узнавал много нового. Я встречал англичан, индийцев,
турок и афганцев, индуистов и мусульман, христиан и
евреев. Я научился говорить на хиндустани, пушту, на
читральском наречии, продолжал совершенствоваться в
английском. Я привык иметь дело с разными людьми и
решать разнообразные проблемы. И чем дальше, тем реже
вспоминал я о Дарджилинге. Я редко думал даже о
Чомолунгме - ведь до нее было так далеко. Однажды
майор Уайт прочел мне письмо, в котором официально
сообщалось о присвоении мне звания Тигра за работу на
Эвересте в 1938 году. Медаль я получил только в 1945 году,
когда вернулся в Дарджилинг.
Все это время шла война, размах ее непрерывно
расширялся. Когда-то я думал, что на свете есть только
одна страна, населенная чилина-нга, - Англия, но теперь я
знал, что их очень много и в Европе, и в других частях
света. Я слышал о них по радио и надеялся, что когда-
нибудь отправлюсь в путешествие и увижу их. Иногда мне
казалось, что самым правильным было бы, пожалуй, пойти
в армию. Но потом я возражал себе, что и так работаю для
армии, а если надену форму, то вернее всего придется
делать ту же работу, только платить мне станут меньше, а
строгостей будет больше.
Много говорили также о стремлении Индии к
независимости и что будет новое государство Пакистан.
Большинство жителей Читрала мусульмане, поэтому он
вошел впоследствии в Пакистан. А так как я не индуист, то
у меня не было никаких неприятных столкновений с
читральцами. В ту пору я очень мало знал о политике и
подобных вещах. Я мечтал только о том, чтобы жить тихо,
спокойно и делать свое дело как можно лучше.
Тогда это было нетрудно. Но я хотел бы, чтобы люди
дали мне такую возможность и после взятия Эвереста!
Потом уж я сообразил, что мог бы неплохо
подзаработать в Читрале. В этой части страны много
драгоценных камней, и они попадались нам на каждом
шагу, только я не знал тогда, что они так дорого стоят. Не
знали этого и местные жители - они отдавали свои
находки в обмен за несколько пачек чаю или другие
продукты. Я привез с собой в Дарджилинг несколько таких
камней. Увидев их, местные купцы пришли в страшное
возбуждение и сказали, что камни драгоценные. Друзья
уговаривали меня вернуться в Читрал, добыть побольше
камней и разбогатеть на их продаже. Однако я отказался. Я
ничего не имел против того, чтобы заработать деньги, но
чувствовал, что торговец из меня не выйдет.
Наряду с майором Уайтом у меня появился хороший
друг в лице врача Н. Д. Джекоба; он заведовал всеми
гражданскими лечебными учреждениями в области Читрал.
Это был очень занятой и важный человек, но совершенно
свободный от той чопорности, которая присуща многим
англичанам. Джекоб всегда относился очень приветливо ко
мне и моей семье и лечил нас так, словно я махараджа или
генерал. Я очень обрадовался, встретив его много лет
спустя в Лондоне, и был глубоко тронут, когда узнал, что
он проехал восемьсот километров только для того, чтобы
повидать меня.
Однако наше общение с доктором Джекобом было не
только приятного свойства. Попав в Читрал, моя жена Дава
Пхути стала часто болеть, - видно, климат не подходил.
Как доктор ни старался, ей становилось все хуже. В 1944
году она скончалась. Ее смерть была страшным ударом для
меня и для наших дочерей Пем-Пем и Нимы. Старшей
исполнилось всего пять лет, младшей - четыре, и вот они
остались без присмотра. Я не знал, что и делать. Одно
время я нанял им айя, но с ней у нас что-то не ладилось. И
вот в начало 1945 года я решил, что нам надо возвращаться
в Дарджилинг.
За эти годы мне удалось скопить около полутора тысяч
рупий, так что денежный вопрос меня не беспокоил.
Однако война еще продолжалась, и проехать оказалось
трудно. Сначала я раздобыл лошадь с вьючными сумами.
Посадил по одной дочери в каждую суму и провел лошадь
на поводу через перевал из Читрала до города Дир. В Дире
железная дорога, но и желающих ехать было множество; я
никак не мог попасть в поезд. Неудивительно, что с двумя
малышами на руках я пришел в отчаяние. Наконец меня
осенило. Майор Уайт отдал мне старый мундир с
офицерскими погонами - в этом мундире я выглядел
настоящим начальником. Я отправился снова на станцию,
дождался воинского состава и прошел прямо в купе
первого класса. Никто не сказал мне ни слова, поезд вскоре
тронулся. Так я и проехал почти через всю Индию со
своими девочками, не заплатив ни одной анна.
В Силигури, ближе к Дарджилингу, я снял форму, так
как скоро должен был оказаться среди людей, которые
знали меня, и мне не хотелось попасть в тюрьму за
незаконный маскарад. Последнюю часть пути мы проехали
на автобусе. После шести лет отсутствия я наконец-то
очутился дома. Даже старым друзьям я казался чужим
человеком. Они таращили глаза на мою странную одежду и
смеялись моему произношению. Некоторое время меня так
и звали "Патан" - по имени народа, населяющего северо-
запад Индии и Афганистана 12.
Хотя мне неплохо жилось в Читрале, я был рад
вернуться к своему народу. Однако мои дочери нуждались в
хорошем уходе, а один я не мог с этим справиться. Друзья
посоветовали мне: "Женись на доброй женщине, которая
могла бы присмотреть за ними". Я отвечал: "Это хорошая
мысль. Но на ком?" И тут мне опять повезло. Я снова
встретил Анг Ламу, ту самую молодую женщину, которая
когда-то покупала у меня молоко и торговалась из-за цены.
И вот оказалось, что она двоюродная сестра Дава Пхути.
Мы поженились; она стала новой матерью моим детям, и за
это я в течение последовавших лет имел все основания
быть ей благодарным.
ГОРЫ СТОЯТ НА СВОИХ МЕСТАХ
Спустя две недели после женитьбы я уже отправился в
очередное путешествие. Боюсь, что Анг Ламу была не
очень довольна, но такова уж судьба шерпских жен.
Первый поход продлился недолго. Он не был даже
связан с восхождением. В годы войны в Индии собралось
много американцев, и во время отпуска они часто
приезжали в Дарджилинг. Один из них, подполковник
Тейлор, прибыл в Дарджилинг с разрешением на въезд в
Тибет; он нанял меня, чтобы я помог организовать поездку
и сопровождал его. Мы взяли двух лошадей для себя и
несколько мулов для багажа и двинулись - сначала по
долинам Сиккима, затем через высокие, овеваемые ветрами
перевалы. Нам нужно было недалеко, всего только до
Гьянцзе, одного из ближайших к границе городов, но до
тех пор я бывал в Тибете лишь в Ронгбуке и на Эвересте,
потому мне было не менее интересно, чем Тейлору. Он
держался очень приветливо и не раз повторял, что научит
меня водить "джип", если я приеду в Америку. С тех самых
пор я брежу "джипом", и, если у меня когда-нибудь
окажется столько денег, я обязательно куплю себе такую
машину: она лучше всего подходит для крутых дорог в
районе Дарджилинга.
Подполковник Тейлор был не только приветлив, но и
щедр. Позднее, когда кончилась война, он прислал мне
перед отъездом на родину двести рупий в качестве подарка.
Однако за ним еще остаются уроки вождения автомобиля, и
если я попаду в Америку, то предъявлю ему счет!
Наше путешествие продлилось всего два месяца.
Подобно подполковнику Тейлору, большинство
американцев, с которыми мне пришлось иметь дело,
предпочитало верховую езду пешему хождению; таким
образом, приобретя опыт в обращении с лошадьми, я
нашел новый способ зарабатывать на жизнь. Вернувшись в
Дарджилинг, я купил на свои читральские сбережения две
лошади и стал отдавать их напрокат. Некоторое время все
шло хорошо. Другие шерпы целыми днями носили грузы
по горам, а мне было достаточно отдать лошадей напрокат,
после чего я мог сидеть дома всю вторую половину дня.
Правда, я редко так поступал, потому что мне не
сиделось дома, хотелось чем-нибудь заняться. И вот я стал
одновременно работать проводником для туристов, как
делал это до войны. Помню, однажды я привел на восходе
на Тигровый холм семь американских леди, чтобы показать
им Эверест. Здесь были в этот момент и другие проводники
и туристы, причем проводники делали одну вещь, которую,
стыдно сказать, позволяли себе часто: они показывали
своим туристам не ту гору. Дело в том, что Эверест не
производит особенного впечатления с Тигрового холма. Он
лежит далеко, да к тому же отчасти заслонен вершинами
Лхоцзе и Макалу, которые кажутся больше, особенно
Макалу. Туристы обычно и принимают Макалу за Эверест,
а многие проводники поддакивают: "Да, это Эверест", -
им все равно, а объяснять лень. Мне подобные шутки не по
душе. Я рассказал своим семерым леди, где Эверест, и
объяснил, почему вершина кажется меньше других. Они
были так довольны моей честностью, что позже брали у
меня напрокат лошадей и рекомендовали меня своим
друзьям.
Дарджилинг тем и хорош, между прочим, что туда
постоянно приезжает много различных людей. Как-то
утром, идя по Човраста, главной улице города, я вдруг
увидел миссис Смитон, которую не встречал со времени
Тиридж Мира. С ней был незнакомый мне мужчина, и я
ждал, что она представит его мне. Когда же он заговорил, я
обнаружил, к своему удивлению, что это ее муж. Позднее
он рассказал, что во время войны был ранен пулей в нос,
чем и объяснялась перемена в его облике. Но характер
обоих супругов не изменился, они были все такие же
приветливые и дружелюбные. Смитоны пригласили меня
сопровождать их в течение недели в Калимпонг, и наше
знакомство возобновилось очень приятным образом.
Как и прежде, я водил туристов в небольшие походы к
близлежащим поселениям - Пхалут, Тонглу, Сандакпху.
Иногда эти походы оказывались поучительными не только
для них. Так, мне вспоминается одна английская чета,
которую я водил на Тигровый холм. Им захотелось
посмотреть побольше, мы взяли лошадей и направились в
Тонглу. Господина я помню очень смутно, но госпожа была
красива, особенно я обратил внимание на ее чудесную кожу
и красивые белые зубы. Вечером первого дня мы
остановились на ночевку в гостинице, а утром я, как
обычно, принес им воду для умывания и чай. Когда я
подошел к кровати госпожи, она поднялась и села. Я
подумал; "Господи, я не в ту комнату зашел!" Передо мной
была не молодая и красивая женщина, а морщинистая,
беззубая старуха. Я поставил кувшин и чайник и хотел
бежать. Но тут заметил на столике у кровати баночки с
кремом и пудрой и две красивые челюсти в стакане воды. Я
подумал: "А может быть?.." - но все-таки удрал. А когда
она вышла немного спустя, то была так же молода и
хороша собой, как накануне.
Весной 1946 года состоялась наконец моя первая за
много лет настоящая экспедиция. Ее целью был Бандар
Пунч, "Обезьяний хвост", в Гархвале. Получив
приглашение от моих старых друзей - мистера Гибсона и
мистера Мартина, я обрадовался, как мальчишка. "Ты снова
пойдешь в горы!" - только и мог думать я, и все внутри у
меня пело.
Итак, я отправился в Гархвал. Мы выступили в поход.
Вместе с нами шли: мистер Р. Холдсуорт, также учитель
Дун Скул, участник экспедиции 1932 года на Камет, майор
британской артиллерии Мунро и лейтенант индийской
армии Н. Д. Джайял, с которым мне предстояло
впоследствии познакомиться еще ближе. Однако нам и на
этот раз не повезло на Бандар Пунче. Погода стояла плохая;
все время валил густой снег. Тем не менее мы поднялись
почти до 5500 метров, на триста метров выше, чем в 1937
году. Я чувствовал себя превосходно, снова очутившись в
любимых горах.
- Мы еще вернемся. Придет день, когда мы поймаем
эту обезьяну за хвост, - сказал на прощание Гибсон.
- Только не следует больше называть эту гору
Обезьяний хвост, - ответил я, смеясь. - Отныне она
должна называться Дун-Скул-гора.
Странное дело с Канченджангой. Вот она, третья
вершина в мире, возвышается чуть ли не над самым
Дарджилингом, где я провел полжизни, постоянно видя ее.
И все же я не бывал на ней. Я много раз ходил на Эверест,
уезжал в Гархвал, в далекие горы Кашмира и Читрала и ни
разу не ходил на Канченджангу. Ни один шерп моего
поколения не поднимался на Канченджангу.
Поединок человека с Канченджангой начался давно. В
