1905 году небольшой швейцарский отряд пытался найти
путь к вершине и пропал без вести. Двадцать четыре года
спустя молодой американец Фэрмер задумал один взойти
на вершину, подобно Уилсону на Эвересте, но тоже погиб.
В том же, 1929 году и в течение двух последующих лет на
Канченджангу ходили три большие экспедиции: две
немецкие и одна швейцарская с участием нескольких
англичан и австрийцев. Смешанная экспедиция
предприняла а 1930 году попытку с непальской стороны.
Однако едва началось восхождение, как обрушилась,
вероятно, величайшая из лавин, когда-либо виденных
человеком. Казалось, весь склон горы сдвинулся с места, и,
хотя погиб лишь один шерп, отряд был настолько близок к
гибели, что альпинисты решили идти на другую гору. Обе
немецкие экспедиции - 1929 и 1931 годов - шли с другой
стороны, через Сикким и вверх по леднику Зему. Оба раза
неделями и месяцами делались попытки пробиться вверх по
большому ледовому гребню, известному под названием
Северо-Восточного гребня. В конце концов второй
экспедиции удалось достичь его наивысшей точки - 7900
метров, но путь к вершине так и не был найден. Двое
участников - один немецкий альпинист и шерп Чеден -
погибли, упав с высоты тысяча с лишним метров.
С тех пор никто не пытался взять Канченджангу,
несмотря на то что к ней так легко пройти из Дарджилинга.
Дело в том, что она ближе других больших вершин
расположена к равнине и Индийскому океану, из-за чего
погода на ней крайне неустойчива. Летний муссон дует
здесь особенно долго и сильно, нагоняя такие плотные
облака, что из Дарджилинга месяцами не видно вершины.
И в остальное время года соприкосновение
поднимающегося снизу теплого воздуха с холодным снегом
рождает частые бури и мощные лавины.
Канченджангу окружает много меньших вершин: Кабру,
Джанну, Симву, Джонсонг, Канг, Коктанг, Пандим. На
большинство этих гор поднимались альпинисты, и им
удалось взять несколько вершин. Правда, благодаря
меньшей высоте там не такие сложные условия. Но как бы
то ни было, я не думаю, чтобы альпинисты совсем
отказались от попыток взять третью вершину мира. За
последние несколько лет на нее ходило много
разведывательных групп в поисках новых, лучших путей, и
я не удивлюсь, если в скором времени будет снова
снаряжена большая экспедиция для взятия Канченджанга 13.
Сам я, повторяю, никогда не был на ней. Зато не один
раз побывал поблизости. Впервые - в 1935 году, когда
участвовал в заброске грузов для базового лагеря на Кабру.
А затем уже в 1946 году, по возвращении из Гархвала,
причем дважды на протяжении нескольких месяцев.
Первый из этих походов я совершил с майором
индийской армии Ридом. Мы вышли не на штурм вершин, а
для исследования больших ледников Зему и Ялунг и
восхождения к высокогорным перевалам этого района.
Кроме того, нам поручили попробовать найти тела
погибших альпинистов: годом раньше здесь проходили две
экспедиции, и в обоих случаях были человеческие жертвы
- лишнее доказательство опасности района. Одной из
экспедиций руководил капитан Лэнгтон Смит; вместе с
тремя шерпами он вышел на взятие вершины "Сахарная
голова", но исчез во время бурана. Из состава другой
экспедиции пропал К. Рой, директор бенгальского
лампового завода. Перед нашим выездом из Дарджилинга
его вдова, американка, просила нас попытаться отыскать
останки погибшего и доставить ей.
Мы обследовали район очень внимательно и
действительно нашли вскоре тело одного из носильщиков
капитана Смита. Он лежал около большой скалы,
неподалеку от озера Гринлейк. Рядом с ним сохранились
остатки костра, а под телом валялся чайник. Чуть подальше
мы подобрали в камнях пакеты с фотопленкой, которая
явно принадлежала капитану Смиту, однако не обнаружили
ни его самого, ни других носильщиков. В этом районе
много озер - я думаю, что они хотели перейти через такое
озеро по тонкому слою заснеженного льда и утонули.
Несколько позднее, возвращаясь с ледников, мы
наткнулись на тело мистера Роя, тоже недалеко от
Гринлейк. Кто-то пытался кремировать труп, но
безуспешно. Мы похоронили останки. Памятуя просьбу
миссис Рой, мы взяли с собой кусочек обуглившейся кости
и ручные часы ее мужа и доставили в Дарджилинг.
В этом походе мы занимались розысками тел погибших
только попутно. Но едва я вернулся, как ко мне обратился
капитан Торнлей из седьмого пехотного полка гуркхов. Он
выходил специально на поиски капитана Смита, и вскоре я
уже опять шел к Зему. С нами было еще шестеро шерпов.
По прибытии на место мы разбились на несколько групп;
начались многодневные поиски. Но на этот раз мы вообще
ничего не нашли. Во всяком случае, никаких следов
капитана Смита. Зато мы нашли следы йети.
Расскажу теперь все, что знаю о йети, "ужасном
снежном человеке". А знаю я не больше, если не меньше,
чем другие люди, долго жившие в Гималаях. Впервые я
увидел следы йети на леднике Зему в 1946 году; после этого
они попались мне только один раз - у подножия Эвереста,
когда я был там со швейцарцами в 1952 году. Я уже
упоминал, что мальчиком в Солу Кхумбу часто находил на
горных склонах и ледниках звериный помет и был уверен,
что он принадлежит йети. Сверх того я, конечно, слышал
много рассказов or отца и других.
Вот что рассказывал мне отец.
Впервые он встретился с этим странным животным на
леднике Барун, около горы Макалу, недалеко от Тсачу, где
я родился. Он столкнулся с ним неожиданно и так близко,
что видел его совершенно отчетливо. Йети напоминал
большую обезьяну, с той разницей, что у него были очень
глубоко лежащие глаза, а голова заострялась к макушке.
Тело животного покрывала сероватая шерсть, причем росла
она очень примечательным образом: выше пояса - вверх,
ниже пояса - вниз. Это была самка с отвислыми грудями,
ростом около метра двадцати сантиметров. Она
передвигалась на задних конечностях, придерживая груди
передними. Отец, конечно, испугался. Но и йети тоже.
Зверь вдруг круто повернул и стал карабкаться вверх по
крутому склону, издавая резкий свист, затем скрылся.
После этого отец долго ждал беды, потому что многие
утверждают, будто увидевший йети должен вскоре умереть.
Отцу, однако, повезло, он не умер. Но, по его словам, он
болел после этого случая почти целый год.
Впоследствии ему пришлось встретить йети еще раз. Это
было в 1935 году, когда он пришел через Нангпа Ла в
Ронгбук навестить меня во время моей первой экспедиции
на Эверест. Как-то он один остался ночевать в лагере 1 на
леднике; все остальные были либо в базовом лагере внизу,
либо в верхних лагерях. Утром, на рассвете, он услышал
пронзительный свист. Выглянув из палатки, отец увидел
довольно близко животное, которое шло по леднику с юга
на север. Отец, конечно, сильно перепугался. Он не хотел
смотреть на йети, но не решался и спрятаться в палатке,
потому что боялся, что тогда зверь подойдет ближе, а то и
войдет в палатку. В конце концов он решил остаться на
месте и простоял так, пока йети не спустился по леднику и
не скрылся из виду. После этого отец поспешил ко мне в
лагерь 2. Мы встретились, он обнял меня и сказал: "Я
проделал такой путь, чтобы повидать сына, а вместо этого
увидел йети". Но на этот раз он видел йети не так близко и
не болел потом.
По всем Гималаям среди горцев ходят истории об йети.
Трудно сказать, что правда, а что рождено воображением и
суеверием. В Солу Кхумбу рассказывают, что много лет
назад целая компания йети поселилась недалеко от деревни
Таргна. Местные шерпы строили дома и возделывали свои
поля, а по ночам или когда люди уходили, появлялись йети
и все разрушали и портили, так что потом приходилось
начинать сначала. Примечательно при этом, что йети
делали это не ради разрушения. Испортив все, они потом
пытались по-своему соорудить дома или устроить поля. Но,
конечно, у них ничего не получалось, и жители деревни
были просто в отчаянии. Застать животных им никак не
удавалось; тогда они придумали хитрость. Как-то раз
шерпы направились в одно место, где часто собирались
йети - об этом они узнали по помету, - и поставили там
много чаш с чангом, крепким шерпским пивом, а кругом
положили кхукри, кривые непальские ножи. Ночью йети,
как и было задумано, обнаружили чанг и выпили его. А
захмелев, собрали кхукри и принялись драться. Утром их
нашли почти всех мертвыми, и с тех пор жители Таргна
могли спокойно заниматься своими делами. Так
рассказывают люди.
Шерпы считают, что существуют йети двух родов:
"метрей", людоед, и "чутрей", который поедает только
животных. Из них чутрей якобы крупнее, напоминает
большого бурого медведя, только у него, как у всех йети,
ноги, мол, вывернуты задом наперед. Некоторые
европейцы и ученые так и считают, что йети не что иное,
как вид медведя. Известный ученый Джулиан Гексли
приехал как-то в Дарджилинг, и там я услышал от него
такое предположение. Другие же считают йети похожим на
большую обезьяну, таким описывал его и мой отец.
Лишь немногие утверждают, что видели йети своими
глазами. Местные горцы боятся встречи с ним, потому что
здесь распространено поверье, будто после такой встречи в
человека вселяется бес. Как я уже говорил, сам я не видел
йети - ни пьяного, ни трезвого, ни ходящего задом
наперед. Я не суеверен. Я не верю ни во что
сверхъестественное, не верю и во многие слышанные
нелепые истории. Однако я не думаю, чтобы мой отец был
лжецом и сочинил все на ходу. Бесспорно также, что следы,
которые я видел на леднике Зему в 1946 и около Эвереста в
1952 году, не были следами какого-либо известного мне
животного. Хотя я и не могу доказать этого, я уверен, что
йети существует. Думаю, что это зверь, а не человеческое
существо, что он выходит из своего логова только по
ночам и кормится растениями и мелкими животными,
обитающими на высокогорных лугах; скорее всего это
обезьяна еще неизвестного вида.
В 1954 году в район Эвереста выезжала на поиски йети
специальная англо-индийская экспедиция. Я охотно
сопровождал бы их, но, увы, не мог. Подобно многим
другим, они нашли следы и другие признаки, но только не
самих йети, и, хотя итог был обескураживающим, я думаю,
что это даже к лучшему. Люди пробрались в самые
отдаленные уголки земли, научились изготовлять
всевозможные вещи, сделали столько открытий, и, мне
кажется, это даже неплохо, что осталось хоть немного
такого, чего мы еще не знаем 14.
ПОРАЖЕНИЯ И ПОБЕДЫ
В первые послевоенные годы в Дарджилинге жилось
тяжело. Экспедиции приезжали редко, больших
восхождений и вовсе не устраивали. А с провозглашением
независимости Индии все смешалось. Американские
военные и чиновники уехали, других туристов не было; за
американцами последовали и многие англичане. Чайные
плантации приходили в запустение. С работой стало плохо,
нужда и безработица усилились.
В довершение всего у нас в семье появились еще и свои
трудности: моя теща болела и была прикована к постели
уже два года, а так как муж ее умер, то ухаживать за ней
приходилось нам. Я подолгу ходил без работы.
Читральским сбережениям пришел конец, и Анг Ламу одна
кормила всю семью. Некоторое время она работала в
качестве айя, няни, в разных семьях, потом сестрой у Смит
Бразерс, американских зубных врачей, которые много лет
практиковали в Дарджилинге. Я говорил ей тогда и
повторял не раз позже, что никогда не забуду, что она
сделала для всех нас в те трудные дни.
Как я уже говорил, Анг Ламу родилась в Дарджилинге. В
детстве она побывала в Солу Кхумбу, но почти ничего не
помнила и очень мало знала о примитивной жизни на моей
родине. Впрочем, ее семья, как и все шерпы, тоже жила
бедно. С восьми лет она узнала тяжелый труд: сначала
носила поклажу по городу, потом работала прислугой в
состоятельных семьях. Прислугой она была и тогда, когда я
познакомился с ней и мы торговались из-за молока. Но в
1938 году в жизни Анг Ламу произошла большая перемена.
Английская семья Уоллес, в которой она тогда работала,
возвратилась в Лондон и взяла ее с собой няней двоих
