несколько дальше, по северным тропам до Сандакпху
и Пхалута, оттуда в хорошую погоду Эверест виден
значительно лучше. Я испытывал радостное чувство,
убеждаясь, что гора стоит на месте и ждет меня. Но с
другой стороны, я был недоволен - мне хотелось идти
туда, а не смотреть. В следующем году экспедиции не было,
и мне пришлось ждать 1938 года, чтобы представился
новый случай.
А в 1937 году я отправился снова в Гархвал, на этот раз
для восхождения вместе с Гибсоном и Мартином,
учителями Дун Скул, известной английской мужской
школы в Дехра Дун, в Индии. Экспедиция была маленькая,
в ней участвовали двое названных англичан, я и еще один
дарджилингский шерп по имени Ринцинг, да десятеро
носильщиков из Гархвала. Мы собирались взойти на гору
Бандар Пунч ("Обезьяний хвост"); это был первый из трех
походов, которые я совершил туда вместе с мистером
Гибсоном. Высота Бандар Пунч - 6315 метров, совсем
малая в сравнении с Эверестом и даже с Нанда Деви.
Однако ее никто не пытался взять до тех пор. Условия
восхождения были сложными, и при первой попытке нас
остановил глубокий снег на высоте всего 5200 метров.
После этого мы не стали делать новых попыток, а
посвятили несколько недель изучению края и пережили при
этом много приключений. Однажды, разбив лагерь на
берегу большой реки, мы разделились на две группы и
пошли на рекогносцировку. Мистер Гибсон и Ринцинг шли
по одной стороне реки, мистер Мартин и я - по другой,
мы условились встретиться вечером. Но тут спустился
густой туман, пошел дождь, и мы не могли найти ни друг
друга, ни даже лагерь. У нас с мистером Мартином не было
ни палатки, ни другого снаряжения и было очень мало
продовольствия. Мы бродили кругом и кричали, но из-за
тумана не видели, куда идем, а сильный дождь заглушал
наши голоса. Наконец мы набрели на пещеру; пришлось
просидеть в ней два дня. На третий день прояснилось, и мы
нашли дорогу обратно в лагерь.
В другой раз мы отправились в большой поход в одну
деревню на границе Тибета. На обратном пути попали в
густые дебри и заблудились. Продовольствие подходило к
концу. На наше счастье, в лесу оказалось много ягод,
однако мы все равно ходили голодные. И тут мы
наткнулись на местных жителей, которые устроились
перекусить на краю дороги. Продуктов у них было много, и
мы предложили им денег, но они встретили нас
недружелюбно и отказались продать что-нибудь. Тогда мне
пришла в голову одна идея. Я знал, что в этой местности
господствует суеверие, будто пища становится нечистой,
если до нее дотронется чужеземец. И вот я подсказал
мистеру Гибсону, чтобы он прикасался к разным продуктам
и спрашивал: "Это что? А это?" Он послушался, и они
страшно всполошились. А он трогал все так быстро, что
крестьяне не успевали остановить его, и твердил: "Что это?
Это что? Что это? Это что?" Как я и надеялся, местные
жители после этого не захотели дотрагиваться до еды и
оставили ее нам. Англичане все равно думали заплатить и
предложили двадцать рупий, но они отказались принять
деньги и заспешили прочь, пригрозив, что доложат обо
всем сельскому старшине. Однако ничего не случилось,
потому что мы продолжали путь и сумели обойти их
деревню. Зато мы наелись до отвала!
Во время этой экспедиции нам постоянно не везло с
продовольствием. Однажды мы три недели подряд
питались одними консервами. Наконец пришли в деревню,
купили козу и зарезали ее. Мы настолько проголодались,
что тут же съели всю козу, а на следующий день все
мучились животами. Пришлось задержаться в деревне на
три дня и лечиться аракой10. Не знаю, как отнесся бы к
такому лечению врач, но мы, во всяком случае,
поправились.
Все это происходило после попытки взять Бандар Пунч.
Мы побывали также в Ганготри и Гомукхи - знаменитых
местах, привлекающих много паломников, - потом
миновали вершины Бадринат и Камет и прошли перевал
Бирни на высоте 5500 метров, выше, чем мы забирались на
Бандар Пунч. Первым этот перевал форсировал англичанин
Бирни, участник штурма Камета в 1932 году; отсюда и
название перевала. Но он шел с юга на север, а мы первыми
двигались здесь в обратном направлении. В это время у нас
было очень мало местных носильщиков, так что нам
пришлось так же трудно, как если бы мы поднимались на
высокую вершину.
Итак, за два года я дважды побывал в Гархвале, и оба
похода оказались очень интересными. Все же это было не
то что Эверест, и я продолжал думать о Чомолунгме.
Вернувшись в Дарджилинг, я стал ждать с большим
нетерпением. Весной 1938 года англичане организовали
новую экспедицию, и я, конечно, нанялся к ним. Это была
седьмая экспедиция на Эверест, а для меня третья.
На этот раз руководил Тильман; по своему размаху
экспедиция значительно уступала предыдущей. Кроме
Тильмана в нее вошли Эрик Шиптон и Фрэнк Смайс, с
которыми я уже ходил в горы, Оделл - его я встретил
годом раньше около Нанда Деви, - а также Питер Ллойд и
капитан Оливер, впервые участвовавшие в восхождении.
Тильман был очень хороший и спокойный человек, все
шерпы любили его. Косматый, с невероятно густыми
бровями, он получил у нас прозвище Балу - Медведь.
Именно он придумал порядок, при котором шерпы не несут
большого груза, пока не дойдут до самой горы, когда
остальных носильщиков отпускают. Он же ввел
официально звание Тигра и медаль Тигра для Гималайских
экспедиций.
Путь на Эверест проходил все там же, и в начале апреля
мы разбили базовый лагерь выше монастыря Ронгбук.
Здесь я вторично встретил отца: он опять услышал про
экспедицию и пришел через перевал Нангпа Ла проведать
меня. Это была наша последняя встреча: он умер в Солу
Кхумбу в 1949 году, прежде чем я попал туда. Он всегда
был мне хорошим отцом, и я благословляю его память.
С ледника мы не сразу пошли на Северное седло, а, как и
в 1935 году, попробовали сначала найти лучший путь.
Тильман, я и двое шерпов (Церинг и Джингмей) поднялись
к перевалу Лхо Ла, около которого побывал в свое время
Мэллори. Великий миг! Наконец-то я с одной стороны
Эвереста видел другую. Где-то там, на юго-западе,
находится Тами, мой родной дом... Далеко-далеко внизу, на
склоне около ледника Кхумбу, паслись яки, рядом с ними
виднелась фигура человека. Я спрашивал себя, кто бы это
мог быть.
Тильман надеялся пройти через перевал на другую
сторону и разведать ее, однако мы убедились, что склон
страшно крут и весь покрыт льдом. Спуститься, возможно,
и удалось бы, но подняться потом опять - ни за что. Было
очень пасмурно, и мы не могли отчетливо видеть большую,
заполненную снегом котловину, которой Мэллори дал
уэльское имя Western Сwm - Западный цирк. Поэтому
нельзя было судить об условиях для восхождения с той
стороны, и я, понятно, не подозревал тогда, что пятнадцать
лет спустя там пройдет путь к вершине.
Возвратившись в базовый лагерь, мы выступили к
Северному седлу. На этот раз мы попали туда с двух
сторон: старым путем, со стороны Восточного
Ронгбукского ледника, и новым, от Главного Ронгбукского
ледника. Мы убедились, однако, что второй путь очень крут
и еще ненадежнее старого. По снежно-ледовым склонам
ниже седла, как я уже говорил, часто проходят лавины, и
вот я впервые сам попал в одну из них. Мы поднимались в
этот момент вшестером, связками по трое: впереди капитан
Оливер, я и шерп Вангди Норбу, за нами Тильман и двое
других шерпов. Место было крутое, снег глубокий, по
самую грудь, и мы продвигались медленно, с большим
трудом. Вдруг со всех сторон послышался треск, и снег
тоже начал двигаться. В следующий миг мы заскользили
все под гору вместе со снегом. Я упал и закувыркался вниз,
потом зарылся головой в снег и очутился в темноте.
Разумеется, я помнил, что произошло на этом самом месте
в 1922 году, и подумал: "Это то же самое. Конец". Тем не
менее я продолжал бороться, протолкнул вверх ледоруб и
попытался зацепиться им. К счастью, лавина остановилась,
причем я оказался не очень глубоко. Мой ледоруб
зацепился за твердый снег, я стал подтягиваться. И вот я
уже опять выбрался на свет - живой!
Нам повезло. Снег прекратил скольжение, и все легко
выбрались на поверхность. А тремя метрами ниже тянулась
большая трещина; попади мы в нее, ни один бы не
выбрался. Теперь же пропал лишь один предмет - вязаный
шлем капитана Оливера.
Мы разбили лагерь 4 на Северном седле. В третий раз я
оказался здесь. Но теперь мне наконец-то предстояло пойти
еще дальше. Для дальнейшего восхождения мы
разделились на две группы. Я вошел в первую,
