- Дай мне руку... нет, не надо: тебе будет больно. Так я и не
сумела...
Он не понимал, что происходит. Надо было, наверно, сказать что-то,
чтобы разбить наваждение, но он не находил слов.
Она приподняла руку - тень жеста:
- У тебя звезды в волосах, смотри... а волосы - как снег...
Он начал осознавать. И лицо - лицо ее - нет, не ее, другое, юное,
незнакомое - почти как тогда, у спящей...
- Мне почему-то кажется - я тоже стала крылатой... Распахну крылья -
и поднимусь в небо... Мне всегда хотелось - самой... и буду лететь...
лететь...
Голос угасал.
- А сейчас так хочется спать... Ты только не уходи - ведь правда, ты
не уйдешь?..
Опустила ресницы.
- Только я больше не засну, как тогда... Я больше не забуду...
Пожалей меня, я не смогу больше... Не уходи... - уже засыпая. - Я
вернусь...
Дыхание ее было таким легким, что не поколебало бы, наверно, даже
пламя свечи. Оно становилось все тише и тише - и угасло...
КОРОЛЕВА ИРИСОВ. 512 ГОД ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ - 32 ГОД II ЭПОХИ
...Когда-то давно - так давно, что она сама уже забыла об этом - ей
казалось, что она все время сравнивает Его лицо с другим, похороненным в
глубинах памяти. Но эти черты были мягче; эти глаза излучали покой; эти
волосы ниспадали на плечи волной золотого света; этот голос струился
нежной убаюкивающей музыкой... И руки - о, эти прекрасные,
утонченно-нежные руки, по сравнению с которыми даже ее собственные иногда
казались жесткими и загрубевшими, и счастье, от которого почти
останавливается сердце - когда Он позволяет ей коснуться их, ощутить
губами благоуханное тепло кожи и холодок драгоценных перстней - стократ
более драгоценных, почти священных реликвий, ибо эти перстни украшают -
Его руки...
"Учитель. Возлюбленный Господин и Учитель мой..."
Сколько она помнила себя - с той поры, когда очнулась от бесконечного
колдовского сна - всегда была рядом с Ним, и первым, что увидела, было -
Его лицо, окруженное мягким золотым сиянием, прекрасное, мудрое и кроткое
лицо... И Он всегда был неизменно нежен и ласков с ней, одну среди всех
называл ее - своей ученицей, и не существовало для нее никого, кроме Него
- единственного, боготворимого...
"Прекрасны Ванъяр - но и лица дев их не сравнятся нежностью и
чистотою красок с лицом Его; и прекрасен возлюбленный мой, бел и румян,
лучше десяти тысяч других.
Голова Его - чистое золото; кудри Его волнистые, золотые, как свет
Древа Лаурэлин;
Глаза Его - как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие
в довольстве;
Щеки Его - цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы Его -
алые розы, источают текучую мирру...
Прекрасен Ты, возлюбленный мой, и пятна нет на Тебе...
И певцы златокудрые, что сидят у подножия трона Твоего, устыдятся
грубых голосов своих и умолкнут, едва заговоришь Ты...
О, если бы Ты был брат мне, тогда я, встретив Тебя, целовала бы Тебя,
и меня не осуждали бы;
Повела бы я Тебя, привела бы Тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня,
а я поила бы Тебя ароматным вином...
Положи меня, как перстень, на руку Твою, ибо крепка, как Престол
Творца Вседержителя, любовь моя. Большие воды не могут потушить любви, и
реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь,
то он был бы отвергнут с презрением..."
Воистину, и в Благословенной Земле кто может поспорить красотой,
величием и мудростью с Ним, Королем Мира? Что уж и говорить о Сирых
Землях... Правда, она никогда не видела их.
Амариэ Прекрасная рождена в Валиноре.
Амариэ. Имя - предвечный свет Благословенной Земли, звон драгоценных
капель, падающих с листвы Золотого Древа, цветом схожей с ее волосами.
Он сказал как-то - Мирэанна. Имя - искрящаяся россыпь бриллиантов.
Назвал так - и не ошибся; воистину - Драгоценный Дар, прекраснейшая среди
Ванъяр, чьи глаза - яснее неба Валинора, чьи волосы - медленный водопад
ясного золота...
Многие смотрят в восхищении на Амариэ Прекрасную; она - словно яркая
искра, зажигающая сердца любовью; но для нее - существует ли счастье выше,
чем сидеть у подножия трона в чертогах на вершине Таникветил и слагать
песни во славу - Того, единственного... Пожалуй, только один удостаивается
чести хотя бы иногда быть рядом с Амариэ Прекрасной: старший сын Финарфина
Златокудрого и Эарвен из Алквалондэ, потомок Избранника Валар Финве -
Финарато. Что? - ее родня? - ей нет до этого дела: к чему родство даже с
Королями Элдар той, что стала ученицей самого Короля Мира? Но Амариэ
Прекрасной льстит преклонение Финарато, одного из искуснейших мастеров и
певцов народа Нолдор.
О да, она была прекрасна, и сам Куруфинве Феанаро когда-то
заглядывался на нее, но ее пугали порывистость и неукротимость Огненной
Души: она избегала его. Правда, то, что гордый Нолдо быстро утешился и
даже предпочел ей какую-то Нэрданэл, огорчило Амариэ, но - ненадолго.
А потом - был освобожден из подземных казематов Мандоса Враг. Она так
и не видела его ни разу - почему-то страшилась; да и Король Мира, кажется,
не хотел этого.
...И угас свет Дерев, и мятежные Нолдор покинули берега Земли
Бессмертных, и стыла кровь на камнях Алквалондэ... И уходил в неизведанные
страшные Смертные Земли Финарато, унося в сердце тоску о несбывшемся
счастье, ибо слишком ясно читал он в душе своей возлюбленной, и в
беспечальной земле не было ему места...
Прощай, любовь моя, прощай:
Я ухожу в Забытый Край,
И клятва гонит, точно плеть,
И тяжесть - груз чужих грехов...
Пусть карою нам станет смерть,
Сильнее смерти - Арды зов.
Я выбираю страдания странствий,
Ты избираешь покой послушанья;
Мне - ледяной оскал Хэлкараксэ,
Тебе - улыбки Варды сиянье...
Познает цену жизни тот,
Кто боль и страх перенесет;
Познает цену красоты
Лишь тот, кто видел грязь и кровь,
И только в ненависти ты
Поймешь, как тяжела любовь...
Боги за все назначат цену
Равно - строптивым и покорным:
Мне - умирать без надежды в застенке,
Тебе - петь красу небес Валинора.
Смерть приведет меня назад,
И я взгляну в твои глаза,
И - что скажу тебе тогда,
Увидев в них - один покой?..
О беспечальная звезда,
Ты не разделишь скорбь со мной...
Будет встреча - жесточе разлуки,
Каждому будет свое воздаянье:
Мне - не-забвенья вечные муки,
Тебе - невинность непониманья...
Прощай.
- ...Учитель, я хочу посмотреть на него.
Манве ласково погладил золотые локоны Амариэ:
- Милое дитя, зачем это тебе? - мягкий голос ничем не выдавал
проснувшегося в душе полузабытого страха.
Девушка надула губки, как обиженный ребенок:
- Ну пожалуйста, Учитель, я хочу посмотреть!
- Это не доставит тебе удовольствия. Он... он некрасив.
"Но почему нет? Разве теперь она сможет его узнать? Да и не помнит
его уже... и - что ей вспоминать?"
- Но я хочу этого!
Король Мира вздохнул:
- Ученица моя, я не стану препятствовать тебе. Я не хотел лишь, чтобы
мое прекрасное милое дитя было опечалено подобным зрелищем. Обещай мне
только, что не будешь испытывать твердость своего сердца, если тебе будет
слишком тяжело.
- О, благодарю, благодарю, Учитель! - лицо Амариэ радостно вспыхнуло,
она удивительно грациозным движением опустилась на колени, схватила руку
Короля Мира и припала к ней горящими губами.
...Не оступиться. Не упасть. Выдержать.
Сдавленный вскрик.
Он обернулся.
Это лицо. Эти глаза. Он помнил их всех, узнавал их - даже взрослыми,
даже ставшими - Эльфами Света.
Йолли, Королева Ирисов, тоненький стебелек... Йолли?..
Красивое нежное лицо искажено гримасой ужаса и отвращения.
Этот безглазый урод и есть тот, кто смел называть себя - братом
Короля Мира?! Если бы не неодолимый - до тошноты - ужас, швырнула бы
камнем в ненавистное омерзительное лицо, которое и лицом-то вряд ли можно
назвать... Тварь, тварь, чудовище, порождение бреда... а тут еще это
отродье бездны повернулось к ней и смотрит жуткими черными провалами
глазниц, смотрит прямо в глаза...
Она рванулась прочь, давясь беззвучным криком, слепо натыкаясь на
кого-то, не видя ничего расширенными от страха глазами - добежать, упасть
к ногам, спрятать лицо в складках лазурно-золотых одежд... "Учитель,
господин мой, спаси меня, помоги мне!.."
Все верно. Нелепо надеяться, что она узнала бы его - таким: в нем
ведь ничего прежнего уже не осталось, ничего, что может помнить Йолли.
Безглазый урод. Все верно, девочка. Он горько усмехнулся про себя: сам
Король Мира не придумал бы лучшей мести. Что боль в сравнении с этой
встречей, с не-узнающим, полным доводящей до безумия брезгливости и
страха, взглядом той, что была - последней Королевой Ирисов...
Выдержать.
Не оступиться. Не упасть. Не закричать, только не закричать, только
бы...
Они не должны увидеть этого.
Выдержать.
Выдержать.
Выдержать.
- ...Учитель... Ох, Учитель... - она горько всхлипывала, уткнувшись
лицом в его колени.
- Ну, что ты, дитя мое, успокойся...
- Этот... он... он посмотрел на меня... о-о...
Холодок пробежал по спине Короля Мира, но он взял себя в руки: бред,
она не могла узнать. Не могла! Нечего ей уже узнавать!
- Я ведь предупреждал тебя, дитя мое: не нужно было тебе видеть его.
- Да, да, Ты прав, Господин мой, Ты прав...
Она подняла голову, невольно вспыхнув; в ее взгляде, устремленном
снизу вверх в прекрасный лик Короля, не было привычного смирения - его
место заняла жгучая ненависть. Она внезапно оскалилась, стиснув маленькие
кулачки:
- За одно то, что он посмел назваться Твоим... - поперхнулась словом
"брат", - за одно это... если бы... я бы сама глаза вырвала!
Это заставило Манве вздрогнуть. И в первый раз благоговейная
преданность его ученицы, выплеснувшаяся в этой неожиданно яростной
вспышке, испугала его. Он не хотел, чтобы сейчас она оставалась рядом, он
почти боялся ее в это мгновенье.
Король Мира быстро встал. Прошелся по залу взад-вперед, глядя куда-то
мимо нее. Остановился.
- Иди в Сады Ирмо... Амариэ. Пусть сон изгонит из твоей души это
страшное воспоминание и вернет покой твоему сердцу.
Она застыла на коленях, глядя на него широко распахнутыми глазами, а
через мгновение дрожащим комочком прижалась к его ногам и зашептала сквозь
слезы:
- Учитель, не гони меня... Лучше убей... Господин мой, Повелитель
мой, смилуйся, убей меня... Я ведь люблю Тебя... не гони...
Эта отчаянная мольба тронула Короля Мира. Он поднял ее за плечи -
умоляющие, покрасневшие от слез глаза безмолвно кричат о пощаде, пухлые,
по-детски нежные губы дрожат, руки - молитвенным жестом сложены на груди.
- Что ты, - как мог, мягко ответил он. - Как же я могу прогнать свою
любимую ученицу...
Отчаянно-счастливое лицо:
- Правда? Ты не гневаешься на меня, Учитель?
Манве молча улыбнулся.
- Если Ты хочешь, я пойду к Ирмо... Я вернусь и принесу Тебе цветов,
